Джонни понимал, что должен остаться, утешить Мару, но не находил слов.

Он поступил как трус – вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Потом спустился по лестнице и, не обращая ни на кого внимания, стал проталкиваться к выходу. В прихожей он схватил куртку и вышел.

Стемнело, но звезд на небе не было. Их скрывали облака. Прохладный ветерок налетел на деревья, растущие на границе участка, и их толстые сучья раскачивались, словно в танце.

В ветвях над его головой на веревках были подвешены стеклянные банки с черными камешками и свечами внутри. Сколько ночей они с Кейт просидели под тиарой из огоньков, слушая, как волны бьются о берег, и разговаривая обо всем на свете!

Джонни ухватился за перила крыльца, боясь упасть.

– Привет!

Услышав голос Талли, он удивился и одновременно почувствовал раздражение. Ему хотелось побыть одному.

– Ты не стал со мной танцевать, – сказала Талли, приближаясь к нему. Она завернулась в синее шерстяное одеяло, края которого волочились по земле у ее босых ног.

– Должно быть, это перерыв, – сказал Джонни, поворачиваясь к ней.

– Что ты имеешь в виду?

Джонни почувствовал запах текилы. Интересно, насколько она пьяна?

– Шоу Талли Харт с ней самой в главной роли. Видимо, сейчас перерыв в твоем шоу?

– Кейт хотела, чтобы сегодня было весело. – Талли отшатнулась от него, она дрожала.

– Не могу поверить, что ты не пришла на ее похороны, – сказал Джонни. – Это разбило бы ей сердце, будь она жива…

– Кейт знала, что я не приду. Она даже…

– Считаешь, это нормально? Тебе не кажется, что для Мары было важно, чтобы ты была рядом? Или крестная дочь тебе безразлична?

Не дожидаясь ответа Талли – да и что она могла сказать, – Джонни повернулся и пошел к дому.

Джонни понимал, что разозлился несправедливо. В другое время, в другой, прежней, жизни он обязательно бы извинился. Кейт бы этого хотела, но теперь это было выше его сил. Все силы уходили на то, чтобы держаться на ногах. Его жена умерла сорок восемь часов назад, а в нем уже проявилось все худшее, что в нем было.

3

Той ночью, в четыре часа, Джонни отказался от попыток заснуть. Неужели он думал, что сможет найти покой в ночь после похорон жены?

Отбросив одеяло, он выбрался из постели. Дождь громко барабанил по крыше, и этот звук разносился по всему дому. У камина в спальне он коснулся выключателя, и голубые и оранжевые языки пламени с шипящим звуком лизнули искусственное полено. Джонни почувствовал слабый запах газа. Несколько минут он стоял перед камином и смотрел на огонь.

А потом его словно понесло течением. Это было самое подходящее слово, которым он мог описать свои странствия из комнаты в комнату. Несколько раз Джонни обнаруживал, что стоит в каком-то месте и смотрит на что-то, но не помнил, как сюда попал и зачем.

Он закончил свое путешествие в спальне. Ее стакан с водой все еще стоял на ночном столике, рядом лежали очки для чтения и варежки, которые Кейт надевала в последние дни, потому что все время мерзла. Он слышал – так же отчетливо, как звук собственного дыхания, – ее слова: «Ты был создан для меня, Джон Райан. Два десятка лет я любила тебя – как дышала». Это она сказала ему в последнюю ночь. Они лежали рядом, и он обнимал ее – Кейт сама была слишком слаба и не могла ответить на его объятие. Джонни помнил, как уткнулся лицом ей в шею и прошептал: «Не покидай меня, Кейт. Не сейчас».

Даже тогда, когда она умирала, он подвел ее.

Джонни оделся и спустился вниз.

Гостиную наполнял тусклый серый свет. Капли воды срывались с карнизов, образуя полупрозрачную пелену. В кухне на столе стояла перемытая посуда, а ведро заполнено бумажными тарелками и разноцветными салфетками. Холодильник и морозильник были заставлены контейнерами, укрытыми фольгой. Его теща сделала все, что нужно, пока он прятался в темноте и одиночестве.

Джонни включил кофеварку и попытался представить свою новую жизнь. Но видел лишь пустое место за обеденным столом, машину с другим водителем, отвозящую детей в школу, приготовленный другими руками завтрак.

Будь хорошим отцом. Помоги им справиться с этим.

Облокотившись на стол, он стал жадно глотать кофе. Наливая третью чашку, Джонни почувствовал прилив адреналина. Руки задрожали, и он заменил кофе апельсиновым соком.

Сначала кофеин, затем сахар. Что следующее, текила? Он не принимал сознательного решения уйти, просто почувствовал, что его уносит из кухни, где каждый квадратный дюйм напоминал о жене – ее любимый лавандовый лосьон для рук, тарелка с надписью: «ТЫ САМЫЙ ЛУЧШИЙ», которую она доставала при любых успехах детей, кувшин для воды, который ей перешел в наследство от бабушки и которым пользовались только в особых случаях.

