Утром выпила стакан сока вместо завтрака — есть совершенно не хотелось — и пошла на работу, хотя Пестов не советовал этого делать. Как всегда, он оказался прав, приходить в контору мне не следовало, хотя Люся мне обрадовалась, но она была, пожалуй, единственной. В кабинете шефа обосновался Герман, теперь он имел на это право, поскольку остался в конторе старшим по должности. Он бросил мне несколько реплик, суть которых сводилась к тому, что мне теперь здесь делать нечего и лично он против моего присутствия. Если бы с шефом было все в порядке, я получила бы столь необходимый конвертик с деньгами, а теперь мне никто и не собирался его предлагать. А ведь я проработала здесь месяц. Получалось, что фирма попользовалась мной, а потом выкинула за ненадобностью, даже не заплатив. Ну и халявщики! И вдруг на меня снизошло озарение: а ведь то же самое, только куда в большем масштабе, проделали с Ильей! Фирма шла ко дну, он ее спас, вложил в нее свои деньги, свои силы и ум, и теперь он уже не был нужен, а что делают с тем, кто не нужен? Убирают! Кажется, не подвел Пестова нюх: эта операция с отравленной водой была, скорее всего, многоходовой, и я была намечена отнюдь не главной жертвой. А еще более он прав в том, что все нити ведут наверх, именно там сидят кукловоды, а в фирме только куклы, включая Германа!

Я шла домой, а все эти мысли кружились роем в голове. Несчастная горластая Алла, она лишь жалкая пешка в чьей-то грязной игре, ее конечно же подставили, и подставил эту дурочку не кто иной, как ее любимый начальник Герман. Алла человек ума не блестящего, но не настолько же, чтобы незаметно подсунуть эти злосчастные бутылки, ходила с ними по всей конторе, привлекая к себе внимание, она явно не имела понятия, что вода отравлена. Да и что ей за интерес меня травить? Моральное удовлетворение? Никакое моральное удовлетворение не перевесит тюрьмы. Теперь понятно, зачем Герман приглашал меня в ресторан, а потом рассказал об этом Алле, именно для того, чтобы та устроила мне сцену ревности. Эта глупышка и в самом деле развлекала публику безобразной сценой, теперь и мотив покушения налицо, мотив старый как мир — ревность, и свидетелей хоть отбавляй. Разыграно все как по нотам. Правда, из моих рассуждений следует, что намеченная жертва целиком и полностью я, но это лишь на первый взгляд, да и потом, откуда мне знать, какие еще шаги будут сделаны? Дома я открыла шкатулку, взяла золотые украшения и положила их в сумочку. Машину быстро не продашь, да и зачем вообще ее продавать, когда я ею все время пользуюсь, лучше продать побрякушки, которые лежат без всякой пользы. Никаких колебаний у меня не было, в кошельке лежало двести рублей — и это все мои деньги. Если даже Пестов устроит меня на работу с понедельника, на что я буду жить месяц или даже больше, пока наконец что-то получу на новом месте? Я рассчитывала, что получу за серьги, браслет и колье приличную сумму, которая позволит мне пусть скромно прожить полтора-два месяца. Я ошиблась, денег за гарнитур отвалили гораздо больше, чем я ожидала, причем ювелир, купивший его у меня, был доволен, значит, рассчитывает при его продаже сорвать неплохой куш. Пусть себе срывает, ведь он и меня не обидел. По пути домой я заехала в магазин, ведь у меня снова были деньги, шиковать не стала, купила свежие фрукты и овощи, у меня все кончилось. С Пестовым мы встретились у моей двери. Я быстро приготовила салат и омлет, есть хотелось по-страшному, ведь целый день ничего не ела.

— Я вижу, ты повеселела, Ася? Как на работе, что слышно о шефе?

— Прошлась по морозу, нагуляла аппетит, садитесь и давайте перекусим, я просто умираю от голода! А на работе ничего. То есть, может быть, и есть какие-нибудь известия, но я не знаю, меня оттуда выгнали.

— Конечно же не заплатив?

— Конечно.

— Знаешь что? На этот раз ты возьмешь у меня деньги, не отвертишься. Ты же знаешь, что даю я их тебе без всякой задней мысли и отнюдь от этого не обеднею.

— Знаю, но у меня есть деньги.

— Врешь! Ох, Ася, Ася! Я ведь насквозь тебя вижу, нет у тебя денег.

— Плохо видите, деньги у меня есть, что, не верите? Могу показать.

— Покажи.

Я раскрыла сумочку и показала ему.

— Откуда?

— Золото продала. — Видя, что он разозлился, я быстро продолжила: — Ну что вы заводитесь из-за всякой ерунды? Оно мне было не нужно, я бы никогда его не надела.

Пестов понял, что я говорю правду, успокоился, принялся за омлет и сменил тему разговора:

— Мне звонил Сергей Львович, помнишь его? Наташа просит разыскать тебя, ты ей свой телефон не оставила, сказала, что сама позвонишь, но, видимо, не звонила, вот она и ищет тебя. А Сережа нервничает, говорит, что жена который день находится в возбужденном состоянии, а когда он хотел дать ей таблетку успокоительного, которое она всегда раньше принимала, она ее выкинула и заявила, что больше ничего принимать не будет. Он просто не знает, что и думать.

