– Да. А если ничего подозрительного нет?

– Тогда поднимитесь на третий этаж, где квартира. Постучите сначала два раза, а потом три – вам должны открыть. Скажете, что курьер не явился и вас послал Стефан.

– Хорошо. – Конни запомнила адрес, бумажку с адресом Стефан у нее на глазах сжег. – А если там никого, куда мне идти?

– В квартире семнадцать дежурят круглые сутки. Если не откроют, знайте, что сеть раскрыта и кто остался, залег на дно. Значит, вступать в контакт с кем-либо из группы опасно. – Стефан вздохнул и глубоко затянулся. – В самом крайнем случае пойдете к моему другу. Сам он в группу не входит и к нам отношения не имеет, но его лояльность нашему делу вне всяких сомнений. Он вам поможет, я знаю. Живет он вот по этому адресу, – Стефан вынул из кармана другой клочок, – там спросите Геро.

Конни, бросив взгляд на адрес, воскликнула:

– Это же на рю де Варенн! Там жили друзья нашей семьи!

– Значит, ваша семья вращалась в высоких кругах, – вскинул бровь Стефан. – Этот район Парижа – из самых престижных.

– А что делать, если Геро там не будет? Сдаться и поездом вернуться сюда?

– Мадам, – сурово отозвался Стефан и вдавил в землю окурок, – в таком случае придумайте выход сами. Снимите комнату в каком-нибудь пансионе неподалеку, поглядывайте в окно и ждите, когда Геро вернется. Ну все, нам пора в путь. И помните, в Париже ни в коем случае нельзя выходить на улицу после комендантского часа. Это самое опасное время.

Он понес в хижину кружки, а Конни осмотрела древние велосипеды, на которых им предстояло ехать до станции, и кое-как пристроила чемодан между корзинкой и рулем.

– А кто он, этот ваш Геро? – поинтересовалась она, садясь в седло.

– У нас тут, мадам, лишних вопросов не задают. Но Геро в курсе всего, что произошло, и сумеет внедрить вас в уцелевшее подразделение подполья. Далее вашим делом будет найти способ связаться с Лондоном и как можно скорее доложить, что происходит. В том случае, если на свободе остался хотя бы один радист, – мрачно прибавил он.

До железнодорожной станции они добрались без приключений. Городок выглядел, в общем, так же, как до войны выглядели все французские городки этого края, если не считать безотрадного факта, что над мэрией висел флаг со свастикой. Стефан купил Конни билет. Она заметила, что он постоянно оглядывает платформу.

– Что ж, лучше мне вас тут оставить. До свидания, мадам! – И он по-родственному расцеловал ее в обе щеки. – Будьте на связи.

В бессчетный раз закурив, он направился к своему велосипеду, предоставив Конни одной дожидаться поезда, который прибыл ровно в одиннадцать. Бакмастер как-то пошутил: если в немецкой оккупации Франции есть что-то благотворное, так это то, что общественный транспорт стал ходить по расписанию. Конни поднялась в вагон и уложила чемодан на полку над головой. Поезд тронулся. Осмотрев вагон, она увидела обычную разношерстную публику. В пустом желудке урчало. Она прикрыла глаза, рассчитывая, что мерный перестук колес усмирит ее измученные нервы. Но на каждой станции глаза сами собой распахивались посмотреть, кто вошел в вагон.

В Ле-Мане она сделала пересадку. В киоске на платформе удалось купить пачку залежалого печенья. Усевшись на скамью в ожидании поезда, Конни впервые увидела живьем немецкого офицера – тот стоял неподалеку, болтал с начальником станции.

Наконец к пяти часам ее поезд прибыл на вокзал Монпарнас в Париже. С толпой пассажиров Конни прошла весь перрон, собираясь с духом, вдруг потребуют документы. Она видела, что кое-кого из приезжих представители полиции останавливают, роются у них в чемоданах. У Конни сердце упало в пятки, когда она шла мимо, но представители власти не обратили на нее никакого внимания.

Возбужденная, что прошла незамеченной, Конни огляделась, ища глазами табачный киоск, у которого назначена встреча с курьером. Сквозь мельтешенье толпы – служащие возвращались с работы – увидела наконец в углу киоск и направилась к нему уверенным шагом. Как условлено, купила пачку сигарет «Галуаз». Забирая сдачу, уронила пачку на пол. Поднимая ее, пробормотала по-французски «Черт возьми!» и, распечатав, достала сигарету. Стараясь держаться естественно, вынула из кармана коробок спичек, которые дал ей Стефан, закурила, поглядывая, не выходит ли кто из толпы, не идет ли в ее сторону.

Она выкурила всю сигарету, но к ней так никто и не подошел. Потушив окурок, она бросила взгляд на часы и вздохнула, как если бы кто-то, кого она дожидалась, опаздывал. Десять минут спустя достала еще одну сигарету, зажгла ее спичкой из того же коробка и снова докурила.

После третьей сигареты Конни поняла, что никто к ней не подойдет. Значит, приступим к плану Б, сказала она себе и вышла из здания вокзала, впервые оказавшись на улицах оккупированного Парижа. До рю де Ренн было недалеко, и прогулка по городу, который она знала и очень любила, повлияла на нее благотворно. В теплый летний вечер улицы были полны народу. Можно было вообразить себе, что все по-старому, как до войны, ничего не переменилось.

Когда Конни дошла до рю де Ренн, уже смеркалось. Найдя нужный дом, настороженно выглядывая, нет ли засады, она прошла мимо него по противоположной стороне улицы. Пройдя до угла, перешла на другую сторону и снова прошла, замирая от волнения, что это гуляние с чемоданом в руках выглядит подозрительно.

Наконец на середине квартала она решительно направилась к массивной парадной двери и уверенно взялась за ручку. Дверь легко отворилась. Пройдя мраморный вестибюль, Конни стала подниматься по лестнице. Шаги гулко отзывались в пространстве высокой лестничной клетки. Помедлив на третьем этаже, она увидела номер семнадцать на двери направо и, переведя дыхание, постучала, как было велено, сначала два, потом три раза.

Никто не ответил. Поколебавшись, то ли подождать, то ли постучать снова, с бьющимся сердцем Конни решила не делать ни того, ни другого. Ей сказали сделать одну попытку, она ее сделала – и теперь умнее уносить ноги. Судя по всему, опасения Стефана, что группа залегла на дно, подтверждались. Развернувшись, она сделала шаг, чтобы сбежать по лестнице, как вдруг дверь квартиры напротив слегка приоткрылась.

– Мадам! – прошептал женский голос. – Ваших друзей нет. Их вчера забрали в гестапо. За домом наверняка наблюдают. Не идите через парадное. Там внизу есть задняя дверь, окажетесь в дворике, а из дворика через калитку тропкой, которой мусорщик пользуется, выйдете на другую улицу. Не медлите, мадам, торопитесь!

Дверь захлопнулась, а Конни, вспомнив наконец, чему ее учили, сбросила туфли, чтобы не топать по лестнице, и со всех ног кинулась вниз. В глубине вестибюля нашла ту дверцу, про которую говорила женщина, и, молясь про себя, чтобы не попасться в ловушку, повернула ручку и оказалась в тесном внутреннем дворике. Снова надев туфли, открыла калитку, проскочила узенькой тропкой и попала на соседнюю улицу. Развернулась и поспешила подальше от рю де Ренн, принуждая себя двигаться чинно, размеренно и как ни в чем не бывало. Так закончилось ее первое столкновение с настоящей опасностью.

В полуобморочном состоянии от голода и пережитого, на добрый километр отойдя от квартиры семнадцать, Конни набрела на уличное кафе. Чувствуя, что еще вот-вот и ноги откажутся ее нести, села за свободный столик, поставила под него чемодан. Изучила небольшое, но толковое меню и заказала croque-monsieur, горячий сэндвич с сыром и ветчиной. Жадно его жуя, старалась дышать поглубже, чтобы в мозгах прочистилось.

Никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой в этом городе, где жили миллионы людей. И хотя в их числе были ее приятели по Сорбонне и даже родня со стороны матери, все контакты с ними были строго запрещены. То, что помощь и участие, казалось бы, тут, под рукой, а не ухватишь, только усугубляло волнение. Гестапо провело аресты, и участники подполья, Стефан был прав, залегли на дно. Конни допила кофе, придя к выводу, что ей ничего не остается, как отправиться по последнему адресу. Заплатила по чеку, подхватила чемоданчик и была такова.

Вздрагивая всякий раз, как дребезжал проезжающий мимо военный грузовик, Конни пошла на север и дошла до рю де Варенн – широкого зеленого бульвара, застроенного нарядными и изящными особняками. Многие из них, тихие, темные, выглядели нежилыми, но, издалека увидев нужный ей дом, она сразу поняла, что он обитаем. Из окон лился свет, и даже видно было, как в одной из комнат нижнего этажа движутся тени.

Набравшись духу, Конни пересекла улицу, поднялась по ступенькам к парадной двери и нажала кнопку звонка.

Секунды спустя дверь открыла пожилая горничная и, оглядев Конни с головы до ног, уронила высокомерное: «Да?»

– Мне нужен Геро, – прошептала ей Конни. – Я только что приехала. Пожалуйста, скажите ему, Стефан передает привет.

Выражение лица горничной стало тревожным.

– Прошу вас, мадам, входите, только тихо, а я пойду отыщу его.

– Так он дома? – с облегчением выдохнула Конни.

Горничная заколебалась.

– Да, но… Одну минуту, мадам, – и она исчезла за одной из дверей вдоль по коридору. Конни же, пока ее не было, одобрительно оглядела прекрасную старинную мебель, мраморные шашечки пола, изящный изгиб лестницы, служившей главным украшением вестибюля. Обитатели дома явно не бедствовали. В этом мире, хорошо ей известном, она чувствовала себя своей.

Минутой позже появился высокий темноволосый мужчина, одетый к обеду. Благодаря чеканным чертам лица, в нем безошибочно угадывался француз. Раскинув руки, он направился к ней.

– Добрый вечер, дорогая моя! – воскликнул он, и изумленная Конни оказалась в его объятиях. – Я вас не ждал, – прошептал он ей на ухо. – У нас гости, они могли видеть, как вы входили в парадную дверь. – И в полный голос осведомился: – Ну, как добиралась?

– Очень долго! – испуганно пискнула она.

– Вы француженка? – по-прежнему не выпуская ее из объятий, прямо в ухо прошептал он.