— Будем жить, да? А сейчас я, в самом деле, вернусь за стол. У меня деловая встреча. Липа. — Я подняла глаза к его лицу. — Я рад, что мы познакомились.

Мы с ним познакомились!

Он ещё обернулся на меня в дверях, потом в зал вошёл, а я осталась. Просто стояла в пустом коридоре, смотрела на закрывшиеся двери, и на одну минуту поверила, что я и, правда, ничего не чувствую. Что мне всё равно, не обидно на его равнодушие и пустые слова, не обидно за то, что он обрадовался не мне, а Ладе, что он знает о ней много, а обо мне ничего. И ему, кажется, не особо интересно узнать меня. И только когда Ромка вышел, и, ничего не сказав, обнял меня, я заревела. Вцепилась в лацканы его пиджака, уткнулась лицом в его плечо и ревела. Он руками меня обхватил и даже покачивать стал. И шептал мне на ухо:

— Всё хорошо, слышишь? Чёрт с ним. У тебя я есть. Ну, не плачь.

Я ещё помню, что Анна Эдуардовна вышла, обеспокоившись нашим отсутствием, и застала всю эту некрасивую сцену, мою дурацкую истерику, а Рома матери что-то пытался сбивчиво объяснить и одновременно успокоить. А она смотрела на меня растерянно, а потом даже до машины нас провожала. А я чувствовала себя глупо-глупо, и ничего не могла с собой поделать, и изменить уже ничего не могла. В жизни, вообще, очень мало, что можно изменить, я это очень чётко для себя уяснила. Поэтому лучше не ошибаться, и не обижать людей лишний раз. Кто знает, вдруг у вас не будет возможности исправить свою оплошность.

Ромка заставил меня повернуться к нему, и стёр с моих щёк слёзы и подтёки туши. Поцеловал в нос.

— Поедем домой, — сказал он, пытаясь выдать ободряющую улыбку. После чего серьёзно пообещал: — Я буду тебя любить так сильно, что тебе никто больше не будет нужен. Я тебе обещаю.

16

Роман Евгеньевич был прав, да я и сама прекрасно понимала, что вновь страдать по тому, чего у меня никогда не было и не будет, то есть, внимание и забота настоящих родителей, бесполезно.

Это же моя жизнь, я давно всё поняла и уже не раз запрещала себе страдать и зацикливаться на том, что от меня не зависит. Вот и в этот раз я зажала свою обиду в кулак, и посоветовала себе относиться к знакомству с отцом, и к тому, что он мне сказал и чего не сказал, проще. Вот как Лада. Не знаю, что у неё на самом деле на уме, и на сердце, но она умело скрывала свои чувства.

А при упоминании родителей, смеялась и легко отмахивалась. Хотя, у неё есть другие родители, а у меня нет…

Зато у меня муж есть. И его семья, с которой следует наладить отношения. Кстати, вопреки моим опасениям, это оказалось не так уж и трудно. Правда, я подозревала, что Рома родителей откровенно разжалобил рассказом о моей жизни и эмоциональных лишениях. После сцены в ресторане, когда я заливалась слезами на глазах Анны Эдуардовны, ему пришлось объясняться, и он, по всей видимости, не скрывал собственных эмоций и печальных подробностей. Потому что я заметила, что с того дня, его родители стали относиться ко мне внимательнее, серьёзнее, и в их взглядах уже не сквозило столько подозрения. Мы даже с Ольгой сумели, если не подружиться, пока, то найти общий язык. Хотя, она сопротивлялась дольше всех, припоминания мне именно нашу с ней первую встречу. Даже как-то призналась, что я тогда вела себя хоть и странно, но держалась, как Лада, уверенно, и это её разозлило. Потому что она любит брата и всё-таки надеется, что он женится удачно. Когда-нибудь.

На «когда-нибудь» я решила внимания не обращать, таким образом извиняясь за своё поведение при первой встрече, и с того момента наши отношения стали налаживаться. Понемногу, но вскоре стало не до споров и мелких придирок.

Через месяц наш с Романом Евгеньевичем формальный брак расторгли, и это было поводом для серьёзной радости. Хотя, Миша как-то прозрачно намекнул, что проще было бы брак формальный перевести в законный, но Рома был неумолим. Он хотел развода и настоящей свадьбы. Как он повторял раз за разом: чтобы всё было правильно, как у людей. У каких ещё людей приключилось в жизни нечто подобное, я не знала, но с любимым не спорила. Хочет он свадьбу (если честно, я тоже хотела, но больше белое платье и саму церемонию, чем пресловутый штамп в паспорт), и я рада, если он хочет. Значит, любит, значит, переживает, и ищет способ сделать мне приятное. Я уже знала, что его отец и дедушка всерьёз верили и учили сыновей тому, что свадьба — это мечта любой женщины, и её следует исполнить, чтобы в дальнейшем семейная жизнь пошла, как надо. Чтобы можно было с чистой совестью сказать: я дал своей женщине всё.

— Иначе что мы будем вспоминать в старости? — говорил Рома, с недовольством разглядывая галстук, купленный мною к его свадебному костюму. Жениться Рома хотел, а вот галстуки не жаловал.