Я засмеялась и сказала, что Сергей Львович напрасно, как я полагаю, беспокоится, все хорошо, завтра я позвоню Наташе и поговорю с ней.

— Вот и отлично, но только с дачи.

— Что — с дачи? — не поняла я.

— Звонить будешь с дачи. Завтра же суббота, мы все едем на дачу, и ты с нами.

Глава 26

ПОКУШЕНИЕ

На даче было почти так же, как и в прошлый раз: запах дров и сугробы чистого снега, но была еще Марина, ее отпустили на выходные домой, при ней была медсестра. На окружающее Маринка не реагировала, только морщилась, если Валерик слишком шумел. Мне, кроме «здравствуй», не сказала ни слова, причем было не похоже, чтобы она обижалась на меня, скорее ей все было безразлично. Она сидела в кресле перед включенным телевизором. Валерик даже не пытался подойти к матери, видно, совсем отвык от нее. Мать уже полгода то гуляла где-то дни напролет, то лечилась в клинике, и ее заменила бабушка.

И снова мы катались на лыжах сначала с Валериком, а когда он, бросив нас, убежал домой, мы с Алексеем Степановичем пошли вдоль берега речки к дальнему лесу.

— Ты уже звонила Наташе?

— Нет еще, некогда было, Валерик сразу повис на мне, после обеда позвоню обязательно.

— Сергей, можно сказать, на ушах стоит, а ты смеешься и уверяешь, что все в порядке, ну чего молчишь? Скажи, не томи душу!

— Ну-у! Будто у вас душа есть? — засмеялась я.

— А то! Что я тебе, монстр какой?! Давай, давай, колись! А не то сейчас всю в снегу изваляю и за шиворот снега натолкаю.

— Да вы просто садист! Все, все, сдаюсь! Дело в том, что я предполагаю, заметьте себе, только предполагаю, что Наташа беременна.

— Наташа? Чепуха! Ты, наверно, не знаешь…

— Знаю, знаю, — перебила я его, — Наташа мне говорила, но жизнь штука непростая, и все в ней возможно.

— Хорошо! Допустим, что она беременна, хотя я не верю в такие чудеса, но тогда почему об этом не знает ее муж, который так ее любит и так с ней носится, зато знаешь ты?

— Давайте не будем говорить об этом, подождем подтверждения от самой Наташи. А теперь ваша очередь колоться. Вы узнали что-нибудь об Илье и вообще об этом деле?

— Илья все еще находится в реанимации в тяжелом состоянии, без сознания, но есть надежда, что выкарабкается. Теперь о воде. В нее всыпали очень сложное по составу лекарство или несколько лекарств, и эта пакость вызвала у него паралич дыхания и почти полную остановку сердца. Аллу допрашивают, но что она там поет, узнать пока нет возможности, а знать это надо, поэтому я нанял для нее хорошего адвоката, надеюсь, что если не в понедельник, то во вторник он добьется, чтобы ее отпустили под подписку о невыезде. За Германом присматривают, но пока он ведет себя тихо.

— Конечно, что он, идиот? Он теперь долгое время будет тихим. Чего ему теперь суетиться? Фирму он себе уже хапнул. Вряд ли вы под него подкопаетесь.

— Ну не здесь, так в другом месте, но я раскопаю всю эту мусорную кучу, будь уверена. Ну что притихла? Или не веришь мне?

— Лично вам я верю, но возможности любого человека ограниченны, а этот Герман та еще лиса! Знаете, перед уходом я посмотрела ему в глаза, так вот — он совершенно уверен в себе и ничего не боится. Когда такой умный и хитрый человек настолько спокоен, значит, к нему нельзя подкопаться.

— Ася, ты же сама только что сказала, что возможности любого человека ограниченны, это относится как ко мне, так и к нему. С тех пор как ты мне все рассказала, у меня такое ощущение, что эта гнида бросила вызов лично мне, хотя мы и не знакомы. Так что мы еще посмотрим, кто кого.

Мы повернули уже в сторону дома, поэтому я спросила:

— Алексей Степанович, вы говорили что-то о работе неделю назад, а теперь молчите, так есть для меня работа или нет?

— А ты торопишься?

— Тороплюсь.

— С чего бы такая срочность? Деньги у тебя есть, сама недавно хвасталась!

— Кроме того, что скучно сидеть без дела, деньги имеют тенденцию быстро кончаться, вот пока этого не произошло, я и тороплюсь найти работу. Вижу по вашему лицу, что хотите предложить рассчитывать на вас, ваш кошелек и ваше доброе отношение ко мне. Поверьте, я все это очень ценю, но если хотите мне помочь, найдите мне работу, неужели совсем ничего нет?

— Да есть одно место, но я не думаю, что оно тебе понравится.

— Ну, говорите же, говорите!

— Работа в турагентстве, если ты согласна, то можешь хоть в понедельник начинать. В качестве документа возьми Аськин паспорт, я договорился.

— Турагентство? А почему, собственно, мне эта работа не должна понравиться? Уж во всяком случае, скучной ее не назовешь.

— Да, конечно, не рутина, но все дело в том, что это агентство не какая-нибудь солидная фирма с постоянной клиентурой. Фирма открылась всего год назад и обслуживает в основном людей с ограниченными доходами, которые тоже хотят мир посмотреть и себя показать и при этом стремятся за небольшие деньги иметь максимум развлечений. На такой работе ты будешь иметь много хлопот и мало денег.