Даша вспомнила, как в далеком детстве все в доме восхищались соседом, интеллигентнейшим мужчиной, образцовым семьянином, отцом двух дочерей. Случайно оказавшись в другом районе, Даша увидела небольшое ДТП – «Жигули» соседа столкнулись с чьей-то «Волгой». Господи, как страшно ругался этот сосед, какие отвратительные слова произносил… Нет, конечно, в гневе человек на многое способен, и кто сказал, что интеллигент не имеет права выражаться «по матушке», если припрет?.. Но дело в другом – те изощренные конструкции, которые выдавал сосед на всю улицу, были как-то особенно мерзки, гадки, истерично-параноидальны даже… Вообразить, что такие слова могут быть в голове у приличного человека, отца двух милых девочек, было невозможно. Даша, встретившись позже во дворе с этими девочками, бесхитростно передала им: «Ваш папа так ругался, так ругался…» На что сестры страшно рассердились: «Все ты врешь, Дашка, наш папа вообще не ругается! Он доцент! Он маме по праздникам цветы приносит!»

А тот маньяк, что преследует Дашу?

Может, для соседей и близких он вполне нормальный человек. Они даже не догадываются, что тот способен ударить женщину камнем по голове!

И вообще, пишут же – у маньяков часто есть семьи, в которых они все такие образцово-положительные, вялые и спокойные. Жены живут рядом с ними годами, даже не подозревая, что у супруга руки по локоть в крови…

Или, наоборот, самый распространенный вариант: в семье человек – деспот и сатрап, на людях – обаятельный душка!

«Вот Руслан Кедров – открытый человек. Он может быть занудным, скучным… Он не боится быть самим собой. С ним тяжело, потому что он такой, какой есть, – занудный и скучный временами. А иногда – просто противный! Но с ним и легко – он никогда не будет вести двойную игру…»

Даша не заметила, как уснула, почти спокойная, в мыслях о своем капитане. О своем…


В дверь постучали.

– Да! – Даша открыла глаза.

– Проснулась? Даш, ты не представляешь… – в комнату заглянула Наталья. – Борька вчера всю ночь куролесил!

Даша мигом вспомнила ночную потасовку, и ей стало тоскливо, холодно, страшно… Наталья обо всем узнала?

– А что? – упавшим голосом спросила она.

– Напился, свет опять не включил, свалился в сарае, где у него доски лежат, все лицо исцарапал! – нервно произнесла Наталья.

Даша не знала, что сказать. Потом выдала:

– Глаза целы?

– Глаза-то на месте, слава богу!

Даша потерла лицо, потом выдала в очередной раз:

– Брось его, он плохой.

– Ой, ну тебя! – разозлилась Наталья. – Из-за такой ерунды разводиться… Теперь понятно, почему ты одна.

– А тогда чего жалуешься?

– Но надо же кому-то пожаловаться! – огрызнулась Наталья. Потом добавила примирительно: – Спускайся, я завтрак уже сделала.

Внизу, на кухне, сидел мрачный, опухший Борис, одна щека у него была заклеена пластырем.

– Нет, ну ты посмотри на него, посмотри, Даш! – возмущалась Наталья.

Даша молчала.

– Хватит ворчать, Натаха… – благодушно загудел Борис. – Ну, с кем не бывает… Зато я у тебя домашний, ручной… – он головой потерся о руку жены – точно ластящийся кот.

– Ой, ладно тебе подлизываться! – сердито засмеялась Наталья. Потом все-таки потрепала мужа по волосам.

Даша отвернулась.


В начале седьмого, вечером, она вышла из дома.

Герман стоял за углом, в легкой куртке, изрядно продрогший.

– Герман, прости… – Даша с трудом подбирала слова. – Я… В общем, мне сейчас не до того. Иди домой.

– А что случилось? – встревожился Герман.

– Нет настроения… не хочу никого видеть… – пробормотала Даша. – Иди.

– Да что случилось-то?.. – он взял Дашу за руку, поцеловал ладонь, прижался к ней щекой. Милый, добрый, большой ребенок. Несчастный.

– Просто нет настроения…

В закатном солнце падали листья – Даша засмотрелась на эту картину, оцепенела.

– Ты очень грустная, я вижу. Тебя обидели? Даша! Даша…

– Что? Да так, ерунда… Семейные разборки, – неохотно призналась она.

– Расскажи.

– Нет. Ничего интересного…

– Послушай, а что тебя тут держит? Уезжай скорей! Они тебя мучают, я же вижу…

– Что ты видишь? – удивилась Даша.

– С каждой нашей встречей ты все печальнее, ты все… несчастнее даже! Сначала ты улыбалась, а теперь… – Герман поднял Дашино лицо за подбородок. – Какое милое личико, какие милые родинки…

– Я их сведу, – без всякого выражения проговорила Даша.

– Да ты что?! – Герман не на шутку разволновался. – Ни в коем случае!.. Ни в коем случае!!!

Даша не выдержала, засмеялась:

– Ну вот, ты же видишь, я еще способна веселиться!

– Тогда расскажи, кто тебя обидел?

– Никто меня не обидел… Просто Борис – гад, каких мало! – не выдержав, все-таки призналась Даша.

– Что он сделал? – Герман мгновенно посерьезнел.

