– Ну, по профессии?

– Я? Я сценарист. Драматург. Литератор, в общем… – ни с того ни с сего стушевалась Даша.

– Все с тобой ясно!

– Что – ясно? – нахмурилась она, чувствуя, как обида вновь закипает в ней.

– Что ты у нас литератор! – засмеялся Борис.

Это «ты у нас» вновь мгновенно разоружили Дашу. «Он хоть и грубоватый, но вполне добросердечный…»

– Сюда. Вещи в багажник складывай…

– Куда? А, это твоя машина!

В темном стекле авто отразился ее силуэт, и Даша ужаснулась: неужели вот это балахонистое бесформенное чудище в огромных очках, закутанное в платок – она? Сейчас она напомнила себе городскую сумасшедшую, на которую с веселым недоумением и осторожностью взирают издалека прохожие. Немудрено, что Борис так себя с ней вел!

– Пристегнись.

– Что? А, конечно…

Борис, аккуратно лавируя, вывел машину с площади, и через пять минут они уже мчались по дороге – так быстро, что Дашу замутило. «Вот позор-то будет, если меня прямо в салоне начнет тошнить…» – похолодела она. Сотрясение мозга давало о себе знать.

– Даш…

– А? – слабым голосом отозвалась она.

– Можно с тобой поговорить?

– П-жа… пожалуйста.

– Я давно хотел это сделать, и чтобы без Натальи, – сосредоточенно глядя на дорогу, начал Борис. – Ты куда деньги дела?

– Ка… какие деньги? – От приступа дурноты Даша почти ничего не соображала.

– Отцовы.

– Чьи?

– Три с половиной года назад умер ваш с Натальей отец. Где деньги? Наследство то есть. Я так понимаю, его надо было разделить между сестрами, поровну, ведь вы с Натальей – сестры.

– Не было никакого наследства…

– Но я же помню, как Наташка тогда, беременная, на сносях, с тобой по телефону болтала. О том, как лучше продать дом. Ты ведь, когда к отцу в Новосибирск приехала, продала его дом, да?

– Да… – не в силах понять, что именно хочет Борис, промямлила Даша.

– Где половина?

Даша наконец догадалась, о чем толкует ее родственник.

– Почему – половина? – вяло возразила она. – Если на то пошло, то есть еще Маша…

– Какая Маша? – явно теряя терпение, спросил Борис.

– Маша, Даша и Наташа… Нас – три сестры! Как у Чехова, знаешь…

– Какой, блин, еще Чехов… – в голосе уже звучала неприкрытая ярость. – Нечего мне мозги Чеховым пудрить! Где деньги? Третья часть, черт с тобой… Где она?

– Нету. Послушай, если ты будешь со мной в таком тоне… – только крайняя степень дурноты мешала Даше вспылить.

– В каком тоне? В нормальном я тоне! – удивился он, резко меняя интонацию. – Наташка моя – девушка занятая, позавтракать иной раз забывает, столько у нее дел! Я просто не хочу, чтобы ее облапошили…

Даша не представляла себе человека, который мог облапошить ее всеведущую и всезнающую сестру, но объяснения Бориса показались вполне убедительными и значили только одно – он заботился о Наталье.

– Господи, Борис… Она же моя сестра! – простонала Даша. – Разве могу я ее облапошить?! Все не так… – она сглотнула и принялась терпеливо объяснять: – Отец умирал. Кто-то должен был ухаживать за ним… Маша – далеко, и у нее какие-то там свои проблемы, Наталья – в положении, одна я – относительно свободна… Естественно, к отцу поехала я. Конечно, он сложный человек и никогда нами не интересовался, но не чужой все-таки… Лично я к нему никаких претензий не имела и благодарна просто потому, что он – мой отец, и если бы не он, то я бы никогда не появилась на свет…

– Короче, – деловито перебил Борис, глядя вперед, на дорогу.

Даша страдальчески вздохнула.

– Короче… Я приехала – отец при смерти. Нужны лекарства, уход, уколы, докторам платить – они на дом приходили консультировать. Отец был должен. Очень большие долги… И заранее договорился с кредиторами, что после его смерти дом продадут, а деньги им вернут. С процентами, разумеется. Отец умер, я продала дом, отдала кредиторам деньги.

– Все?

– Нет, не все. Наташа консультировала меня по телефону, посоветовала, как выгодно продать дом. На оставшиеся деньги я заказала памятник на могилу…

Борис помолчал, обдумывая услышанное. Потом лицо его прояснилось (словно тучи на небе разошлись!), и он совершенно искренне произнес:

– Ты молодчина! Прости, что мучил тебя, но Наташка мне не все рассказывает, и я беспокоюсь, переживаю за нее…

Даша нашла в себе силы улыбнуться:

– Ничего, все в порядке.

– Устала? Вон какая зеленая… – он мельком взглянул на нее. – Ничего, сейчас приедем, я шашлык сделаю…

– Нет! Я не хочу есть! Я спать сразу лягу! – Даже разговоры о еде были невыносимы Даше.

Как они доехали, как встретила ее Наталья, как выбежали племянники – почти взрослая Света, Игорь – девяти лет и крепкий бутуз Никитка – Даша почти не помнила.

Она повторила, что страшно устала и хочет выспаться.

– Ох, ну да, доконала тебя городская жизнь! – обняла Дашу сестра. – Ты у нас отдохнешь – другим человеком станешь!

Даше отвели комнату на втором этаже и обещали не мешать. Оставшись одна, она скинула с себя одежду и упала на постель.

…Спала Даша почти три дня. Первый день вообще глаз не открывала, на второй очнулась, включила телефон, набрала номер Варвары.

– Даша! Тебя следователь искал! – выпалила подруга. – Чего там натворила-то? Это из-за Курбатовых? Приперся к нам на киностудию, ему сказали, что я – твоя подруга… Требовал твои координаты, прямо чуть душу из меня не вынул!

– Ну и дала бы ему их…

– Ты же сказала – никому!

– Следователю-то можно…

– Тебя не поймешь! – вспылила Варвара. Потом вдруг сменила тон: – Дашка, а я все-таки купила авто! Вытрясла из Боброва деньги и купила!!!

– Поздравляю… Приезжай в гости.

– И приеду! – торжественно обещала Варвара. – А со следователем-то что делать? Ну, если опять придет…

– Ничего. Я сама ему позвоню.

…На третий день Даша очнулась от забытья и немного перекусила – когда Наталья в очередной раз принесла ей на подносе еду.

– Ты меня пугаешь. С тобой все в порядке? – тревожилась сестра.

– Нет-нет, все в порядке… Просто я очень устала. Не трогай меня, пожалуйста.

– Ну хорошо… – с сомнением отвечала Наталья.

Словно сквозь мутную пелену доносились снизу голоса детей. Голос Бориса, один раз – он яростно кого-то отчитывал, наверное, Игоря, средненького – он из всех детей показался Даше самым бойким. Натальино пение – у сестры был чистый, звонкий голос. Старушечье ворчанье… А старуха-то откуда? Ах да, нянька, как ее там… Фелица Юрьевна. Еще чей-то голос, мужской, незнакомый, затем взрывы хохота, возмущенные вопли Натальи, звон посуды. «Руки! Я сказала – вымой руки!», «Ну ни хрена себе! Я что, нанимался?..», «Ма-ам! Эта сволочь опять кусается!», «Света! Это не сволочь, это твой родной брат!», «Мультики! Я хочу мультики смотреть!!!»

Как ни странно, но этот постоянный шум и гам, напоминающий морской прибой (как там, у Мандельштама – «…и море черное, витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью»), не вызывал у Даши отторжения. Большая дружная семья, что в этом такого… Наталья часто орет – но вполне беззлобно… Даже Борис не раздражал – обычный мужик, который любит свою жену и интересуется ее делами. И, подобно всем представителям сильного пола, может быть и невыносимым, и очень милым…

В конце концов это на чужих можно обижаться сколько угодно, а люди, что внизу – родные. Родных не выбирают, их надо воспринимать такими, какие они есть.

Итак, в начале третьего дня Даша проснулась. Голова не болела, дурнота куда-то исчезла. Непривычная, звонкая тишина.

«А где все? Ушли, что ли?» – забеспокоилась Даша. Ей уже не хватало шума и гама. Быстро же приспосабливается ко всему человек!

Она села на кровати, ощущая в теле необыкновенную легкость. Потрогала затылок – ссадина почти зажила. «Голову, что ли, помыть? А то детей, пожалуй, испугаю…»

У дверей, на стуле, стоял поднос – чашка, тарелка с бутербродами. «Милая, милая Наталья!» – Даша едва не расплакалась от умиления.

Даша зашла в ванную (совмещенный санузел находился тут же, за дверью), залезла под душ. Недавнее прошлое со всеми преследованиями, покушениями и погонями казалось просто сном. О Марате даже думать не хотелось. «Зачем он мне? Если его родители сумасшедшие, то пусть сам с ними возится…»

Потом Даша подсушила волосы феном, но расчесывать не стала. Намазала лицо кремом. Другим, особым, очень нежным и нежирным – веки. Тело – третьим кремом. Пятки ног – четвертым. Руки – пятым. «Ой, а ногти-то… Позор! Весь лак слез…»

Высунув от усердия кончик языка, Даша принялась перекрашивать ногти на руках и на ногах – в яркий красно-коричневый цвет.

Так, а что с лицом? Чуть-чуть тонального крема, пудры и румян. Ну, и на веки – теней. Вместо помады – блеск для губ…

Даша занималась тем, что любила больше всего на свете и что большинство женщин называли – «почистить перышки». Помнится, глупый Кедров страшно удивился, когда узнал, что она за один раз выбросила на парфюмерию пять тысяч. Эх, была бы воля, Даша бы потратила на все эти баночки-скляночки с ароматным содержимым миллионов пять, не меньше!

Да, кстати, насчет аромата… Даша усердно обрызгала себя духами, затем переоделась в домашний брючный костюм, достала из сумки домашние туфли на шпильках и смешными помпонами из страусиных перьев, накинула на плечи жакет, щедро отделанный кружевами, и спустилась вниз.

Гостиная была пуста, на полу валялись игрушки. Круг железной дороги – кто-то запускал паровозики. Перевернутый стул. Добротная мебель, шторы поразительно сочетаются по цвету с обоями…

Даша распахнула дверь и вышла на веранду.

Вечер только начинался. Оранжевое, закатное солнце. Тепло, очень тепло. Середина сентября. «Лес, словно терем расписной…» Дорожки, выложенные каменными плитами, уходили вдаль, прятались за кустами и деревьями, выманивали из дома.