— Они приехали, — объявила Анна Эдуардовна с веранды.

На нас оглянулись, точнее, на меня все оглянулись и с пристрастием оглядели. А я замерла на ступеньках, вынуждено улыбнулась.

— Добрый день.

Рома за мной вернулся, за руку взял. А на родных прикрикнул:

— Хватит жену мою смущать. Занимайтесь своими делами.

— Смущать? — выразительно переспросила Ольга, за что брат ей, не скрываясь, погрозил кулаком.

— Перестань, — шепнула я ему. Спустилась на поляну перед домом, отдельно поздоровалась с бабушкой и дедушкой мужа. Галина Николаевна сидела в плетёном кресле, в соломенной шляпе с широкими полями, кстати, очень похожей на ту, что я оставила по рассеянности в сочинском такси. А Павел Романович снова читал, на этот раз книгу, устроившись в сторонке ото всех на садовой скамейке. Именно к нему проковылял Чарли на косолапых ногах, и с шумным выдохом, устроился у его ног. Даже боком к ногам Павла Романовича привалился.

— Липа, это мой отец, — представил нас Рома, и я поспешила повернуться в нужную сторону.

Посмотрела на будущего свёкра. Надо сказать, что мужчины в этой семье были спокойнее и как-то расслабленнее, видимо, основные тревоги о мире в семье, изначально оставив женщинам. Вот и Евгений Павлович мне улыбнулся, хотя глаза смотрели с хитринкой и чуть насмешливо.

Ростом он был ниже Ромы, и не так широк в плечах, но и на свои года не выглядел. Крепкий, улыбчивый, судя по лучикам морщинок, расходившимся от глаз и уголков губ, взгляд спокойный, а волосы с заметной проседью. Рома был похож на него, без сомнения. Только спокойствия в нём, явно меньше, чем в отце.

— Помнится, ты нас уже знакомил, — проговорил Евгений Романович, а Ольга, которая в это время накрывала на стол, охотно поддакнула.

— Вот-вот, он думает, нам всем память отшибло. Она не у всех такая короткая, как у тебя, Ромочка.

Ромка незаметно для родителей на сестру цыкнул.

— Олька, я тебе язык горчицей намажу, как в детстве.

Её муж Толик, пухлый здоровячок в футболке с эмблемой «Спартака», хохотнул.

— Хочу посмотреть.

Ольга возмущённо пихнула его в плечо.

— Что ты вечно ему поддакиваешь?

— Да где я поддакиваю? Правда, интересно было бы.

— И это говорит взрослый человек, — продолжала Ольга на мужа удивляться. — Отец!

— Кстати, где дети? — заинтересовался Рома, оглянувшись.

— Дети в лагере, — назидательно проговорила Галина Николаевна. — И ты бы это знал, если бы чаще звонил.

— Бабуля, я был немного занят в последнее время. — Рома подошёл, чтобы поцеловать её. А для меня кресло придвинул, уж слишком близко к Галине Николаевне. Но я прошла и присела, правда, для начала предложила свою помощь, от которой все наотрез отказались.

— Хотелось бы знать чем, — многозначительно заметила Анна Эдуардовна.

Ромка руками развёл.

— Работой, женой. Чем ещё? Липа, чем мы занимались? — Я голову подняла, чтобы посмотреть ему в глаза, а Роман Евгеньевич воодушевлённо продолжил: — Планами на будущее.

— Это какими такими планами? — заинтересовалась Ольга, заметно нахмурившись.

— Не слушайте его, — перебила я мужа. — Он работал.

— Не так уж много я работаю.

— Ты выглядишь слишком довольным для занятого работой человека, — заметила Анна Эдуардовна, наблюдая за сыном.

— С чего ему быть недовольным? — удивился Евгений Романович, устраиваясь за накрытым столом и ставя рюмки под коньяк перед собой и сыном. — Работа есть, деньги есть, жена есть.

Всё по плану. Хотя, от Димки ты отстал на порядок.

Рома скривился, предложенный коньяк выпил, а мне негромко пояснил:

— Димка — это наш младшенький. Он в Питере живёт.

— Это какое-то наказание, — в полный голос пожаловалась Ольга. — Я не понимаю, у кого здесь поехала крыша — у него или у нас всех разом.

— У всех разом крыша не едет, — флегматично заметил Павел Романович. — Тебе об этом ещё в детстве в мультике рассказали. Должна помнить.

— То есть, выяснили, причина в нём, дедушка?

— Оля, успокойся. — Анна Эдуардовна взглянула на племянницу с явным намёком. — Я хочу этот день провести в мире и покое.

— Слушай, что тебе умные люди говорят, — поддакнул матери Рома, пристраиваясь рядом со мной и беря меня за руку. — Но, чтобы ты отстала, скажу: мы с Липой решили начать всё сначала. С чистого листа. Мы не помним прошлого, и со всем знакомимся заново. Да, любимая?

Я посмотрела на наши с ним руки и согласилась неожиданно с Ольгой:

— Это действительно похоже на сумасшествие.

Ромка недовольно поджал губы.

— Хоть ты за этой занозой не повторяй.

— Сам ты заноза! — возмутилась Ольга. — Двухметровая!

— А ты настырная малявка.

— Дети! — видимо, привычно прикрикнула на них Галина Николаевна.

Я стукнула Ромку по колену и попросила:

— Перестань.

— Пап, давай, ещё выпьем? А то у меня теперь дома здоровое питание и никакого алкоголя.

Ольга, тоже не желая так просто сдаваться, притворно ахнула:

— Что так? На кого ровняетесь?

— Ни на кого, — передразнил сестру тридцати шестилетний Роман Евгеньевич. — Генофонд должен быть здоровый.

— Я бы добавила: морально здоровый, — съязвила она.

— Оля, — откровенно шикнула на неё Анна Эдуардовна, видя, что сын начинает закипать. На меня посмотрела, постаралась улыбнуться. — Расскажите нам об отпуске. Как отдохнули?

— Мы с Пашей были в Сочи в восемьдесят пятом году, — вспомнила Галина Николаевна.

— С тех пор там многое изменилось, — негромко проговорила я. — Я сама там несколько лет не была, Рома показал мне много интересного.

— Ты уезжала домой, Липа, — не особо заинтересовавшись Сочи, спросила Анна Эдуардовна.

Я на мужа быстро глянула, тот имел виноватый вид. Видимо, он, на самом деле, здорово страдал и приезжал жаловаться родным. На то, что я его бросила. В аэропорту, как щенка.

— Да, так получилось, — призналась я. — Но мой отъезд пошёл нам с Ромой на пользу. Ведь так, Рома?

Он с готовностью кивнул.

— Да. Я всё осознал, всё понял. Я готов работать… Дед, как это говорится? Над отношениями?

— Над собой поработай. Больше толка будет, — посоветовал ему Павел Романович.

— Куда уж больше? Я каждое утро кашу ем.

— И не перестаёшь жаловаться, — заметила я.

— Нисколько не жалуюсь. Вкусно, между прочим. Мама, Липа замечательно готовит.

Я от неожиданности моргнула, уставилась на него. А Рома на мать смотрел, улыбался. Та тоже на него смотрела, потом взгляд перевела на меня.

— Вы оба какие-то странные.

— Мы не странные, мы влюблённые.

Не знаю, чего я ждала от этого дня, чего ждал Рома или его родные, наверное, каждый своего.

Мне было неуютно, особенно, поначалу. Я не знала, что говорить, куда смотреть, все Ромкины доводы и наши новости, казалось, никого совершенно не впечатляют. За нами наблюдали, меня изучали, будто под микроскопом, а я даже порадовалась, что Лада в своё время не имела желания общаться с Ромиными родителями. Они встречались пару раз, по рассказам самого Романа Евгеньевича, первый же совместный ужин закончился всеобщим недовольством, на фоне которого он и сделал моей сестре предложение. Чем разозлил родителей, порадовал Ладу и получил моральное удовлетворение, за которое быстро раскаялся. Ведь чем это удовлетворение закончилось, всем уже известно. А с последствиями нам сколько придётся бороться, подумать страшно. Судя по тому, как нас встретили его родные, будет тяжело. Верить мне никто не спешил, и выходило так, что я снова их дорогого сына окрутила. А ждать хорошего от меня нечего. И если старшие представители семьи предпочитали наблюдать, прежде чем выносить окончательное решение, то Ольга на меня взъелась не на шутку. И я подозревала, что совсем не из-за неведомых проступков Лады, а лично из-за нашей с ней встречи теперь уже у меня дома.

Странно, что сегодня Лариса не приглашена в гости. Чтобы Рома имел возможность сравнить, в полной мере.

Не скажу, что я всерьёз расстроилась, понимала, что выводы они делают, опираясь на мнение о Ладе и её поведении, но мне было неуютно. Всё-таки я Ромку любила, и хотела, мечтала, собиралась о нём заботиться до конца жизни. Даже если он начнёт сопротивляться. Например, отказываться от утренней каши и тяготеть к пиву и коньяку. Но когда я говорила об этом, на полном серьёзе, мне, кажется, не верили. И только вопросы задавали: о работе, о тех самых планах на будущее и очень осторожно о моём отношении к Роману Евгеньевичу.

— Это было трудно, — сошлись мы с Ромой во мнении в конце вечера. Он меня обнял, прежде чем усадил в машину.

— Ты расстроилась?

— Скорее, устала, — сказала я. — Но у тебя хорошие родители, Рома. Они тебя любят. Это так здорово.

— Они и тебя полюбят.

— Да, — согласилась я, — лет через двадцать, когда смирятся с нашей женитьбой. Точнее, махнут рукой на твою дурость.

Роман Евгеньевич рассмеялся.

— Ты не дурость, — успокоил он меня. — Ты моё любовное помешательство.

Я взглянула с удивлением.

— Откуда такие слова?

— От бабушки. Она обожает Джейн Остин.

— Рома, ты открываешься мне с новой стороны.

— Брось. — Он, кажется, всерьёз смутился. — Я же не читаю, я просто повторяю.

— А что такого, если бы и почитал?

— Липа, прекрати.

— Если бы ты прочёл «Гордость и предубеждение», если бы ты проникся, Рома, ты стал бы идеальным мужчиной.

— Липа, я тебе ещё раз говорю: прекрати. Я её не читал.

Я в ладоши хлопнула.

— Я придумала, чем мы займёмся, когда приедем домой. Нам нужно расслабиться, снять стресс…