– Ничего.

– Но я же вижу, что сделал… Скажи!

– За волосы меня схватил, – Даша потерла затылок. – Но ничего, я ему тоже показала кузькину мать… – с мстительной радостью добавила она.

– Хочешь, я с ним разберусь? – холодно, очень серьезно произнес Герман, сузив глаза. Даша вдруг испугалась – как не похож он теперь был на несчастного ребенка, которым казался прежде!

– Нет. Не вздумай. Это наши дела!

– Почему он так с тобой? – жестко спросил Герман.

– Потому что я высказала то, что думала о нем… что он ничтожный и жалкий. Паразит, присосавшийся к Наташке… – Даша опять потихоньку начала заводиться – она не могла говорить о Борисе спокойно.

– А что же она сама-то его терпит?

– Привыкла… И потом, ее он за волосы не таскает! Уси-пуси всякие вон с утра между ними…

– Ты ревнуешь? – В глазах Германа вспыхнул странный огонек.

– Да, – мрачно сказала Даша. – Только не его, а ее…

– Бог с ними. Пусть как хотят, так и живут. А ты уезжай.

– Да, я уеду скоро… – Даша подбросила ногой опавшие листья, потом произнесла уже другим тоном: – Детей жалко. Какой пример детям? Они же строят потом свою жизнь по той же модели, что и взрослые… Светка с рождения привыкла, что женщина – это ломовая лошадь, которая тянет на себе все. Она либо повторит судьбу матери, либо вовсе откажется от семьи, ведь для нее семья – это когда тащишь воз, никаких других вариантов она не знает… Мальчишки думают, что мужчина не обязан заботиться о тех, кто рядом… Они какие-то странные – обожают, любят мать, даже неистово как-то любят, но друг с другом ладят плохо… С окружающими – тем более.

– Почти все братья и сестры плохо ладят друг с другом.

– Это правда… – вздохнула Даша. – «Каин, где брат твой, Авель?» – «Разве я слуга брату своему…» Все дети ссорятся и дерутся. Потом, годам к двадцати-тридцати, наконец смиряются с существованием друг друга и даже начинают питать родственные чувства… Правда, родители безнадежно дряхлеют к тому времени. Но заводить детей, а потом тридцать лет ждать, когда сгладятся все острые углы, когда придет к твоим детям мудрость и смирение – ужасно… Сидеть высушенной, изнуренной старухой во главе семейного стола, улыбаться – слава богу, все в порядке, дети выросли, больше не дерутся, у них уже свои дети, жизнь прошла не зря… О, как долго, как тяжко ждать плодов труда своего! – с печальным отчаянием произнесла Даша. – И я готова трудиться и ждать, как Наталья, готова не спать, работать на износ… Но не рядом с таким мужем, как Борис!

– Мне кажется, ты неравнодушна к Борису… – упрямо повторил Герман.

– Нет, – призналась Даша. – Я вдруг полностью разочаровалась в этом человеке… Я его ненавижу.

– Помнишь, ты говорила, что он – потенциальный злодей? Твои слова сбылись!

– Не совсем… – Даша покачала головой. – То, что он сделал, – это плохо… Но это еще не трагедия. Я за Наташу боюсь, поэтому и молчу. Мне кажется… – Даша снизила голос до шепота, хотя никого поблизости не было. – Мне кажется, что Борис может сделать ей что-то очень плохое. Причем даже не нарочно, а – случайно! Развалилась же тогда беседка, чуть не убив детей… А может и нарочно! – самой себе возразила Даша. – Иногда в Борисе поднимается что-то такое мерзкое, какая-то волна бешенства, злобы… он пока сдерживает свои порывы, но что будет потом…

– А многие, наверное, считают их семью счастливой. Нормальной, по крайней мере… – кивнул Герман. – Но я повторяю – не думай о них. И тем более ни во что не вмешивайся – только хуже будет.

– Да, да… Свои собаки грызутся – чужая не встревай! – уныло согласилась Даша. – Ну все, я пойду.

– До завтра?

– До завтра…

Даша вернулась в дом, опять заперлась в своей комнате. Один плюс во всем этом был – она работала, словно сумасшедшая, практически не выходя из-за стола…

Легла спать она поздно, с трудом заснула. Но даже сквозь сон накатывалась какая-то мерзкая тревога, страх, тоска…

Бестолковые, странные сны. Бешеное сердцебиение… Чьи-то крики…

Она проснулась – вся в поту, с сердцем, готовым выскочить из груди, взглянула на часы – пять утра.

– Нет, я не могу… что ж это… давай милицию вызовем…

– Нет, я сказал!

Крики были вполне реальными, они доносились снизу. Перебранка Натальи и Бориса! Но при чем тут милиция?

Даша накинула на себя халат и кубарем скатилась вниз.

На кухне, на кожаном диване, лежал Борис, Наталья склонилась над ним. Самого Бориса Даша не видела, видела только его босые ноги.

– Что случилось? – встревоженно спросила Даша.

– Ужас, что случилось… – плачущим голосом отозвалась сестра. – Я хочу милицию вызвать, а он мне не дает! Вот, полюбуйся… Мало ему того, что он в сарае свалился, теперь еще это!

Наталья отошла в сторону, и Даша увидела Бориса целиком.