Она бежала по дороге. Кого-то догоняла. Он был там, в конце пути. Тот человек ее ждал. А она, глупая, все не понимала. Искала кривые дорожки. Сворачивала на другие пути. Он же ее ждал. Все это время. Ждал, когда она поймет. Быть счастливой. Стася хотела обычного счастья. Чтоб был любимый рядом, теплый домик, детский смех. Это надо было записать в блокноте с осенними листьями. Осень — это не значит, что будет обязательно дождь. Говорят, что осенью природа умирает. Нет, она лишь засыпает до своего часа.

Сон прервался. Пришла боль. Стася хотела закричать, заплакать, но не получилось. Слабое мычание. От этого она проснулась.

Темно. Стася вытянула руку. Нащупала стену. Каменный мешок. Темный каменный мешок. Но она лежала в кровати. Вокруг веревки, которые мешали шевелиться. Стало страшно. Из-за пересохшего рта кого-то позвать она не могла. Рука с трудом шевелилась. Вторая была крепко привязана. Веревки. Тонкие веревки и темнота. Оставалось только водить пальцами по холодной каменной стене.

— Проснулась? Станислава, ты меня слышишь?

— Да. Пить хочу, — прошептала Стася.

— Сейчас дам тебе воды, — ответила женщина. Она говорила так, словно Стася плохо слышала, поэтому искусственно повышала голос. Еще она говорила нарочно бодро.

— Спасибо, — прошептала Стася. Голос сиплый, чужой. Но хоть пропало ощущение песка во рту.

— Полежи пока, а я доктора позову, — сказала женщина. Доктор. Темный каменный мешок оказался больницей.

— Как самочувствие? — другой женский голос. Он отличался от первого. Строгий, сухой, сдержанный.

— Где я? — спросила Стася.

— В больнице. Так, больно?

— Больно, — почувствовав укол в ногу, ответила Стася.

— А так?

— Тоже.

— Замечательно. Пальцами пошевелить можешь? — спросила врач. Стася пошевелила пальцами на ногах и руках. — Молодец. Имя, фамилию помнишь?

— Помню. Почему темно?

— Потому что ты попала в аварию. Это осложнения, — спокойно ответила женщина. Она словно чего-то записывала и отвечала мимоходом.

— Варвара Андреевна! Там…

— Иду. Пока отдыхаем. Потом подойду чуть позже.

Авария. Стася ее не помнила. Она лежала и пыталась вспомнить. Заболела голова. Надо было позвонить маме. Сказать, что с ней все хорошо. Только телефона нет.

— Я поставлю капельницу. Рукой шевелить не надо, — сказала медсестра бодрым голосом.

— Мне надо маме сказать…

— Она знает. Вот переведут в палату, тогда и увидитесь. Пока надо отдыхать.

Надо отдыхать. Стася попыталась уснуть, но не получилось. Оставалось только водить пальцами по холодно стене штукатурки. Неровная и холодная. Рядом что-то пикало. Почему-то она вначале на это не обратила внимание.

— Станислава, вы спите?

— Нет.

— Я следователь Михаил…

— Миша. Мы ехали с Мишей на озеро, — сказала Стася, зацепившись за имя. — Что с ним?

— Вы помните, что случилось?

— Нет. Не помню. Но сказали, что произошла авария. Что с Мишей?

— Он погиб, — последовал ответ. Стася прикусила губу. Хотела заплакать, но не получилось.

— Значит ничего не помните?

— Нет.

— В вашу машину врезалась фура, которая потеряла управление.

— Не помню, — Стася опять начала водить пальцами по штукатурке. Следователь еще что-то спрашивал, но она не отвечала. Миша погиб. Она выжила. Почему-то выжила. Что она чувствовала? Ничего. Чувства словно заморозили. Это из-за холодной темноты. Вот выйдет солнце, тогда и чувства вернутся.


— Почему я ничего не вижу? — спросила Стася в следующий раз, когда услышала голос врача.

— Станислава, у вас была сильная травма глаз. Мы пытались сохранить второй, но не получилось. Пришлось провести ампутацию. Вы меня слышите?

— Слышу, — ответила Стася, которая никак не отреагировала на эту новость. — Темнота не уйдет?

— К сожалению нет. Завтра вас переведут в общую палату. Там вас мама навестит. Вы не одна. Не надо отчаиваться.

— Я и не отчаиваюсь, — ответила Стася. Темно и страшно. Холодно. Почему-то все время было холодно. Может потому что не было солнца? Стася еще никогда так не скучала по солнцу. Каждый раз она просыпалась с желанием его увидеть. Хотя бы в последний раз. Если не получится увидеть, то почувствовать. Это стало навязчивой идеей.

В палате, куда ее перевели, кто-то стонал. Две женщины переговаривались. Они прервали разговор, когда появилась Стася.

— Такая молодая, а с такими шрамами. Жуть.

— Теперь ее муж бросит. Точно бросит. У Наташки, когда она руку сломала, так милый сразу чемоданы собрал.

Глупые разговоры. Зачем их слушать? Стася осторожно коснулась лица. Шрамы ощущались под пальцами. Защипало. Лучше сейчас не трогать. А то можно занести грязь. Тогда еще хуже будет.

