Кристин Ханна - Светлячок надежды

– Спасибо, – сухо сказала она. – А теперь я прилягу. Устала.

– Я позвоню твоему отцу и расскажу, как все прошло. В четверг он будет здесь и поговорит с доктором Блум после твоего следующего сеанса.

Потрясающе!

Мара кивнула и двинулась по коридору к гостевой спальне, похожей на номер в шикарном отеле.

Она не могла поверить, что согласилась прийти на групповую терапию для подростков. Что, черт возьми, она может сказать незнакомым людям? И неужели ее заставят говорить о маме?

Тревога поднималась изнутри, становилась почти осязаемой – как насекомые, ползающие на коже.

Кожа.

Она не собиралась подходить к гардеробной, не хотела этого, но шум в крови сводил ее с ума. Как будто она слушала помехи в телефонной линии, где десятки разговоров накладывались друг на друга. И как бы ты ни прислушивался, ничего понять не возможно.

Трясущимися руками Мара открыла чемодан и потянулась к внутреннему кармашку, расстегнула его, нашла маленький перочинный ножик и несколько клочков окровавленной марли.

Она подтянула повыше рукав толстовки, обнажив кожу на руке, белой в темноте, и мягкой, как сердцевина груши. Кожа исчерчена десятками шрамов, их пересечение напоминало паутину.

Мара приставила острый кончик лезвия к коже, надавила и сделала надрез. Выступила кровь, густая, красная. Она смотрела, как кровь капает, словно слезы, на подставленную ладонь. Каждая капелька наполнялась страданиями, уносила их прочь.

– Все хорошо, – прошептала Мара.

Никто не причинит мне боль. Только я сама.

Ночью Мара не могла заснуть; она лежала в чужой кровати в городе, который раньше был ей родным, и прислушивалась к небытию, которое исходило от существа, сидевшего в шкатулке высоко над городом, раз за разом прокручивала в голове разговор с отцом, состоявшийся минувшим вечером.

– Отлично, – ответила она на вопрос о том, как прошла встреча с доктором Блум. И тут же в голову ей пришла мысль: «Почему никто не спрашивает, неужели и вправду у меня теперь все отлично?»

– Ты можешь поговорить со мной, – сказал он.

– Неужели? – фыркнула она. – Кажется, это ты хочешь поговорить. – И тут же, услышав его вздох, пожалела о своих словах.

– Мара, как, черт возьми, мы до этого дошли?

Ей было невыносимо слышать боль в голосе отца. Она чувствовала вину и стыд.

– В среду вечером я собираюсь на групповое занятие для подростков, переживших потерю. Странно, правда?

– В четверг я приеду. Обещаю.

– Конечно.

– Я горжусь тобой, Мара. Переносить боль – это непросто.

Почувствовав, как к глазам подступают слезы, она попыталась взять себя в руки. Ее обступили воспоминания – моменты, когда она падала или больно ударялась и бежала к папе за утешением. Его руки всегда были сильными, готовыми защитить.

Когда он в последний раз обнимал ее? Мара не могла вспомнить. За прошедший год она отдалилась от людей, которые ее любят, стала без них хрупкой и уязвимой и теперь не знала, как изменить себя. Она всегда боялась плакать и показывать, что ей больно.

На следующее утро Мара встала вялой, с головной болью. Хотелось кофе. Надев халат Талли, она, пошатываясь, вышла из комнаты.

Талли спала на диване, свесив одну руку на кофейный столик. Рядом лежал опрокинутый бокал из-под вина и газеты. И маленькая оранжевая коробочка с таблетками.

– Талли?

Талли медленно села; лицо у нее было бледное.

– О, Мара! – Она потерла глаза и тряхнула головой, прогоняя сон. – Который час? – Язык у нее ворочался с трудом.

– Почти десять.

– Десять! Черт. Одевайся.

Мара нахмурилась:

– Мы куда-то идем?

– Я приготовила тебе сюрприз.

– Не нужны мне никакие сюрпризы.

– Нет, нужны. Давай. Прими душ. – Талли вытолкала ее в коридор. – Я буду готова через двадцать минут.

Мара приняла душ, надела мешковатые джинсы и слишком большую по размеру футболку. Не дав себе труда высушить волосы, она стянула их в «хвост» и направилась в кухню.

Талли уже ждала ее, одетая в синий костюм, который был ей мал по меньшей мере на один размер. Когда Мара подошла к ней, она глотала таблетку, запивая ее кофе.

От прикосновения Мары Талли поперхнулась, словно испугавшись чего-то. Потом рассмеялась.

– Прости. Не слышала, как ты подошла.

– Ты странно себя ведешь, – сказала Мара.

– Волнуюсь. Насчет своего сюрприза.

– Я же тебе говорила – не надо никаких сюрпризов. – Мара пристально смотрела на нее. – Что ты принимаешь?