Расписались мы в Питере. Сделать это в Нижнем Новгороде незаметно, мы способа не нашли, и тогда Анна Эдуардовна предложила поехать в Санкт-Петербург, к младшему сыну, и провести церемонию там. Шикарной свадьбы нам с Ромой не хотелось, сотни гостей не ожидалось, и поэтому мы согласились практически тут же, лишь переглянулись между собой, и одновременно кивнули.

Мама, когда я поставила её в известность о своих планах, сказала, что это символично. Ещё выдала что-то про спираль времени и событий, в этом моменте я мало что поняла, а уточнять не стала. Мама в последнее время увлеклась мистикой и во всём искала знаки. По её мнению, мой переезд в Нижний Новгород, а роспись в Санкт-Петербурге, где и она впервые выходила замуж, означали замкнувшийся круг, и сулили невероятный успех и счастье. Я выслушала её, подперев подбородок рукой, глазами хлопала, но мама говорила так много и так восторженно, что проще было не вдумываться, просто соглашаться. К тому же, кто будет спорить, когда ему предрекают семейное счастье, правда?

Так что, к концу сентября у меня на безымянном пальце появилось обручальное кольцо, я стала законной женой, а старый паспорт, который Лада когда-то прикарманила, я, на всякий случай, сожгла. Роман Евгеньевич ещё пошутил:

— А пепел по ветру развей.

Я ткнула в него пальцем, приказала:

— Молчи, — и подожгла последнюю страницу.

Вот и всё. Конец старой жизни, впереди новая.

Если честно, я не могла отделаться от чувства нереальности происходящего. Не могла до конца поверить, что моя жизнь изменилась так неожиданно, буквально перевернулась с ног на голову.

Во мне ещё жили прошлые мысли, привычки, планы, и я порой ловила себя на том, что размышляю о работе в банке, вспоминаю о сроках подготовки отчётов, и, даже признаюсь, скучаю по девчонкам, с которыми работала. Да, со Светкой мы болтаем практически ежедневно, и они с Вадиком уже не раз приезжали к нам на выходные, но мне не хватало посиделок в обеденный перерыв, болтовни и смеха. В общем, обычная скука женщины, неожиданно ставшей домохозяйкой. И никакой перспективы на перемены. Особой печали это не вызывало, с чего бы это, если рядом любимый муж и мы, вообще-то, молодожёны, но когда Ромка подолгу пропадал на работе или уезжал на свою базу, я начинала скучать. Поначалу я ещё продолжала говорить ему о том, что хочу устроиться на работу, что непременно устроюсь на работу, что с понедельника начну искать подходящее место, а он пусть только попробует меня остановить. А Роман Евгеньевич кивал, поддакивал и заверял, что останавливать меня не будет.

— Зуб даю, — с серьёзным видом кивал он и даже делал известный жест рукой, сжимая кулак, и заверяя меня тем самым, что препятствовать не станет, но с работой у меня всё равно не сложилось. И, судя по самодовольному выражению на лице Романа Евгеньевича, он именно на такой исход и рассчитывал. Я забеременела.

И если ещё вчера я просматривала список вакансий в интернете, то на следующий день мне очень хотелось треснуть Ромку за его улыбочки. Нет, не подумайте, ребёнка мы хотели, мы это обсуждали, ещё до официального бракосочетания решили, что тянуть не станем, но всё равно беременность была в перспективе, и я строила планы именно на свою жизнь, искала работу, а потом оказалось, что это было, так сказать, для моего развлечения. Потому что искать я искала, а вот ни на одно собеседование так и не сходила. Всегда находила себе оправдания и чем-то была занята. Мужем, его семьёй, домом. Я за последние два месяца поменяла в квартире практически всё, наверное, кроме кухонного гарнитура и кровати, которая была новая и нам нравилась. В общем, в какой-то момент я с печалью осознала, что окончательно стала домохозяйкой.

— Вот об этом ли тебе сейчас переживать? — сетовала Анна Эдуардовна, подливая мне чай. Я сидела на кухне в их доме, и наблюдала за тем, как споро Галина Николаевна вяжет крючком детские пинетки. Я была беременна седьмую неделю, а Ромины родственники уже начали готовить приданное ребёнку. Их забота меня грела, но опять же добавляла ощущения нереальности. Я, если честно, тогда ещё беременной себя не чувствовала. Меня не тошнило, я чувствовала себя бодрой и переполненной несбыточными планами на следующий год, от которых следовало быстренько отказаться. И я пыталась с этим смириться. Пила чай с лимоном, наблюдала за бабушкой и ждала мужа с работы.

— Я не переживаю, — сказала я свекрови. — Но нужно перестроить в голове план…

— Всё само перестроиться, — заверила меня Галина Николаевна. — Живот начнёт расти, и всё перестроится. Аня, покорми её.

— Да я уже ела!

— Ещё поешь.

— Я сейчас огурчики открою, у нас прошлогодние остались. Замечательный засол. Женя, спустись в подвал, Липа хочет огурчиков!

Вообще-то, я не хотела. И на солёное меня совсем не тянуло. Какая-то я неправильная беременная, честное слово. Может быть, поэтому я чувствовала себя смущённой тем, что необходимо было перестраивать свою жизнь. Скорее бы он шевелиться начал, я бы тогда точно ощутила себя важной, нужной и безмерно занятой. Я бы почувствовала себя мамой.