— Просьба, а не угроза и не предупреждение. — Его улыбка вдруг стала горькой. — Мне незачем угрожать: Перси едет со мной.

— Удобно, не правда ли?

Он пожал плечами.

— На мой взгляд — да.

— И ты предлагаешь мне быть любезной с твоей любовницей!

— Просто дружить с ней по-соседски. Здесь мы отрезаны от остального мира, а она ждет ребенка.

— Ах да! Разве ты не хочешь, чтобы эта плодовитая соседка поменялась местами с твоей женой?

— Она гораздо добрее, — заметил Брайан. — И, признаюсь, в этом случае я был бы уверен, что после возвращения найду свою жену дома. Догадываюсь, что ты намерена покинуть дом, едва пыль осядет на мои следы.

— Бежать в Монтуа? — спросила Элиза. — Боюсь, меня там ждет не слишком радостный прием. Твои друзья и люди короля держат в кулаке герцогство, ныне ставшее твоим.

— Оно не только мое, но и твое.

— Не бойся, — пробормотала она, поворачиваясь к нему спиной. — У меня нет желания вновь тащиться через всю страну.

— Или же ты просто ждешь, что крестовый поход возьмет свою дань жизнью воинов?

— Я не желаю тебе смерти.

— Понятно, ждешь только моего отсутствия.

— Прежде ты рвался в бой не меньше, чем Ричард.

— А тебе не терпелось дождаться моего отъезда.

— Ричард еще в Англии.

— Да… и, вероятно, я еще успею побывать дома, прежде чем мы отправимся на континент.

— Это предупреждение, милорд?

— Просто утверждение. Может, я сделаю это из любопытства. — Он потянулся, легко приподнял ее голову за подбородок двумя пальцами и взглянул ей в глаза. — Больше всего я удивлюсь, если ты и в самом деле дождешься меня.

— Будущее обещает быть удивительным, верно? — пробормотала она, и Брайан, как обычно, уловил в ее словах насмешку.

— Невероятно удивительным. Я буду особенно рад услышать о твоем здоровье, прежде чем мы отправимся в Святую Землю.

— Мое здоровье? Оно всегда в порядке…

— Надеюсь, что тебя будет тошнить каждое утро.

На ее щеках проступил румянец.

— Тогда тебе следовало жениться на Гвинет — она и сейчас ждет тебя, страдая так каждое утро!

Он встал и направился к двери, не желая уезжать в пылу ссоры.

На пороге он остановился:

— Я не жалею о нашем браке, герцогиня.

Дверь тихо закрылась за ним, через несколько минут послышалось цоканье копыт — отряд Брайана покинул поместье.

В комнате стало прохладно; дом опустел.

Элиза содрогнулась от страшной пустоты в душе.

Глава 20

Осенние ливни сменились снегопадами, и к середине декабря поместье превратилось в ледяной дворец на вершине снежной горы.

Элиза отменно управлялась с работой. Стражники стали твердо помнить о своем долге, домашняя прислуга была расторопной и умелой, крестьяне с радостью принимали новый порядок. Пусть хозяин поместья уехал: они быстро узнали, что леди Элиза умеет быть и доброжелательной, и суровой, справедливой и милосердной и высоко ценит честность. Каждое утро зал переполняли крестьяне с прошениями, и, если закон не давал твердого ответа в затруднительном случае, Элиза предоставляла пяти выбранным мужчинам принять решение. В общении со своими людьми, даже ближайшими из слуг, Элиза сохраняла твердость и спокойствие.

Но саму ее терзали чувства, угрожая свести с ума. Самым досадным было то, что Элиза даже не понимала их причину.

С каждым проходящим днем она все сильнее желала Брайана. По вечерам она ложилась и долго лежала без сна в пустой и холодной постели. Она страстно жаждала его.

Но, просыпаясь утром, Элиза мечтала убить мужа. Обезглавить, разорвать на куски.

Какие бы оправдания ни пыталась находить Элиза, вспоминая о Гвинет и ее ребенке, она чувствовала, как ее охватывает гнев. В такие минуты ей хотелось упасть ничком и заплакать.

Разумеется, во всем была виновата ревность, но Элиза не хотела этого признать. Она продолжала убеждать себя, что ее заставили выйти замуж.

Долгие часы она проводила в догадках, где сейчас Брайан. Пускай Гвинет оставалась поблизости, на Корнуолле, но Лондон был переполнен женщинами, и Элиза знала, что в прошлом Брайан пользовался благосклонностью как крестьянок, так и знатных леди.

Всех мужчин — от Перси и ее отца и до Брайана (особенно Брайана!) — Элиза считала отвратительными животными. Генрих, ее любимый отец, обращался со своей женой по-свински, а список его любовниц был бесконечным. Перси, с которым она мечтала связать свою жизнь, оказался на поверку слабым и безнадежно лицемерным. Но мысли о Перси больше не уязвляли ее, хотя Элизе хотелось заставить Брайана верить, будто она по-прежнему любит Перси: маленькая месть за бесконечные унижения. На самом деле она с трудом представляла себе теперь даже лицо бывшего жениха.

А вот образ Стеда преследовал ее постоянно.

Элиза сердито напоминала себе, что ее муж в эту минуту может быть где угодно. Он заявлял, что не виделся с Гвинет с тех пор, как Ричард назначил их брак, но было ли это правдой? Мужчины, по-видимому, не считают себя обязанными хранить верность женам, особенно на службе у короля, когда эта служба заставляет их уезжать далеко от дома. Но, несмотря на то, что мысли о неверности Брайана больно ранили Элизу, она не могла представить его рядом с незнакомками. Она видела его рядом с Гвинет.

Закрывая глаза, она с мучительной ясностью представляла себе эту картину. Они были в комнате, озаренной тусклым светом свеч. Их ждала широкая постель со свежим бельем. Брайан не сводил глаз с Гвинет; Гвинет улыбалась, приоткрыв влажные губы, ее темные глаза страстно блестели. Оба они начинали торопливо раздеваться, Брайан издавал приглушенный стон. Он уносил Гвинет в постель, но она тут же поднималась на колени, лаская сильное тело воина; она прикасалась к его бронзовой коже, прижимала лицо к груди Брайана, слушая, как бьется его сердце, ощущала твердые мускулы, лаская его руками и губами…

Элиза внезапно очнулась и тихо застонала. Почему он не оставил ее в покое, в отчаянии спрашивала она. Она ненавидела Брайана за то, что желала его всей душой, и презирала себя за это желание. Ее соседка носила внебрачного ребенка Брайана, та самая соседка, что прежде была любовницей мужа Элизы и в будущем вновь могла делить с ним ложе.

Почему бы и нет? Брайан мечтал о ребенке, а Гвинет готовилась выполнить его мечту. Элиза представляла их вдвоем, крепко обнявшимися, трепетно прислушивающимися к жизни, которую они зачали.

Но ребенок Гвинет не сможет стать наследником Брайана! Только Элиза, его законная жена, способна подарить ему наследника…

Застыв в своем отчаянии, Элиза клялась страшными клятвами, что никогда не удостоит Брайана такой милости. Во всяком случае, пока он где-то вдалеке от нее оставляет за собой вереницу ублюдков.

Элиза задумалась: неужели нежелание подарить Брайану наследника мешает ей забеременеть? Глупо, ведь даже сейчас она терзалась в сомнениях. Ее осенило: ее ребенок будет законным.

А не внебрачным, как она сама.

Эту тайну она продолжала хранить от мужа. Конечно, сейчас это было ни к чему: никто бы не осмелился запятнать хоть словом то, что принадлежало лорду Брайану Стеду. Но кольцо по-прежнему тревожило Брайана, тайна оставалась нераскрытой, и Элиза ощущала, что эта тайна превратилась в стену, надежно защищающую ее…

От чего?

Элиза боялась ответить самой себе. Она не любила Брайана и была убеждена, что никогда не полюбит. Когда-нибудь ей придется во всем признаться, но было бы глупо навсегда отдать ему душу и сердце.

Гораздо лучше было ненавидеть его, отвергать. Элиза грустно усмехнулась над собой. Ей не удастся отвергать его: когда Брайан отворачивался, она покорно шла за ним. Как же ему удалось сделать так, чтобы Элиза желала его днем и ночью, только его одного?

Эта загадка продолжала мучить ее, какой бы сдержанной и холодной ни оставалась Элиза внешне.

Гвинет навестила Элизу в середине декабря.

Она прибыла, закутанная в меха от холода. Ее темные волосы роскошными волнами рассыпались по белому лисьему воротнику. Элиза замерла, когда стражники доложили, что к дому приближаются всадники со знаменами лорда Перси: она сразу же поняла, что ее гостьей может быть только соперница. Однако едва Гвинет достигла дома, Элиза радушно приветствовала ее, укоряя за долгую поездку в столь суровую погоду и в таком состоянии.

— Я чуть не сошла с ума от одиночества и скуки! — пожаловалась Гвинет, сидя у огня. «Она выглядит еще довольно стройной, — отметила Элиза. — Если бы ребенок был зачат еще до брака, к этому времени ее фигура должна была совсем округлиться!»

— Боюсь, здесь не больше развлечений, — ответила Элиза.

— О, по крайней мере, мы будем вдвоем! — возразила Гвинет.

Элиза вздрогнула под ее взглядом. Гвинет была действительно красива. Однако, несмотря на дружескую улыбку, Элиза уловила в очертаниях ее губ нечто загадочное и дерзкое, отметила блеск карих глаз и многозначительный прищур.

— Мне так хотелось повидаться с тобой, Элиза, и боюсь, мне придется просить тебя о милости! Знаю, это звучит ужасно глупо, но я бы хотела воспользоваться твоим гостеприимством на предстоящие месяцы.

Элиза с трудом сдерживаясь, участливо спросила:

— Ты боишься, что ребенок родится раньше срока, Гвинет?

Гвинет развела руками и вновь улыбнулась.

— Меня страшит зима. Мой первый ребенок… надеюсь, ты поймешь меня.

— Да, понимаю, — пробормотала Элиза, теряясь в догадках. Неужели Гвинет просто стремилась избавиться от одиночества? А может, нет? Попытается ли она убедить Элизу, что Брайан отец ее ребенка, или Элиза просто вообразила себе все это?

— Я буду рада тебе в любое время, Гвинет, — ответила она. — Просто я думала, ты пожелаешь родить ребенка в своем доме.

— Да, но… наши дома так близко… и, в конце концов, это совсем не важно, правда?

— Конечно, — с улыбкой ответила Элиза. — Это не имеет никакого значения.