– Таблетки? Это витамины. В моем возрасте нельзя забывать о витаминах. – Она окинула Мару хмурым взглядом. – Ты в этом пойдешь?

– Да. А что?

– И никакого макияжа?

Мара закатила глаза.

– Я, по-твоему, собираюсь на шоу «Топ-модель по-американски»?

Зазвенел дверной звонок.

– Кто это? – насторожилась Мара.

– Иди. – Талли с улыбкой подталкивала ее к двери. – Открывай.

Мара с опаской открыла дверь.

На пороге стояли Эшли, Линдси и Корал. Увидев Мару, они закричали – это был скорее пронзительный визг, – бросились к ней и крепко обняли.

Мара воспринимала все словно издалека. Слышала голоса подруг, но слов разобрать не могла. Не успела она опомниться, как на волне энтузиазма трех лучших подруг ее вынесло из квартиры. Не преставая болтать, они сели в «хонду» Корал и поехали к причалу, где паром уже ждал пассажиров. Въехав на борт, они остановились.

– Круто, что ты вернулась. – Линдси подпрыгнула на заднем сиденье и подалась вперед.

– Точно. Мы ушам своим не поверили, когда позвонила Талли. Ты хотела нас удивить? – спросила Эшли.

– Конечно, – сказала сидевшая за рулем Корал. – А теперь мы должны рассказать тебе все!

– Начни с Тайлера Бритта, – посоветовала Линдси.

– Ладно. Все по порядку. – Корал повернулась к Маре и принялась рассказывать длинную смешную историю о том, как Тайлер Бритт встречался с какой-то страшной девицей из Норт-Китсап и полицейские поймали его в одном белье и нашли у него в крови алкоголь, после чего ему пришлось пропустить домашний футбольный матч.

Мара все время улыбалась, а сама думала: «Я уже и не помню, что сходила с ума по Тайлеру Бритту». Это было словно в другой жизни. Она старательно кивала и улыбалась, а иногда вспоминала, что нужно смеяться, когда ей рассказывали забавные истории, приключившиеся на выпускном вечере.

Потом, когда они приехали на Луйтл-Бич и растянулись у моря на ярких полотенцах, потягивая кока-колу и грызя печенье, Мара не знала, о чем говорить с подругами.

Она была отдельно от них, хотя девочки лежали рядом, касаясь ее плечами. Корал говорила о колледже и о том, как она рада, что они с Эшли будут жить в одной комнате общежития Западного университета штата Вашингтон. Линдси жаловалась, что ей не хочется ехать в Санта-Клару одной.

– А ты куда собираешься? – спросила Корал Мару.

Честно говоря, она до такой степени погрузилась в свои мысли, что даже не услышала вопроса.

– Мар?

– Ты какой колледж выбрала?

– Университет Вашингтона, – ответила Мара, пытаясь сосредоточиться. Ей казалось, что ее окутал теплый серый туман – только ее.

Эти девочки, которые все время хихикали, мечтали о любви и об учебе в колледже, считали, что матери слишком строги с ними, были ей чужими.

Она больше не такая, как они, и, когда к вечеру подруги везли ее обратно в Сиэтл, неловкое молчание в машине свидетельствовало о том, что эта истина стала понятна всем. Ее проводили до дома, окружили у самой двери, понимая, что сказать им нечего. Раньше Мара этого не знала, но дружба, оказывается, тоже может умереть – просто завянуть. У нее не было сил притворяться той Марой, которую они знали.

– Мы по тебе скучали, – тихо сказала Корал. Ее слова прозвучали как прощание.

– Мне вас тоже не хватало, – ответила Мара, и это было правдой. Она все бы отдала, чтобы так было и впредь.

Когда девочки ушли, Мара вошла в квартиру Талли. Та была на кухне, убирала посуду.

– Ну как?

Мара почувствовала что-то странное в голосе Талли, которая смешно растягивала слова. Можно было подумать, что она уже прилично выпила, хотя для спиртного было еще рановато.

Честно говоря, Маре было плевать. У нее осталось одно желание – забраться в постель, нырнуть с головой под одеяло и заснуть.

– Отлично, – глухо сказала она. – Даже лучше, чем отлично. Но я устала и хочу немного вздремнуть.

– Только недолго, – предупредила Талли. – Я взяла напрокат «Молодого Франкенштейна»  [15].

Один из любимых фильмов мамы. Сколько раз мама угрожающе произносила: «Иди-ка сюда» – и склонялась над ней, совсем как Марти Фелдман! И сколько раз Мара закатывала глаза, выражая презрение к старой шутке!

– Отлично! Да, – буркнула она и отправилась к себе в комнату.

– Ты в этом пойдешь? – сказала Талли, когда в среду вечером Мара вышла в гостиную. На ней были драные джинсы – расклешенные, с низким поясом – и серая толстовка, на несколько размеров больше, чем нужно.

– И что? Это же групповая терапия, – сказала Мара. – Давай честно признаем, что если меня туда позвали, то мой прикид не имеет значения.