– Нет, – тихо говорю я и смотрю на него. – Я не пьяная. У меня приступы паники. У меня есть рецепт…
Он соединяет мне руки и надевает наручники.
Наручники!
– Подождите, – вскрикиваю я, пытаясь придумать какое-то объяснение. Но полицейский не слушает и ведет меня к патрульной машине. – У меня рецепт, – тихим, испуганным голосом повторяю я. – Из-за приступов паники.
Он зачитывает мне мои права, сообщает, что я арестована, а потом достает мои водительские права, пробивает в них дырку и запихивает меня на заднее сиденье патрульной машины.
– Послушайте, – хнычу я, когда полицейский садится за руль. – Не делайте этого. Пожалуйста. Сегодня же сочельник.
Он не произносит ни слова, и мы уезжаем.
У полицейского участка он помогает мне выйти из машины и, поддерживая под локоть, ведет к зданию.
В эту снежную праздничную ночь людей тут немного, и я этому рада. Стыд все больше охватывает меня. Неужели я такая дура? Женщина с фигурой, напоминающей кирпич, заводит меня в комнату и обыскивает с головы до ног, словно какого-то террориста.
С меня снимают драгоценности, отбирают личные вещи, потом записывают в книгу и берут отпечатки пальцев. Потом фотографируют.
Я чувствую, что у меня текут слезы и еще до того, как капли падают на пол, понимаю, что мои слезы уже ничего не изменят.
Сочельник в тюремной камере. До такого я еще никогда не доходила.
Я сижу на крашеной бетонной скамье в камере предварительного заключения, одна, сгорбившись под ярким светильником. Все же лучше, чем смотреть на решетку. В комнате напротив моей камеры несколько усталых мужчин и женщин в полицейской форме сидят за столами, уставленными одноразовыми стаканчиками из-под кофе, семейными фотографиями и рождественскими украшениями; они оформляют какие-то документы и переговариваются.
Время приближается к одиннадцати – это самые долгие часы в моей жизни. Массивная женщина-полицейский подходит к двери камеры и отпирает ее.
– Мы поставили вашу машину на штрафную стоянку. Вы можете идти, если кто-нибудь за вами заедет.
– Я могу вызвать такси?
– Извините, нет. Мы еще не получили результаты токсикологического анализа и не имеем права просто вас отпустить. Вызовите кого-нибудь из близких.
Внезапно пол, на котором я стою, уходит у меня из-под ног, и я понимаю, что ситуация стала еще хуже.
Лучше я проведу в тюрьме ночь, чем в сочельник позвоню Марджи и попрошу забрать меня из тюрьмы.
Я смотрю на доброе, изрезанное морщинами лицо женщины. И понимаю, что этот праздничный вечер ей тоже хотелось бы провести совсем в другом месте.
– У вас есть семья? – спрашиваю я.
Похоже, она удивлена моим вопросом.
– Да, – говорит она, смущенно откашлявшись.
– Наверное, вам не очень-то приятно быть на работе в такой день.
– Я должна радоваться, что у меня вообще есть работа.
– Понимаю, – вздыхаю я.
Мне в голову приходит только одно имя. Сама не знаю почему.
– Десмонд Грант, – говорю я. – Врач отделения неотложной помощи в больнице Святого Сердца. Он может приехать. Номер его телефона у меня в сумочке.
Женщина кивает:
– Тогда звоните.
Я медленно встаю, чувствуя себя стертой и тупой, как кусок исписанного мела. Мы идем по коридору, выкрашенному больничной зеленой краской, в комнату, заставленную пустыми столами.
Женщина протягивает мне мою сумку. Я роюсь в ней, не обращая внимания на трясущиеся руки (теперь мне бы не помешал ксанакс), и выуживаю и телефон, и карточку с номером.
Под бдительным взглядом женщины я набираю номер и жду, затаив дыхание.
– Алло?
– Десмонд? – Мне с трудом удается говорить громко. Я уже жалею, что позвонила. Он не поможет. С какой стати?
– Талли?
Я молчу.
– Талли? – повторяет он. Голос у него встревоженный. – С вами все в порядке?
В глазах начинает щипать, на них выступают слезы.
– Я в тюрьме округа Кинг, – шепчу я. – Управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. Но я ничего не пила. Это недоразумение. Они меня не отпускают, пока кто-то за меня не поручится. Я понимаю, что беспокоить вас в сочельник…
– Еду, – говорит он, и я чувствую, как по щекам текут горячие слезы.
– Спасибо.
Я откашливаюсь и отключаю телефон.
– Сюда, – говорит женщина. Она слегка подталкивает меня, просто чтобы напомнить, что пора идти. Я следую за ней в другую комнату; она большая и полна людей, даже в эту праздничную ночь.
Я сижу на стуле у дверей, не обращая внимания на череду пьяниц, мелких воришек и беспризорников, которых приводят сюда каждые несколько минут.
Наконец дверь открывается, и я вижу Десмонда, за его спиной кружится снег. Длинные волосы побелели от снежинок, на плечах мокрые пятна от тающего снега, тонкий нос покраснел.
