– Да.
– Ты уехал из Йоркшира за границу для того, чтобы уберечься от брата, которого зависть съедала до того, что он ни перед чем бы не остановился, лишь бы разрушить все, чего ты достиг?
– Да.
– В ночь аварии, перед тем как ты сел в машину, между вами с Себастьяном была жаркая ссора. Она случилась из-за того, что он хотел продать Блэкмур-Холл, а ты нет?
– Да.
– Ты винишь Себастьяна в этой аварии?
– Нет, – твердо ответил Алекс. – Авария – это авария, и он тут ни при чем.
– Ты уверен?
Алекс ответил не сразу.
– Ну вот смотри. Я жутко на него разозлился, и мы продолжали ссориться и в машине, потому что он ни за что не хотел из нее выйти. Тогда я остановился на обочине и совсем уж собрался развернуться и ехать домой, как вдруг из-за поворота вылетел тот маньяк и врезался прямо в нас. Так что, – Алекс пожал плечами, – на вещи можно смотреть двояко. В обычных обстоятельствах, не ссорясь с братом, я бы не стоял на этой обочине. Но это можно сказать о чем угодно! В общем, мне просто не повезло, и вину за это на твоего мужа я возложить не могу. Что дальше?
– Как ты думаешь, после этой аварии сделал ли твой брат все возможное, чтобы максимально осложнить тебе жизнь? К примеру, нанимал сиделок, в которых ты уже не нуждался и которые тебя раздражали. Или увольнял тех, что тебе нравились.
– Да.
– Как на твой взгляд, он делает это потому, что у него есть такая возможность или за этим кроется какая-то иная причина? К примеру, отравить тебе жизнь так, чтобы ты сдался и согласился продать дом?
Еще одна пауза. Алекс сделал глоток вина и внимательно на нее посмотрел.
– Не исключено. Дом в нашей совместной собственности, и для продажи необходимо мое согласие. По разным причинам, я продавать не хочу. Это все?
Эмили посмотрела в шпаргалку. Там был еще ряд вопросов – но те, крайне неприятные, относились к ее личным отношениям с Себастьяном. Сейчас не до них. На сегодня хватит. Она кивнула:
– Да.
– Ты понимаешь, надеюсь, что если задашь те же вопросы моему брату, то получишь ответы диаметрально противоположные?
– Да. Только помни, у меня есть глаза и уши, Алекс… и еще мозг.
– Бедняжка Эм! – внезапно воскликнул он. – Ввязалась в игру кошки с мышкой, а кому верить, ты не знаешь!
– Будь любезен, не говори со мной свысока! – рассердилась она. – Я просто пытаюсь понять, что происходит, и мне уже ясно, что вы оба совсем не те, за кого себя выдаете.
– Безусловно, так оно и есть. Прости, если что-то ляпнул. Я сочувствую тебе от всей души. Еще вина?
Эмили протянула ему бокал и, помолчав, сказала:
– Послушай, почему ты тут остаешься? Ты сказал, у тебя есть деньги. Уж конечно, для вас обоих было бы безопасней, во всех смыслах, продать этот дом и разойтись, каждый своей дорогой.
– Да, решение разумное, но оно не принимает в расчет чувств. Бабушка горела желанием примирить нас, братьев. Она думала, что, завещав дом в совместную собственность, сможет добиться этого. Идея оказалась непродуктивной. Я пытался, но это невозможно. И понемногу мое терпение иссякает. Себастьян рано или поздно своего добьется. Я это понимаю.
– Но зачем ему продавать дом? Он говорил мне, что любит его и хочет заработать денег, чтобы навести тут порядок.
– Эм, я могу отвечать только за себя, а это вопрос, который ты лучше задай ему. Однако, да, я честно хотел пойти ему навстречу, потому что этого желала бы бабушка. Я принес ей столько слез и горя, когда сбежал из дома и ступил на скользкую дорожку к забвению… А ведь я ее обожал…
– Но она догадывалась, почему ты сбежал?
– Вполне возможно, но по справедливости, Эм, несмотря на то, что мой брат все детские годы меня изводил, обвинить его в том, что я скатился к наркотикам, я не вправе. Это был мой собственный выбор. Я хотел заглушить боль от потери того, как все могло бы быть, и достиг той точки, когда кажется, что ничего хорошего в жизни уже не будет. Чего бы я ни добился, как бы я ни старался, все равно все пойдет прахом и толку не будет. Ты меня понимаешь?
– Да, вполне, – кивнула Эмили.
– Но тем самым я глубоко ранил мою любимую бабушку, и этого я себе никогда не прощу. В общем, живя здесь и честно пытаясь наладить отношения с Себастьяном, я в какой-то мере перед ней каюсь.
– Я понимаю.
– Послушай, Эм, – помолчав, сказал Алекс. – У меня душа неспокойна. Из-за тебя. Я бы просил тебя помнить, что наши неурядицы с братом вовсе не означают, что он не в состоянии поддерживать хорошие отношения с другими людьми. Мне совсем не хочется, чтобы то, что произошло между нами в прошлом, бросило тень на твое к нему отношение. Напротив, я хочу, чтобы вы были счастливы вместе.
– Как ты можешь заботиться о нем после всего, что он с тобой сделал?
– Я понял, что расти вечным вторым – и не важно, реальным или воображаемым, – судьба невеселая. Я хорошо знаю теперь, каково было Себастьяну. Может быть, и сейчас тоже. Ты как никто должна понимать, что он чувствует. – Он посмотрел на нее в упор, и она вспыхнула.
– Да, у всех есть свои тайны и свои недостатки.
