Хотя, раньше я за собой подобных наклонностей не замечала. Но и в ситуации, столь дикие, не попадала. А теперь вот мысленно подбирала подходящие словечки, правда, знала их совсем немного. Но для этого неандертальца должно хватить.

Правда, когда за дверью послышались шаги, я о намерении ругаться страшными словами, как бабушка их называла, позабыла, лишь вскочила и снова заколотила в дверь кулаком.

— Открой, слышишь? Ты не имеешь права меня здесь держать!

Поначалу ничего не происходило, но затем ключ в замке повернулся, и на пороге возник Роман Евгеньевич. На лице явное недовольство.

Он, видите ли, недоволен! Я вот тоже недовольна!

— Совсем с ума сошли меня запирать?

— А я ещё не разобрался, как с тобой поступить.

— Это противозаконно.

— Не учи меня законам, детка. Я тебя сам научу.

Я, наконец, заметила за его спиной несколько сумок, по всей видимости, с вещами.

Поинтересовалась:

— Что это?

— Мои вещи, в гараже нашёл.

— Это ведь хорошо? Она не выбросила ничего.

Роман смерил меня долгим взглядом, потом дверь пошире открыл.

— Выходи.

Я из спальни вышла и словно под конвоем прошла на кухню. Я пить хотела, а Роман шёл за мной по пятам. Мне очень хотелось обернуться и посмотреть на него, но я удержалась. Достала из буфета высокий стакан и налила себе воды. А Роман Евгеньевич за стол присел, руки сложил, и было понятно, что о чём-то сосредоточено размышляет. Потом полез в задний карман джинсов, и вот он уже протягивает мне паспорт.

— Вот, в машине нашёл. В бардачке.

Я на паспорт только смотрела.

— Чей?

— Написано, что твой.

Я нахмурилась, руку протянула и документ взяла. Пролистала страницы. Потом зажмурилась и качнула головой. А Роман коротко поинтересовался:

— Что?

— Мой. Я думала, что потеряла его. Мне ведь даже в голову не пришло… Лада приезжала, когда бабушка умерла. Правда, недели через две. Приехала на два дня, мы с ней на кладбище съездили, вечером посидели, поговорили. Я паспорта только через несколько дней хватилась, и мне даже в голову не пришло… Как она могла?

— Значит, она жила по твоему паспорту? Зачем?

Я могла лишь пожать плечами.

— Я не знаю. Это ведь незаконно, да?

— Конечно, незаконно! — разозлился он, а я остановила на лице Романа внимательный взгляд.

— Значит, вы мне верите?

Этот вопрос ему не понравился. Он морщился, потом даже вздохнул.

— У меня нет доказательств её существования. Твои — есть. А Лада, или как там её зовут, лишь твои утверждения. А я вот смотрю на тебя, и вижу её лицо, её глаза, её волосы. Поэтому я ещё не решил. У моей жены родственников не было.

— Можно подумать, вы с ней долго знакомы!

— Обычно за восемь месяцев кто-то да обязан объявиться. А моя жена — сирота.

— При живых родителях. Кстати, у неё их аж две партии. — Я тут же отмахнулась. — Хорошо, не будем об этом. Куда важнее, что мы будем делать дальше.

— В смысле?

— В том смысле, что я замуж не собиралась и не собираюсь! Всё это нужно как-то аннулировать.

У вас же есть в этом городе знакомства? Вот пусть нас быстренько разведут.

— Не торопись.

— Почему?

— Я ещё ни в чём не уверен.

Я глаза закатила.

— И какие доказательства вам нужны?

— Очень существенные.

— Господи, да мы же с ней разные! Внешне похожи, но…

— Замолчи, — попросил он и из-за стола поднялся. — Мне нужно подумать. А заодно на работу съездить. А ты… — Он смерил меня взглядом. — Займись чем-нибудь полезным. И из квартиры ни шагу, поняла?

— А что это вы мне приказываете, да ещё в таком тоне?

— Липа!

Я вздрогнула от резкого окрика, нервно сглотнула, после чего кивнула.

— Хорошо. Да и куда мне идти?

Роман Евгеньевич продолжал на меня смотреть. Я замечала его взгляды. Он смотрел, и смотрел, понятно, что сравнивал, отыскивал различия. Но, судя по тому, что бесконечно хмурился, не находил их. И это было не очень хорошо. Для меня.

— Разбери мои вещи, — попросил он.

— А у вас нет для этого домработницы?

— А ты хочешь домработницу?

— Я просто спросила.

— Обсудим, когда вернусь.

— Я ничего не хочу обсуждать, — запричитала я ему вслед. — Я просто спросила. Я в том смысле, что это несколько неприлично — разбирать чужие вещи.

— Не переживай, ничего компрометирующего или неприличного там быть не должно. По крайней мере, я такого не помню.

Он обувался, искал в кармане куртки ключи, а я смотрела на него с тревогой. Роман вдруг обернулся, посмотрел на меня и спросил:

— Ты чего?

— У меня паника, — призналась я.

— И что с этим делать?

— Как можно скорее уехать домой.

— Купишь туфли и пройдёт, — сказал он, вдруг подмигнул мне и из квартиры вышел.

Я плечом к стене привалилась, прикусила губу, собиралась поразмышлять о происходящем, но тут услышала, как в замке поворачивается ключ. Совсем, как недавно в спальне. Я кинулась к двери, ручку дёрнула — заперто. Обернулась, посмотрела на тумбочку, где лежали ключи, их не было.

— Вот гад! — в сердцах выдохнула я, но слышать меня никто не мог. Это разозлило, я побежала на кухню, прижалась носом к окну, и увидела Романа. Он как раз вышел из подъезда и твёрдым шагом направился к тёмному внедорожнику. Конечно, он и не подумал посмотреть наверх.

Тиран. Снова меня запер. Это надо же…

Ну, Ладка, ну, сестрёнка. Выдала меня замуж вот за этого тирана с господскими замашками.

Который теперь считает себя в праве запирать меня в чужой квартире и отдавать приказы. Но Лада… впору за голову схватиться.

Мне не хотелось заниматься его вещами. Я некоторое время смотрела на три большие сумки, набитые под завязку, потом представила лицо Романа Евгеньевича, когда он поймёт, что я и не подумала исполнить его наставление (или приказ?), и решила хотя бы видимость создать.

Открыла одну из сумок, достала ворох его вещей, которые, кстати, были свалены кое-как и изрядно помялись, и определила всё это на постель. Потом открыла другую сумку, в ней одежды не было, какие-то журналы, папки, несколько коробок с наручными часами, я их с интересом разглядывала. А на самом дне обнаружился альбом с фотографиями в мягкой обложке с цветочками и белыми голубями. Я в некотором страхе открыла первую страницу и очень долго смотрела на первую фотографию. Конечно, снимок был постановочным, молодожёны сидели в правильных позах, старательно улыбались, держались за руки, а за их спинами — златоглавый собор и голуби в небе. Я долго присматривалась: фотошоп или нет, так и не поняла. Потом уже к молодым принялась присматриваться. Лада сияла, в шикарном платье, в горжетке из белой норки, с фантастическим букетом из белых пионов в руках. И это в апреле месяце! Роман Евгеньевич выглядел серьёзным, улыбкой не сиял, но по взгляду было понятно, что доволен. Обнимал молодую жену за талию и выглядел претенциозно в строгом костюме с красным галстуком. В петлице красная роза. Роман Евгеньевич высился за спиной Лады, как скала. Твёрдый взгляд, каменный подбородок, широкий лоб. И ладонь Лады попросту тонула в его ладони.

Я, наконец, моргнула, сбрасывая оцепенение, напомнила себе, что это не я на фотографии, и страницу перевернула. Ещё с десяток подобных фотографий, Лада позировала, как могла, улыбалась, меняла позы, а Роман Евгеньевич стоял, как стена, с одинаковым выражением на лице. Оживился только на фотографиях с банкета. Гостей на самом деле было много, ресторан красивый, столы ломились от закусок и выпивки, я каждый снимок с любопытством изучала.

Люди веселились, танцевали, молодые целовались, и Роман даже улыбался. А если камера ловила его взгляд, направленный на мою сестру, становилось жарко, даже мне. Уж не знаю, сколько в этих взглядах было любви, но откровенного желания хоть отбавляй. А Ладка его обманула и бросила. Мне его даже жаль. Совсем чуть-чуть.

Из-за этой жалости я всё-таки разобрала сумки с его вещами, и разложила одежду в полупустом шкафу. Раскладывала и думала: сколько в жизни странностей. И, наверняка, это будет самый странный отпуск в моей жизни.

— Липа, ты где?

После этого дурацкого вопроса от двери, вся жалость, что во мне, возможно, и родилась, растаяла. Я отвечать не стала, готовила ужин, некое подобие итальянской пасты на русский манер из ограниченного выбора продуктов, что нашёлся в холодильнике. Помешивала соус с томатной пастой, и продолжала молчать. Его не было четыре часа. Четыре! Он запер меня и уехал, и, наверняка, даже не беспокоился и угрызениями совести не мучился. Что подтверждал его бодрый голос.

— Липа, чего молчишь?

— Я не собака, голос подавать, — проворчала я, не поворачиваясь от плиты.

Роман Евгеньевич фыркнул уже за моей спиной.

— Подумать только. Ты обиделась?

— Ну что вы? На что, интересно? На то, что вы меня здесь заперли? Не имея на это никаких прав и оснований!

— А ты куда-то собиралась? — Он сунулся мимо меня к кастрюле. Живо поинтересовался: — Чем пахнет?

Я плечом дёрнула, вынуждая его отстраниться.

— Едой.

— Липа не в духе, — почти пропел он. Я обернулась и посмотрела на него. Проговорила с намёком:

— Роман Евгеньевич.

Мы взглядами встретились, и он отступил.

— Ладно, не злись. И, может, ты перестанешь называть меня Евгеньевичем?

— У вас есть другое отчество?

— У меня есть штамп в паспорте, — съязвил он.

— Я здесь не при чём! — возмутилась я.

— Разберёмся. Ужинать будем?

Я зубами скрипнула.

— Через пятнадцать минут.

Он из кухни вышел, а через минуту из комнаты послышался его довольный голос: