Она слегка покраснела и опустила ресницы, пряча улыбку.

— Брайан, вокруг люди!

— Мои люди вполне довольны, — со смехом ответил он. — Они заметили, насколько смягчился мой нрав после твоего приезда.

— В самом деле? — невинно переспросила она.

— Угу. И знаешь, — с заговорщицким блеском в глазах добавил он, — до меня дошел слух, что завтра утром все они намерены обратиться ко мне со своими просьбами. Они знают, что мы расстаемся на две недели, но сегодня еще будем вместе.

— Брайан! — воскликнула она, торопливо оглядываясь и радуясь наступающим сумеркам, поскольку неудержимо краснела от каждого его слова. Однако они ехали позади отряда из пятидесяти воинов, и на них никто не смотрел. Элиза повернулась к мужу с невинно открытыми глазами: — И ты исполнишь их просьбы?

— Вероятно, все до единой.

Она улыбнулась, вздохнула и положила руку на луку седла.

— Но завтра тебе придется уезжать, — тихо напомнила она.

Он помолчал минуту и заметил:

— Элиза, ты ведь знаешь, что это необходимо.

Прошло уже два месяца, как Элиза была с Брайаном. За все это время им едва ли удалось провести вдвоем десяток ночей. Ему постоянно приходилось уезжать, и Элиза оставалась ждать его.

Казалось, что едва им удается сблизиться, как приходит время расставаться.

Слова «я люблю тебя» постоянно вертелись на языке Элизы, но так и не были произнесены вслух.

Однако Элиза была счастлива, счастливее, чем когда-либо прежде. Она постоянно тревожилась о Брайане, но исполнялась уверенности, что он вернется, что бы ни случилось. Ричард не прекращал войну, но Брайан никогда не уезжал так далеко, чтобы не возвращаться к Элизе хотя бы раз в две недели.

Она отказывалась верить, что Бог допустит его гибель от рук неверных.

Ожидание здесь было гораздо лучше ожидания дома, в Англии. Вместе с Гвинет Элиза бывала на городских базарах. Они покупали безделушки и благовония, ароматное мыло и таинственные курения. Музыка на улицах завораживала Элизу, босоногие дети, увязывающиеся следом в надежде на подачку, трогали до слез и смешили забавными проделками.

Да, гораздо хуже было бы остаться дома, томиться и ждать.

После Первого и Второго крестовых походов на Востоке осталось немало англичан и французов; появилось много метисов — красивых людей, охотно подчиняющихся любому правителю. Они молились Аллаху, но служили христианам. Во всех дворцах, занятых Ричардом, которые Брайан считал самым безопасным местом, Элизе прислуживали ревностно и усердно. Она слушала чудесные волшебные сказки и песни, узнала, что змеи могут «зачаровывать» своим взглядом, научилась пользоваться целебными травами, от которых волосы сияли, словно солнце, а кожа становилась свежей и чистой.

Она познакомилась с Филиппом-Августом Французским, хитрым и властным королем. Ей доставляло удовольствие сознание того, что ее присутствие удерживает Филиппа и Ричарда от жарких словесных битв. Короли постоянно спорили между собой. Ричард, часто пренебрегавший Элизой, однажды признался ей, что ненавидит Филиппа: французский король уже был готов отказаться от войны. Ричард всегда недолюбливал Филиппа, хотя до смерти Генриха они казались лучшими друзьями.

Брайан говорил, что в будущем Англии предстоит война с Францией. Но это сейчас мало что значило для Элизы: Монтуа было далеко, а английские владения, несомненно, принадлежали ей.

Она оказалась на Востоке и чувствовала себя хорошо как никогда. Даже когда Брайан уводил войско в бой, она оставалась спокойной.

Она жила ради редких ночей, которые им случалось проводить вместе.

Эти ночи не всегда выдавались удачными: Элиза и Брайан действительно отдалились друг от друга. К тому же оба еще слишком хорошо помнили о прошлом. Элиза не могла заставить себя заговорить о детях, не расспрашивала Брайана о бесчисленных месяцах их разлуки.

Она старалась придержать язык, когда рядом была Гвинет, — Элиза еще не вполне доверяла подруге и часто погружалась в мрачное молчание, видя, как Гвинет и Брайан болтают и смеются. Но, откровенно говоря, она видела, что Брайан всего лишь пытается быть учтивым, а Гвинет ведет себя с ним просто как близкая знакомая.

Эта «близость» тревожила Элизу, но она уже поняла, что прошлого не изменить. Беспокоиться о нем или негодовать значило только портить себе жизнь.

Кроме того, думала Элиза с лукавой улыбкой, у нее появилась возможность сводить Брайана с ума, когда она пожелает. В войске было немало привлекательных и сильных рыцарей, мужчин, очарованных гостьями, галантных и почтительных, поскольку все они знали, насколько искусно Брайан Стед владеет мечом.

Все шло хорошо. Не слишком хорошо, но тем не менее… Оба они, вероятно, боялись заглянуть в будущее и принимали все, что с ними происходило сейчас. Он был ее мужем, она его женой. Пока этого хватало.

Но, даже если Брайан не изливал перед женой свои чувства, он стал безусловно доверять ей. Когда им случалось остаться вдвоем, их близость не омрачали тени. Они страстно любили друг друга, боясь упускать время; потом долго лежали без сна, обнаженные, подставляя ночному ветру разгоряченные тела. Брайан говорил о войне, и Элиза слушала его, понимая, что, кроме нее, своих мыслей он не поверял никому.

— Я не могу не восхищаться ими, — говорил он о приверженцах Магомета. — Они стремятся к познанию, к чистоте тела и души. Точно так же, как мы называем себя воинами Господними, они считают себя воинами Аллаха. Я — христианин, я призван защищать учение Христа. Но Саладин и Джалахар… они честные люди. Искренние и благородные. Мы воюем за много миль от родины, и единственным исходом этой войны мне кажется перемирие. Уверен, Саладин позаботится о паломниках-христианах, если мы оставим его с миром.

— Но ведь Ричард этого не хочет!

— Ричард еще мечтает захватить Иерусалим.

— Сможем ли мы когда-нибудь… отправиться домой?

— Когда-нибудь — да.

Она поведала Брайану о смерти Перси, о том, как напугана она была угрозами Лоншана. Брайан расспрашивал о ребенке Перси, и Элиза рассказывала, каким чудесным оказался малыш.

Но невысказанное продолжало мучить Элизу. Если бы Брайан женился на Гвинет, сейчас дома его ждал бы сын. А Брайан становился странно молчаливым, едва речь заходила о Перси. Неужели он считал, что она все еще любит Перси, что скорбит о его смерти? Неужели он считал ее неверной…

Но сегодня Элизе не хотелось размышлять об этом. Ей казалось, что Бог наконец-то позволил ей избавиться от мук прошлого. Лошади двигались довольно медленно, и, несмотря на смешки Брайана, Элизе не терпелось оказаться в Антиохии и остаться наедине с ним.

Она все обдумала заранее. Когда они будут на месте, она непременно выкупается. В воду подмешает самое возбуждающее масло, с нежным и чувственным ароматом, который окутает их.

Она затянет время…

Настолько, чтобы он обезумел от желания, чтобы дал ей насладиться своей победой. Она уже знала Брайана: не дожидаясь, пока она выйдет из ванны, он вытащит ее оттуда. Она начнет притворно отбиваться, напоминать, что ему следует быть учтивым и нежным. Конечно, он не обратит на это внимания, бросит ее на постель, но, едва он ляжет рядом, она вновь заставит его ждать, делая вид, что ничего не слышит и покрывая его лицо поцелуями.

Его станут раздирать нетерпение и желание, его голос охрипнет, он пожелает знать, что она опять задумала. Она ответит ему невинным взглядом, а затем вновь станет серьезной. И тогда она скажет ему, что у нее будет ребенок, пообещает, что этого ребенка она сохранит любой ценой…

— Что ты опять задумала? — внезапно спросил Брайан, и Элиза виновато повернулась к нему, видя, как прищурились и потемнели его глаза. — Ты то улыбаешься, то хмуришься, а потом вновь улыбаешься так таинственно, что мне хочется послать все к черту и стащить тебя с седла.

— И навсегда умчать в пустыню? — насмешливо добавила она.

— Может быть, — согласился Брайан, чувствуя, как сжимается его горло при виде Элизы. Сегодня она распустила волосы, прикрыв их свободным покрывалом. Ее глаза стали такими блестящими, приобрели чистый аквамариновый оттенок, выделяясь на розоватой коже лица. Она была уже не той девчонкой, которой он овладел в порыве гнева. Время изменило ее. Она стала еще прекраснее, лицо сохранило следы испытаний, в глазах засветилась мудрость, однако она осталась по-прежнему порывистой и гордой.

Он любил ее, но постоянно чего-то опасался. Элиза казалась ему еще более недосягаемой, чем прежде; она носила сапфировое кольцо, и Брайан удивлялся, почему она упорно хранит тайну этого кольца.

Он нахмурился, вновь склоняясь с седла, и решительно взял ее за руку.

— Интересно, — пробормотал он, требовательно глядя ей в глаза, — сумеешь ли ты когда-нибудь довериться мне? Когда-то, очень давно, ты, герцогиня, сказала мне многое, что я мог и не мог принять. Ты была права. Я сделал тебя своей женой. Я привез тебя через Ла-Манш, сделал госпожой нового дома. Однако что-то я упустил, чего-то лишился. И я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь дать мне это.

Ее сердце бешено забилось в груди, и она чуть не вскрикнула от страдания и боли. «Дать! — повторяла она. — Да я бы отдала тебе все, что только смогу…»

Она промолчала и облизнула онемевшие губы. Он улыбнулся нежно и задумчиво.

— По крайней мере, жена, я уверен, больше ты не желаешь мне отомстить.

— Да… — сумела выговорить она, а затем на губах ее засветилась улыбка, глаза заблестели. — Брайан, я думала о предстоящей ночи. Мне надо так много сказать тебе…

Он удивленно приподнял бровь.

— Опять тайны? — насмешливо спросил он.

— Да, тайны… — тихо ответила она. — Вернее, одну тайну, которая будет значить для тебя больше, чем любые другие.

Внезапно его лицо напряглось, индиговые глаза потемнели, и Элиза ощутила, что тонет в их глубинах. Скулы затвердели, и Элиза подумала, что Брайан злится, если бы его голос не был таким нежным: