— Они великолепны, Руби. Спасибо тебе. Я позвоню позже Лисе, чтобы так же поблагодарить и ее. Это просто... — мой голос затих, и я как идиот улыбался своей тете, которая была так же взволнована моей реакцией на подарок.

Вдруг, настроение Руби охладело. Изменение в ее поведение тряхнуло меня, и мгновенно я на краю. Она потянулась в свою сумку и вытащила другой подарок. Этот не был завернут в традиционную подарочную бумагу, как остальные.

Присмотревшись ближе, я мог заметить, что этот был тщательно упакован в местную газету Дэвидсона. Я вопросительно посмотрел на Руби. Она уставилась на таинственный подарок, и я могу сказать, что ей было не уютно. Какого черта было спрятано в этой бумаге? Хренова бомба?

— Больше подарков, Руби? Ты не должна была, — пошутил я, уже ненавидя серьезность, которая охватила мою, обычно веселую тетю. Руби стиснула предмет в руках, и протянула его мне. Медленно, я потянулся за ним. Он был тяжелее, чем казался. Я не мог понять его содержание сквозь плотную бумагу.

Я начал тянуть ленту, когда Руби накрыла мою руку, останавливая меня. Она с беспокойством посмотрела на меня, и я бросил предмет на стол.

— Что такое, Руби? Просто скажи, — попросил я, чувствуя большее, чем небольшую раздраженность, от той уклончивой фигни, которая происходила. Что такого страшного в чертовом подарке?

Руби вздохнула:

— Это от Мэгги, — сказала она тихо.

Ох. Ну, вот и оно.

Клянусь, воздух покинул мои легкие, и я почувствовал, что задыхаюсь. Мое сердце ускоренно забилось, и я думал, что могу отключиться. Это дерьмово, что только упоминание ее имени вызывает незамедлительный физический ответ. Будто мое тело реагирует на нее на примитивном уровне.

Мы с Руби никогда не говорили о Мэгги. По крайней мере, в течение уже долгого времени. Я едва упоминал Мэгги, если это не было в безопасных пределах терапии. Моему сумасшедшему, свихнувшемуся уму удалось превратить мою красивую девочку в нечто, что вызывало во мне полное и абсолютное беспокойство. Темнота, которая живет и дышит во мне, и держит по большей части в страхе, все еще работает над тем, чтобы уничтожить единственную вещь, которую я желал больше всего в жизни.

Девушку, которую я любил за гранью разумного. Единственный человек, который был готов ступить с обрыва вместе со мной.

И я почти позволил ей.

— Мэгги? — выдавил я, стараясь не задохнуться от усилий, которые мне потребовались, чтобы произнести ее имя.

Руби кивнула, ее рот сжался от беспокойства. Я знал, она боялась, что упоминание девушки, которую я любил и потерял, заставит меня потерять самообладание. И часть меня хотела психануть. Это кипело здесь, прямо под поверхностью. Паника порхала в моем животе, и я изо всех сил пытался держать ее под контролем. Злость манила меня поддаться ярости, которую я чувствовал.

Но я придерживался рациональной части Клэйтона Рида, который распознавал бесполезность своего гнева и паники. Зная, что этим я ничего не достигну, лишь упаду еще ниже. Я должен работать над этими запутанными эмоциями и разобрать хаос, который они все еще создают. Мэгги не была Бугимэном10. Она была моим светом. Моим напоминаем, чего я хотел в своей жизни. Или к чему я снова стремился.

Придерживаясь этого, я снова поднял подарок и положил его на колени, перебирая складки сложенной бумаги.

— Она пришла в магазин на прошлой неделе, — начала Руби, пристально наблюдая за мной. Я очень сильно старался держать выражение своего лица нейтральным, пока внутри я проклинал чертов космос, судьбу, да что угодно, за эту долбаную трагедию, которую я называю жизнью.

— Да? — спросил я с самой фальшивой попыткой небрежности, которую я когда-либо слышал. Это было смешно. Я бы рассмеялся, если бы не хотел порезать свою чертову кожу, пока не истеку кровью.

Черт! Я не должен себя так чувствовать!

Так что я сделал глубокий вдох и досчитал до десяти. Я нашел свое блестящее, счастливое людное место в своей голове и взял себя в руки. Потому что так же сильно, как это ранит, я должен услышать о Мэгги. Я изголодался по ней. Я жаждал лишь звука ее имени. Так что даже если мое тело и разум вызывали беспорядок, который она раскрывала во мне, я бы смирился с этим. Потому что ничто не удержит меня от того, чтобы узнать, что она спрятала под газету на моих коленях.

Руби еще раз глубоко вдохнула и продолжила:

— Я не видела ее после того, как ты уехал во Флориду. Лиса упоминала, что видела ее в кофейном магазине в городе. Теперь она работает там.

Я кивнул, поощряя ее, чтобы она продолжала, прежде чем я решу, что не могу больше слушать.

— Она выглядела прекрасно, как и всегда. Хотя, могу сказать, что она потеряла в весе и была слишком худой, — болтала Руби, и я почувствовал вину из-за возможности, что я был причиной того, почему Мэгги потеряла вес. Мои руки сжались вокруг пакета, пока пальцы не заболели.

— Она казалась... в порядке? — я не мог не спросить. Потому что если нет...

Что бы я сделал? Если бы Руби сказала мне, что Мэгги была несчастна и в депрессии? Разрушил бы я обещание, которое дал себе, чтобы оставить ее в покое? Я не знаю. Единственное, что я знал, что не смогу жить своей жизнью, зная, что она несчастна. Мой отказ контактировать с ней, причины отправки ей письма, это было для нее, начать с чистого листа. Отпустить меня и жить своей жизнью.

Но если она несчастна, находясь вдали от меня, пока я был вдали от нее, тогда я выброшу все свои хорошие намерения прямо в окно.

— Да, Клэйтон. Она кажется в порядке. Может немного стеснялась, но она была в порядке, — сказала мне Руби, и я ненавидел эгоистичное разочарование, которое я почувствовал. Каким придурком это меня делает? Я хочу, чтобы Мэгги была несчастна? Конечно, нет. Но если с ней все хорошо, то это подтверждение того, что я принял лучшее решение, оставить ее одну. И проглотить эту пилюлю было тяжело, даже если и правильно.

— Ну, это... эм… рад слышать, — заикался я, смотря на свои белые костяшки пальцев. Я не был уверен, что переживу этот разговор. Это разрывало меня на части. Руби снова осмотрела меня, ожидая, что у меня вырастет еще одна голова или типа того.

Я выпрямился и встретился взглядом с ее.

— Вообще-то, это великолепно, — сказал я более уверенно и заставил себя улыбнуться. Лицо Руби незначительно расслабилось.

— Да, это так, — согласилась Руби. Она прочистила горло. — Она пришла посмотреть новые книги. Я сказала, что рада ее увидеть, но постаралась оставить ее одну. Казалось, она не сильно желала разговаривать, и я не хотела подталкивать ее.

Я мог только представить, как неловко было для Мэгги видеть Руби.

Наступил момент тишины, и я подумал, вот оно. Но я должен был знать лучше. Руби была известна затягиванием историй. Вы можете найти это милым или раздражительным. Прямо сейчас я склонялся к последнему.

— Она приобрела несколько книг, и затем, прямо перед тем, как уйти, протянула мне этот сверток, сказав, что он для тебя. На твой день рождения. Она попросила, чтобы я убедилась, что ты получишь это, потому что не знала, куда отправить. — Руби послала мне язвительный взгляд. Тот, который ясно говорил, что она считала меня идиотом, за то, что я хранил свое местонахождение втайне от Мэгги. Она просто не понимала, как тяжело мне было принять это решение. Как иногда я еле сдерживался, чтобы не снять трубку и позвонить ей. Мэгги была моей слабостью. Моей непреодолимой зависимостью, которая поддается, но не отпускает.

В свое время я думал, что она была чистой, здоровой частью моей жизни. И часть меня все еще так думает. Но теперь, с ясной головой, я смог увидеть, как тьма подпортила так много из того, чем мы были. И Мэгги нуждается в большем, чем то, что я мог ей дать. Туда и обратно, перетягивание моих чувств к этой красивой девушке стало ежедневной борьбой. Та, которая, несмотря на то, сколько времени прошло, или насколько огромная дистанция между нами, никогда не отпустит меня.

— Я не была точно уверена, что собираюсь отдать это тебе, Клэйтон, — сказала мне Руби, посылая поразительно пронзительный взгляд в мою сторону. Под ее притворством, скрывался острый ум, и еще более острый взгляд. Руби видела больше, чем я позволял ей. И что-то говорило мне, что она слишком хорошо знала, как сильно я боролся, даже с теми шагами, которые делал.

Я поморщился в понимании на ее нерешительность. Я понимал. Правда, понимал.

— Все в порядке, — заверил я ее, чертовски надеясь, что она верит в мою кучу дерьма.

Не тратя больше времени на ожидание, я потянул за обертку и бросил ее на пол. После первого взгляда на темную, древесно-угольную бабочку на обложке, сидеть без движения в течение минуты. Потому что эта девушка, находясь за тысячу километров, собиралась разрушить меня. Она собиралась вырвать мое чертово сердце.

Я узнал эту бабочку. Потому что я сам нарисовал ее. Для нее.

Для Мэгги.

— Какого черта? — спросил я себя, вытаскивая из оставшихся кусочков бумаги книгу в кожаном переплете. Открыв ее, я понял, что это был альбом вырезок. Страница за страницей, Мэгги аккуратно вставляла мои рисунки в определенные места. Некоторые были со стены в моей спальне в Вирджинии. А другие те, что я дал ей.

Каждая из них была здесь. Каждая. Из. Них.

Руби смотрела на картинки через мое плечо, пока я перелистывал. Я повернулся к своей тете.

— Когда она это сделала? Когда забрала мои рисунки? — спросил я с полным неверием. Я был ошеломлен тем, что было у меня в руках. Будто вернулась часть меня. Как будто, еще раз, Мэгги Мэй Янг пришла на помощь.

Я не мог выразить словами то, как мое сердце буквально раскрылось от того, что я снова увидел эти рисунки. Это был самый потрясающий и заботливый подарок, который я когда-либо получал. Как будто я мог ожидать что-то меньшее от девушки, которая сделала своей миссией спасение меня от самого себя.