Я встаю. Ноги меня не держат, я чувствую себя уязвимой и несчастной. Мне ужасно стыдно.
Он идет ко мне через всю комнату, и полы его длинного черного пальто развеваются, словно крылья.
– Как вы?
Я смотрю на него:
– Бывало и лучше. Простите, что позвонила вам так поздно. И в Рождественский сочельник. И ради этого. – От стыда у меня перехватывает горло, и я с трудом сглатываю.
– Все равно у меня через десять минут заканчивалась смена.
– Вы работали?
– Подменяю тех, у кого семьи. Куда вас отвезти?
– Домой, – отвечаю я. У меня одно желание – оказаться в своей постели. И заснуть так глубоко, чтобы забыть об этом кошмаре хотя бы на одну ночь.
Он берет меня под руку и ведет к машине, которая с нарушением правил припаркована перед зданием. Я называю адрес, и мы молча проезжаем несколько кварталов.
Машина останавливается у дверей моего дома. У машины сразу же появляется швейцар в ливрее.
Десмонд поворачивается ко мне.
Я вижу вопрос в его глазах. Честно говоря, мне не хочется его приглашать. Тогда придется улыбаться, вести светский разговор и делать вид, что все хорошо, но разве я могу дать ему от ворот поворот после того, как он приехал за мной?
– Не хотите зайти и что-нибудь выпить?
Его вопросительный взгляд нервирует меня.
– Ладно, – наконец соглашается он.
Я открываю дверцу машины и выскакиваю так быстро, что едва не падаю. Швейцар мгновенно оказывается рядом и подхватывает меня.
– Спасибо, – бормочу я и отстраняюсь.
Не дожидаясь Десмонда, я иду через вестибюль – каблуки громко стучат по каменному полу – и нажимаю кнопку лифта. Не нарушая молчания, мы поднимаемся на мой этаж; с зеркальных стен кабинки на нас смотрят наши отражения.
Я открываю дверь квартиры и впускаю его. Он идет за мной по коридору в гостиную, из окна которой открывается великолепный вид на ночной город; с черного неба падает снег, и снежинки подсвечиваются разноцветными городскими огнями.
– Вино?
– А может, кофе для нас обоих?
Злюсь ли я на него за напоминание о случившемся со мной? Да, злюсь.
Я иду в кухню и включаю кофеварку, и пока кофе варится, скрываюсь в ванной. И ужасаюсь своему виду. Волосы слиплись и завиваются от снега, лицо бледное и усталое, без всякой косметики.
Боже милосердный.
Я открываю аптечку, нахожу коробочку с ксанаксом, глотаю таблетку. Затем возвращаюсь в гостиную. Десмонд обнаружил проигрыватель компакт-дисков и включил рождественскую музыку.
– Я удивлен, что вы мне позвонили, – говорит он.
Ответ на это настолько жалок, что я молчу. Сажусь на диван, почти падаю. События этой ночи разом наваливаются на меня, и я просто не держусь на ногах. Таблетка не помогает. Я чувствую приближение паники.
– Десмонд Грант, – говорю я, чтобы просто нарушить молчание. – Несколько лет я спала с парнем по имени Грант.
– Ага.
Он подходит ко мне, садится рядом. Так близко, что я чувствую металлический запах от тающего на шерсти снега и аромат кофе в его дыхании.
– Что значит «ага»? – Меня нервирует его пристальный взгляд.
– Большинство людей сформулировали бы это по-другому, использовали бы слова «любовь», «встречаться», «бойфренд» или «отношения» для описания того, с кем ты спал не один год.
– Я журналист. Привыкла тщательно подбирать слова. Я с ним спала. Не встречалась и не любила.
– Вы говорили, что однажды были влюблены. Возможно.
Мне не нравится, какой оборот принимает наш разговор. Я и так выгляжу достаточно жалко со всем этим арестом.
– Мне было девятнадцать. Ребенок.
– Что произошло?
– Я не осознавала, что любила его, пока мне не исполнилось сорок. – Я пытаюсь улыбнуться. – Такие вот дела. Лет шесть назад он женился на женщине по имени Диана.
– Наверное, это было тяжело. А каким был тот, другой Грант?
– Эффектным, я бы так сказала, внимательным. Много цветов, красивые украшения, но не…
– Что?
– Не те подарки, что преподносят женщине, с которой хотят вместе состариться.
– А что бы это могло быть?
Я пожимаю плечами. Откуда мне знать?
– Может, домашние тапочки или фланелевая ночная рубашка. – Я вздыхаю. – Послушайте, Десмонд, я и правда устала. – День был ужасным. – Спасибо, что приехали.
Я вижу, как он ставит чашку на кофейный столик и медленно поворачивается ко мне. Потом берет меня за руку и поднимает на ноги. От его взгляда становится трудно дышать. Он видит меня насквозь – видит незащищенность и страх.
"Светлячок надежды" отзывы
Отзывы читателей о книге "Светлячок надежды". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Светлячок надежды" друзьям в соцсетях.