– И сильные стороны тоже. Брат, например, поразительно изворотлив. Что называется, выйдет сухим из воды. Прошу тебя, дай ему шанс, Эм. Не опускай руки!
– Не опущу, – пообещала она.
– А теперь давай поужинаем! Мне сегодня с фермы привезли отличное мясо. И хорошо бы ты поделилась, что еще узнала о боевой юности моей бабки.
За ужином Эмили изложила ему, как могла точно, рассказ Жака.
– Нимало не удивлен, – кивнул Алекс, когда она замолчала, и с чувством добавил: – Бабушка была женщина выдающаяся. Она бы тебе понравилась.
– Что тут скажешь, кроме «мне очень жаль»? – отозвалась Эмили.
– В самом деле. Никогда не примирюсь с тем, что сделал, но, наверное, так оно и должно быть. Потрясение, вызванное ее смертью, привело меня в чувство. Я стал лучше, чем был.
Эмили заметила, что уже заполночь.
– Мне надо идти, Алекс. Завтра лечу во Францию, дослушать рассказ Жака, но как только вернусь, сразу дам знать. Спасибо тебе за откровенность, за честность, за справедливость по отношению к Себастьяну. Доброй ночи! – Она наклонилась и легонько поцеловала его в щеку.
– Пока, Эм.
Дверь за ней закрылась. Алекс вздохнул. Надо бы рассказать ей больше, гораздо больше, но руки у него связаны. Пусть сама разбирается, за кого вышла замуж. Он сделал все, что мог.
А Эмили забралась под одеяло в состоянии хоть и взволнованном, но все-таки с чувством облегчения, поскольку подоплека отношений между братьями ей стала теперь понятна. Вооруженная фактами, она как-нибудь справится с ситуацией. Себастьян – не сумасшедший, он просто неуверенный в себе мальчик, которого всю жизнь сжигала ревность к младшему брату, который во всем его превосходил. Можно ли, исходя из этого, считать его плохим человеком? Нет…
Теперь, понимая, в чем дело, она сможет ему помочь. Нужно, чтобы он жил с ощущением, что его любят, ценят, оберегают. Не обязательно ведь, как в случае с Фальком и Фредериком, чтобы один был чистое золото, а второй – воплощение зла? Ни жизнь, ни люди не бывают исключительно черны или белы… Или, – Эмили, вздохнув, щелкнула выключателем лампы, – она придумывает оправдания поведению мужа, потому что не может вынести простой и жестокой правды? Которая состоит в том, что она сделала чудовищную ошибку…
Подъехав к шато, Эмили, несмотря на все предупреждения подрядчика, расстроилась – так грустно дом выглядел с забитыми провалами окон и дверей. Два часа она провела с архитектором, осматривая, что уже сделано, а потом подъехала к винодельне, где, как обычно, корпел за бумагами Жан.
– Эмили! Как я рад тебя видеть! – Он поднялся поцеловать ее в щеку.
– Как отец себя чувствует?
– Прямо ожил с приходом весны. Сейчас отдыхает, а вечером будет готов продолжить рассказ. Велел мне предупредить тебя, – Жан вздохнул, – что конец там не очень счастливый.
Но Эмили, после умственного и эмоционального смятения прошедшей недели, сейчас, вдыхая легкий, благоухающий воздух Прованса, ничего уже не боялась.
– Жан, это мое прошлое. Не будущее и не настоящее. Обещаю, я справлюсь.
Он задержал на ней внимательный взгляд.
– Послушай, да ты изменилась! Словно выросла, повзрослела. Прости, что я это говорю.
– Ну что ты, Жан. Я думаю, ты совершенно прав.
– Говорят, когда умирают родители, ты по-настоящему становишься взрослым. Словно в утешение за то, что потерял.
– Пожалуй.
– А теперь, пока отец спит, может, поговорим о виноградниках? А, Эмили? Я хочу рассказать тебе, что задумал.
Эмили старалась сосредоточиться на фактах и цифрах, которыми принялся осыпать ее Жан, но сделать свои выводы не могла: чувствовала себя недостаточно подготовленной. В тонкостях виноделия она была несведуща, и ей было совестно, что Жан вынужден советоваться с ней, спрашивать разрешения, можно ли расширить дело, в то время как она представления не имеет, что посоветовать и как помочь.
– Я вполне доверяю тебе, Жан. Я знаю, ты сделаешь все возможное, чтобы винодельня начала приносить прибыль, – сказала она, когда он принялся убирать бумаги.
– Спасибо, Эмили, но я обязан обговорить все с тобой. Ты владеешь и предприятием, и землей.
– Так может быть, мы это изменим? – осенило ее. – Может быть, владельцем должен стать ты?
Жан посмотрел на нее с удивлением.
– Послушай, что если мы обсудим это за стаканчиком розового?
Так что они сели на террасе с вином и принялись обсуждать.
– Можно сделать так: дело я выкуплю, а землю буду арендовать – тогда те, кто придет после меня, не смогут отделить винодельню от имения, – предложил Жан. – Много я предложить не смогу, и так придется брать кредит в банке, и на выплату процентов уйдет время. Однако в возмещение могу платить тебе какой-то процент с прибыли, которую получу.
– Звучит разумно. Мне, конечно, понадобится спросить Жерара, что он об этом думает, и нужно, чтобы он проверил, нет ли в старых документах каких-либо оговорок, запрещающих такой поворот дела. Впрочем, если они есть, я уверена, что вправе их отменить. Я вдруг почувствовала себя всемогущей… – и она рассмеялась.
"Свет за окном" отзывы
Отзывы читателей о книге "Свет за окном". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Свет за окном" друзьям в соцсетях.