Почувствовав, что кто-то тронул его за плечо, он недовольно поморщился.

Рядом с ним стояла Марджи, его теща. Она была полностью одета – джинсы, теннисные туфли и черная водолазка. Она через силу улыбалась.

Подошел Бад и встал рядом с женой. Он выглядел на десять лет старше Марджи. За последний год тесть стал еще молчаливее, хотя и раньше его нельзя было назвать разговорчивым. Бад стал прощаться с Кейти задолго до того, как остальные признали неизбежное, и теперь, когда она ушла, казалось, совсем лишился голоса. Как и на жене, на нем была повседневная одежда – джинсы на ремне с большой металлической пряжкой, которые подчеркивали выпирающий живот, клетчатая рубашка. Волосы у него заметно поредели, но их количество компенсировали кустистые брови.

Все молча прошли на кухню, где Джонни налил тестю и теще по чашке кофе.

– Кофе. Слава богу! – хрипло произнес Бад и обхватил чашку своими узловатыми пальцами.

– Через час Шон должен быть в аэропорту. Мы отвезем его, а потом можем вернуться и помочь, – сказала Марджи. – Останемся с тобой столько, сколько потребуется.

Джонни захлестнула волна нежности. Марджи понимала его лучше, чем его собственная мать, но теперь он должен справляться сам.

Аэропорт. Вот он, выход.

Сегодня не просто еще один день, и Джонни не мог делать вид, что все идет своим чередом. Он не в состоянии покормить детей, отвезти их в школу и отправиться на работу на телестанцию, продюсируя убогие развлекательные программы или передачи, которые не могут изменить ничью жизнь.

– К черту, мы уедем отсюда, – решительно сказал он.

– Да? – удивилась Марджори. – Куда же?

Он ответил первое, что пришло в голову:

– На Кауаи  [4].

Кейти любила Гавайи, и они давно собирались поехать туда с детьми.

Марджи пристально посмотрела на него сквозь свои очки.

– Бегство ничего не изменит, – произнес Бад.

– Знаю. Но здесь я просто погибну. На что ни посмотришь…

– Я понимаю тебя, – проговорил тесть.

– Чем мы можем тебе помочь? – Марджи коснулась его руки.

Теперь, когда у Джонни созрел план – пусть несовершенный и зыбкий, – ему стало легче.

– Я займусь бронированием билетов. Не говорите детям. Пусть поспят.

– Когда вы уезжаете?

– Надеюсь, сегодня.

– Тебе надо позвонить Талли и предупредить ее. Она собиралась вернуться сюда в одиннадцать.

Джонни автоматически кивнул, но в данный момент Талли занимала его меньше всего.

– Ладно. – Марджи хлопнула в ладоши. – Я пока освобожу холодильник и переставлю все кастрюльки в морозильник в гараже.

– А я отменю доставку молока и позвоню в полицию, – сказал Бад. – Пусть приглядят за домом.

Джонни об этом даже не подумал. Подготовкой к путешествию всегда занималась Кейт.

– Иди, займись бронированием. – Марджи похлопала его по руке. – Мы тебя прикроем.

Поблагодарив тестя с тещей, Джонни направился в свой кабинет и включил компьютер. Все заняло меньше двадцати минут. В шесть пятьдесят он уже купил билеты на самолет, арендовал машину и снял дом. Осталось одно – сообщить детям.

Сначала он направился в спальню мальчиков в другом конце коридора. Подойдя к двухъярусной кровати, Джонни увидел, что братья, обнявшись, спят на нижней койке, словно пара щенков.

– Эй, Скайуокер, просыпайся. – Джонни взъерошил жесткие каштановые волосы Лукаса.

– Я хочу быть Скайуокером, – сонно пробормотал Уильям.

Джонни улыбнулся.

– Но ты же Завоеватель, разве не помнишь?

– Никто не знает, кто такой Вильгельм Завоеватель, – сказал Уильям, садясь на постели. На нем была сине-красная пижама с изображением Человека-паука. – Для этого нужна видеоигра.

Лукас тоже сел и обвел комнату затуманенным взглядом.

– Уже пора в школу?

– Сегодня школы не будет, – ответил Джонни.

– Потому что мама умерла?

Джонни поморщился:

– Наверное. Мы летим на Гавайи. Научу своих детей кататься на серфе.

– Ты сам не умеешь, – сказал Уильям, все еще хмурясь. Он уже превратился в скептика.

– Умеет. Правда, умеешь, папа? – Лукас с надеждой смотрел на отца – он был из породы доверчивых.

– Через неделю научусь, – пообещал Джонни, и мальчики с радостными криками запрыгали на кровати. – А теперь – чистить зубы и одеваться. Через десять минут я вернусь, и мы будем паковать чемоданы.

Мальчики спрыгнули с кровати и помчались в ванную, толкая друг друга локтями. Джонни вышел из комнаты и двинулся дальше по коридору.

Постучав в дверь спальни дочери, он услышал ее бесцветный голос: