– Где ты там останавливаешься?

– Обычно – в чулане у одного из приятелей. Не «Ритц», но меня устраивает.

– Как долго тебя не будет?

– Думаю, что если уехать завтра с утра, то дня три, не больше. Вернусь вечером в пятницу, – пообещал он. – Конечно, «Лендровер» я оставлю тебе, на тот случай, если погода опять переменится. У меня есть еще старенький драндулет, доеду на нем до станции. А потом, в следующий раз, возможно, подумаем, чтобы поехать вместе. Ну как, отпустишь меня?

– Хорошо, – кивнула Эмили, стараясь не думать, что он оставляет ее одну с Алексом и машиной, которую она боится водить. – Послушай, я подумывала о том, не перекрасить ли кухню. Как ты на это смотришь?

– Одобрительно. Мне сегодня все равно надо в город, зайти в банк. На обратном пути заедем купить краску. – Себастьян погладил ее по щеке. – Нет, ты чудо, настоящее чудо, и даже не спорь!

Ранним утром на другой день Себастьян уехал. Эмили, напевая, спустилась в кухню, выпила кофе и приступила к работе.

К обеду она полностью выкрасила ту стену, по которой проходил дымоход, и отругала себя, что не попросила Себастьяна помочь ей отодвинуть огромный старый буфет, полностью занимавший другую стену. Присев, чтобы перекусить бутербродом, она услышала, как подъехал автомобиль. Сочтя, что это почтальон, она принялась за стену, где была раковина.

– Салют! – окликнули по-французски ее. Испуганно вздрогнув, Эмили оглянулась и у порога увидела прикатившего в кухню Алекса.

– Что вы тут делаете? – испугавшись, резко спросила она.

– Вообще-то я тут живу, – дружелюбно ответил он, – и хотел известить вас, что моя последняя сиделка уехала раз и навсегда.

– Ох, Алекс! Что вы натворили на этот раз? – И Эмили начала осторожно спускаться со стремянки.

– Хоть вы не говорите со мной как с недоумком!

– А чего же ожидали? Я здесь всего неделю, а уже две сиделки отказались от вас!

– Это мой брат настроил вас против меня, – печально заключил Алекс.

– Ничего подобного! – ответила она по-английски, чтобы подчеркнуть, до чего Алекс неправ.

– Мне нравится, как вы это сказали, со своим прелестным французским акцентом…

– Не переводите разговор, – по-французски одернула его Эмили.

– Прошу прощения. В общем, как бы то ни было, она ушла. И теперь тут только мы с вами…

– Значит, я должна немедленно позвонить в агентство!

– Послушайте, Эмили. Я вас очень прошу, не надо. Хотя бы в ближайшие пару дней. Позвольте мне доказать вам с Себастьяном, что я вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Вот если я клятвенно пообещаю вам вести себя паинькой – ни выпивки, ни наркотиков, ни поездок в местный паб и так далее… – умоляюще смотрел на нее Алекс, – вы назначите мне испытательный срок, а? И при первых же признаках недостойного поведения вызовете подмогу. – Он покачал головой. – Вы даже представить себе не можете, до чего я этого не хочу.

Эмили в нерешительности молчала. Конечно, ей следует позвонить мужу и обсудить ситуацию с ним. И понятно, что как только она это сделает, он тут же примчится домой. А у него там, он сам это сказал, дела, их нельзя бросить… И Эмили приняла решение. Она жена Себастьяна, она справится с его братом вместо него.

– Договорились. Вам что-нибудь нужно? – И она поставила ногу на первую ступеньку стремянки, торопясь снова приняться за работу.

– Пока нет, благодарю вас.

– Если что-то понадобится, дайте мне знать. – Повернувшись к нему спиной, Эмили поднялась на самый верх, обмакнула кисть в краску и принялась отделывать сложной конфигурации угол.

Повисло молчание. Эмили сосредоточилась на движении кисти.

– Хороший цвет. Отличный выбор, – прокомментировал Алекс.

– Спасибо. И мне нравится.

– И мне. И поскольку кухня все-таки наполовину моя, думаю, это неплохо, верно?

– Да.

Они опять помолчали, а потом он спросил:

– А могу я помочь?

Эмили удержалась от шутки, которая так и просилась на язык.

– Я справлюсь, спасибо.

– Должен сказать, я отлично владею валиком, – сообщил Алекс так, словно прочитал ее мысли.

– Один лежит прямо у раковины, лоток и краска там же. – С недоверием она смотрела, как Алекс подъезжает к раковине, снимает с нее банку с краской, аккуратно отливает немного в лоток…

– Откуда начать? Отсюда? – Он указал на кусок стены налево от массивного буфета.

– Если хотите. Жаль, я не могу сдвинуть это сооружение.

– А я помогу вам. Руки у меня сильнее, чем у большинства особей с ногами. Сейчас вдвоем и передвинем.

– Ну давайте. – Эмили спустилась на пол и принялась снимать посуду с верхних полок, в то время как Алекс освобождал нижние. Затем они вместе отодвинули буфет от стены.

– А теперь поведайте мне о себе, – орудуя валиком, попросил Алекс, когда Эмили вернулась на свое рабочее место.

– Что вы хотите знать?

– Все самое главное: возраст, социальное положение, номер паспорта и так далее, – улыбнулся он.

– Мне тридцать один год, родилась в Париже. Мой отец был значительно старше матери и умер, когда я была девочкой. – Эмили решила рассказать ровно столько, чтобы не показаться невежливой. – Я выучилась на ветеринара, жила в квартирке в квартале Марэ, а потом, сразу после смерти матери, познакомилась с вашим братом. Вот, собственно, и все.

– На мой взгляд, вы себя умаляете. Начать с того, что родом вы из семьи, принадлежащей к сливкам аристократии. Сама газета «Таймс» сокрушалась о кончине вашей матушки.

– Это вам сказал брат?

– Нет. Я навел справки. Посмотрел в Интернете.

– Так зачем же тогда расспрашивать, если вам и так все известно?

– Затем, что мне интересно, как вы себя подадите. Мы же теперь родня! И, сказать правду, я ожидал другого. Вы меня удивили, Эмили. Учитывая ваше происхождение и воспитание, я поражен, что вы не избалованная французская принцесса, как это обычно бывает, полная апломба лишь потому, что ей выпало родиться в такой семье. Не так часто молодые представительницы вашего класса выбирают себе карьеру ветеринара. Нет, они находят богатого и влиятельного мужа, а дни проводят, порхая между Карибами, Альпами и Сен-Тропе, в зависимости от сезона.

– Да, вы как раз описали жизнь моей матери, – Эмили позволила себе улыбнуться.

– Вот именно! – Алекс победительно взмахнул валиком. – Итак, вы решили прожить жизнь полярно противоположно тому, как прожила свою ваша мать. И вопрос состоит в следующем, – он потер подбородок, изображая задумчивость. – Почему? Потому ли, Эмили, что ваша мать была так занята своей внешностью и светскими обязанностями, что ей не было дела до вас? Времени на вас не хватало? И тогда вы возненавидели все это – гламур, глянец и роскошь, потому что для матери они были на первом месте, а вы – всегда на втором. Она воплощала собой природный французский шик, а вы, надо полагать, думали, что никогда не сможете возвыситься до ее стандартов. Вы чувствовали себя нелюбимой и нежеланной. Вам недоставало внимания. Все привело к тому, что вы выросли с крайне низкой самооценкой. Поэтому вы отринули жизнь, которая причиталась вам по праву рождения, так же, как эта жизнь – под стать вашей матери – отвергла вас, и избрали себе существование совсем в ином стиле.

Эмили вцепилась в ручку стремянки, чтобы не упасть.

– И, разумеется, – продолжил Алекс, не в силах остановиться в своем беспощадном анализе, – когда дошло до выбора профессии, вы ступили на стезю ветеринара, особы, призванной помогать, ухаживать, оказывать помощь, – то есть того, кем ваша мать никогда не была. И в том, что касается мужчин… сомневаюсь, что у вас было много возлюбленных. А потом явился мой брат, этакий рыцарь в блестящих доспехах, и вы сдались с потрохами…

– Довольно! – вскричала Эмили. – Прекратите! – Ее затрясло, стремянка под ней пошатнулась, из инстинкта самосохранения она спустилась на пол и сделала несколько шагов к нему. – Да как вы смеете так со мной разговаривать! Как у вас духу хватает! Вы же ничего обо мне не знаете! Ничего!

– Ага… вот теперь, – Алекс ухмыльнулся, – теперь я вижу, что расшевелил высокомерную, избалованную принцессу, которая кроется у вас там, в глубине, как бы вы ни старались ее упрятать!

– Я сказала, довольно! – И, не успев осознать, что делает, Эмили размахнулась и влепила ему пощечину. Раздался звонкий шлепок. Эмили застыла на месте, будто пощечину дали ей. Впервые в жизни она ударила человека.

– Весомый аргумент, – Алекс потер щеку.

– Простите, – в ужасе пробормотала Эмили.

– Все в порядке, я это заслужил, – оторопело вымолвил Алекс. – Слишком далеко зашел. Со мной это бывает. Прошу вас, Эмили, не сердитесь.

Не отвечая, она повернулась к нему спиной и вышла из кухни, а в холле пустилась бегом и по лестнице поднялась, прыгая через две ступеньки. Еле дыша, хлопнула дверью спальни, заперлась на ключ, бросилась на постель и, сунув голову под подушку, громко разрыдалась.

Она чувствовала себя как голая, как выставленная напоказ. С чего он взял, что так хорошо ее знает? Как посмел глумиться над ней, будто вскрыть ее тайные чувства – это способ ее унизить?

Что же он за чудовище?

Не позвонить ли ей Себастьяну, сказать, что не может здесь оставаться, что уже на пути в Лондон. Добраться «Лендровером» до станции, сесть в поезд и через несколько часов оказаться в его объятиях…

Нет, нет, сказала она себе. Себастьян предупреждал ее, что за человек Алекс, какой он манипулятор. Хороша она будет, если признается, что он так легко допек ее, если, как маленькая, бросится за помощью к мужу, у которого и так дел невпроворот! Нет, нужно справиться с этим самой. Алекс – всего лишь скучающий мальчик и развлекается от безделья тем, что провоцирует людей на обиду. Он и сиделок своих допекал так же… Если его присутствие – неизбежная составляющая их с Себастьяном жизни, то ей, Эмили, следует взять ситуацию под контроль.

Придя к этому выводу, она успокоилась и, опустошенная вспышкой гнева, заснула, успев признать, впрочем, что в том, как рассуждал о ней Алекс, есть немалая доля правды…