Пришла мама. Как раз начался обед. Она долго причитала. Говорила, что сразу прилетела, как ей позвонила баба Паша и сказала об аварии. Стася чувствовала, что мама переживает. Слышала ее тревогу в голосе, но не могла ничем успокоить. Она не знала, что отвечать. Не знала как жить в темноте. В полной темноте, от которой веяло холодом.


Поле. Солнце и грунтовая дорога, которая уходила вперед. Стася шла по ней, сбивая ноги. Она падала. Разбивала колени и вновь вставала, чтоб пойти вперед. Это было необходимо. Идти вперед.

Седобородый дедушка сухой, в черных одеждах шел по полю. Вскоре он оказался на дороге.

— Ты не туда идешь, — сказал он.

— А куда надо? — спросила Стася.

— Ты знаешь. Ты знаешь ответ…

Она опять проснулась. Сложно понять который час. Так как в палате все молчали, то Стася решила, что сейчас ночь.


И как теперь жить? Она не сможет работать. Не сможет заниматься привычными делами. Мама ее утешала тем, что они будут жить вместе. Она ей поможет. Стася уже понимала какая ее жизнь ожидает под оком заботливой мамы. Уже сейчас она не позволяла ей сделать лишнего движения. Не давала есть самой. Двигаться. Просто на кровати повернуться без ее участия было невозможно. Стася понимала, что мама волнуется. Переживает за нее. Но забота душила. Она растворяла остатки ее личности. Забота и жалость.

Стася спустила ноги с кровати. Нащупала на полу резиновые тапочки. Она постоянно выходила из палаты, но всегда в сопровождении или медсестры. Мама сидела в больнице до последнего, боясь оставить ее одну.

Холодные стены. Дверь. Она немного скрипит. В коридоре запах дезинфицирующего средства. Стася шла по коридору, считая шаги и держась за стену. Вот здесь стена обрывалась. Должен быть пост медсестры. Никто ее не окликнул. Значит никого нет. Можно гулять дальше. Свобода. Маленькая дерзость, которую она себе позволила. Дожили. Теперь прогулки по больничному коридору для нее дерзость.

Стася продолжила свой поход, продолжая считать шаги. Предстояло еще вернуться в палату. Вот и конец коридора. Рука нащупала стекло. Наверное здесь было окно. Холодное стекло. Оно было холоднее стены. Пахло сыростью. Каменный мешок. Стася прислонилась лбом к стеклу. Повязку сняли на днях. Стаси сказали, что скоро ее выпишут. Вот она и добегалась. Она прикусила губу до крови.

— Гуляем? — спросил ее мужской голос.

— Немного, — ответила Стася.

— Не против, если я составлю вам компанию? Или помешаю думы думать?

— Не помешаете. Мои думы никуда не уйдут, — ответила Стася.

— Не спится? — спросил он.

— Там сейчас дождь? — спросила Стася.

— Нет. Пасмурно и ветрено.

— А почему-то холодно. В последнее время всегда холодно. Я думала, что это из-за дождя.

— Сейчас лето.

— Знаю. Только его не чувствую.

— Из-за шока. Со временем…

— Не верю я вовремя, — оборвала Стася мужчину. — Полгода себя уговариваю, что со временем все наладится. А что в итоге? Все хуже и хуже становится, — ответила Стася. — И ведь чувствовала, что так будет, а все равно не поверила предчувствию.

— И что было за предчувствие?

— Мне часто снилось, что я иду не той дорогой. Я упрямо шла вперед. Искала свое счастье. Вместо этого нашла беду.

— Это не беда. Вы живы. Это уже многое, — после некоторого молчания ответил мужчина. — Мы не всегда обращаем на явные признаки надвигающихся неприятностей. Видел, что жена плохо себя чувствует. Похудела. Осунулась. Нужно было заставить ее к врачу обратиться. А я как-то все на потом откладывал. Знаешь, как бывает? Отпуск, работа, ремонт. Она же втянулась как лошадь в ярмо и молча тянула эту телегу. Так что не надо переживать. Ты живая. Молодая. У тебя все впереди.

— Иногда мне кажется, что умереть проще, чем жить. Дальше будет не жизнь, а существование.

— Это плохие мысли. Для кого будет проще умереть? Для тебя? Мы не знаем куда ведет нас дорога после смерти. Для твоих родных? Как они это переживут? И смогут ли?

— Мама может не пережить.

— Ты не знаешь с кем твоя тропинка пересечется. Может твое присутствие сможет помочь другому человеку.

— Это все утопия.

— Нет. Это что-то похожее на эффект бабочки. В жизни все взаимосвязано. На нашем пути нет случайных людей. Нет проблем, которые не могли произойти. Все идет так, как должно быть. Мы выбираем свой путь и идем по нему, собирая цветы и смех, шишки и переломы. Мы можем свернуть на другую тропинку. От нас зависит выбор пути, но что нам принесет этот путь — нам не известно. Это от нас не зависит. Лотерейный билет. Случайный человек, которого ты встречаешь каждое утро на остановке может оставить в твоей жизни неизгладимый след, когда вытащит из-под колес машины. А близкий человек может оказаться совсем чужим. Ты можешь с ним поссориться и не общаться всю жизнь. И ссора-то глупая, а все равно никто мириться не хочет. Все что происходит вокруг нас — делает нас такими, какие мы есть. Делает нас сильнее, добрее, злее.