— Ты ограбила мертвеца. Генриха Английского.

— Нет!

— Значит, я не найду у тебя его вещей?

— Нет! — отчаянно крикнула Элиза. — Я не воровка, я…

Она замолчала: она не могла открыться. Этот человек все равно не поверил бы ей. К тому же он мог оказаться убийцей.

— Ты что, не видишь, глупец? У меня нет никаких… — И она вновь оборвала себя, пытаясь скрыть внезапный ужас: у нее было нечто принадлежавшее королю. Боже, только бы он ничего не нашел!

Неужели он обыщет ее?

Элиза закрыла глаза, яростно проклиная себя за глупость.

— Мы еще увидим, — угрожающе произнес незнакомец, — сможешь ли ты доказать свою невиновность.

Она открыла глаза: на лице незнакомца читалась безжалостная решимость.

— Я герцогиня Монтуанская! — гневно выпалила Элиза. — И я требую, чтобы ты немедленно отпустил меня!

Он прищурился.

— Да хоть сама королева Франции! Я намерен выяснить, куда ты дела похищенное.

— Попробуй только прикоснуться ко мне и окажешься на плахе!

— Вряд ли, герцогиня.

Он отпустил ее и сел, скрестив руки на груди.

— Сейчас мы вернемся в замок, и, надеюсь, ко времени прибытия ты станешь сговорчивее.

Легко и надменно он встал и подобрал поводья жеребца.

Не поднимаясь, Элиза сунула руку в карман. Пальцы сжались на перламутровой рукоятке кинжала.

Надо только дождаться, чтобы он обернулся. Дождаться, чтобы шагнул к ней. Она нанесет удар быстро и уверенно.

Дождаться…

Но пока Элиза ждала, голова ее лихорадочно работала, пытаясь осмыслить происходящее. Что случилось? Кто этот человек? Рыцарь из замка или один из грабителей, уверенный, что она его опередила?

Должно быть, грабитель и убийца. Ни один рыцарь не совершил бы столь отвратительный поступок.

Боже, она подвергалась смертельной опасности, собираясь вонзить кинжал в сердце этого человека…

Еще совсем недавно она провела полную тоски и отчаяния ночь. Она приехала в замок потому, что любила человека, в ограблении которого ее сейчас обвинили…

Глава 1

Июль 1189 года

Замок Шинон, провинция Анжу

Дождь превратился в отвратительную изморось. Он уже давно промочил плащ Элизы, простой шерстяной плащ, больше всего подходящий для ночной поездки, предпринятой ею сегодня. Большой капюшон затенял черты ее лица и скрывал роскошные, рыжевато-золотистые локоны.

Монотонный стук дождевых капель по луке седла казался Элизе грохотом молотов, каждый из которых больно ранил ее сердце.

Король мертв. Генрих II, милостью Божией король Англии, герцог Нормандский и граф Анжуйский, мертв.

Элиза любила его за красоту, храбрость, удачливость; даже за жестокость и старость. Ее любовь граничила с безоглядной слепой преданностью, на какую были способны не многие женщины.

Она понимала его, как никто другой; она знала его и ревностно собирала все сведения о нем, какие только могла.

Генрих, внук другого Генриха и младший сын Вильгельма Завоевателя, был наследником Анжу и Нормандии. Отцу его пришлось воевать, чтобы сохранить сыну Нормандию, мать воевала, чтобы сохранить Англию. Она потерпела поражение; Генриху пришлось вести долгую и упорную войну против Стефана Английского и обрести свое наследство только после смерти этого монарха. Благодаря Элеоноре Аквитанской Генрих обрел обширные владения на юге Франции. Он был не только королем Англии, он стал величайшим властителем в Европе. За Нормандию, Аквитанию, Анжу и Мен ему пришлось присягать французскому королю, но в своих землях Генрих был бесспорным правителем. До тех пор, пока юный король Франции Филипп Август и сыновья самого Генриха, зарившиеся на сбереженные для них владения, не объединились против престарелого отца.

Генрих, известный повсюду благодаря фамильному нраву Плантагенетов, продолжительным спорам с Томасом Беккетом и тому, что его считали причиной смерти этого священника. Непоседа Генрих Плантагенет. Живой и властный человек, всегда пребывающий в движении, всегда готовый ринуться в бой против всех и вся…

Но на этот раз он проиграл битву. Победительницей стала смерть.

Элиза прикрыла глаза в горячей молитве. Как она любила Генриха! Она просила Бога только о том, чтобы история сохранила свидетельства его благих дел. Даже в спорах с Беккетом, которые отчасти были личными, Генрих стремился дать своему народу правосудие. Сделать убийство преступлением, не важно, кто его расследует — законники или священнослужители. Генрих питал почтение к закону. Он создал судебный порядок, и это его творение намного пережило своего творца. Он запретил старинное испытание огнем и водой, повелел выслушивать на суде свидетелей. Генрих был настоящим другом своего народа.

А теперь он мертв. Много месяцев подряд он воевал с юным королем Франции и Ричардом, своим сыном и наследником, битва следовала за битвой, город за городом. Наконец Ричард и Филипп заставили его подписать бумагу с оскорбительными требованиями, и Генрих умер — некогда великий король, а ныне несчастный старик.

Элиза приехала оплакать его, для нее этот человек был всем. Она любила его безумно и нежно.

Она проделала долгий путь в обществе Изабель, своей молодой горничной. Разумеется, это было опасно, ибо, хотя Элиза оставила дома все драгоценности, по дороге она могла легко наткнуться на головорезов и воров, ищущих любую поживу. Однако Элиза умела обращаться с кинжалом и была к тому же слишком подавлена, чтобы думать об угрожающей ей опасности. Пока ее лошадь медленно брела по бесконечной грязи под унылой изморосью, тоска все сильнее сжимала сердце Элизы. От Монтуа, маленького герцогства Элизы, расположенного в плодородной долине и граничащего с Аквитанией, Анжу и землями Филиппа Французского, до замка Шинон было пятьдесят миль. Дороги здесь большей частью были хорошими, старые римские дороги, по которым постоянно передвигались во все концы священники, посланники, паломники. Эти дороги поддерживались в приемлемом состоянии благодаря неустанным заботам Генриха и его привычке объезжать владения. Но чем лучше дорога, тем больше опасность, и Элиза предпочла медленно пробираться по тропам, которыми редко пользовались, окольным и грязным. Путь предстоял неблизкий, и путницы спешили, проехав половину расстояния галопом. Теперь они двигались медленнее, сдерживаемые дождем.

С дерева неподалеку взлетела сова, и лошади отпрянули.

— Впереди замок, миледи, — встревожено произнесла Изабель, догоняя госпожу. — Мы почти у цели.

Девушка была совсем измучена и напугана. «Не следовало брать ее с собой», — запоздало подумала Элиза. Робкая, пугливая Изабель избегала любых приключений. Но Элиза рассудила, что Изабель молода, почти ее ровесница, путешествие верхом ей вряд ли повредит. Элиза вздохнула: теперь было слишком поздно что-либо менять. Надо было, конечно, ехать одной. Правда, преданные слуги Монтуа ни за что бы не допустили, чтобы их госпожа предприняла такую опасную поездку в одиночестве.

Элиза прищурилась, вглядываясь в темноту. Бледная луна еле виднелась на затянутом тучами небе, и все же всадниц должны были заметить с высоких стен замка. Шинон — один из замков Генриха. Он отправился сюда, будучи совсем больным, после встречи с Филиппом и Ричардом. Со своими высокими каменными стенами Шинон выглядел укрепленным и надежным.

Из узких бойниц пробивался свет, теряющийся в туманном отблеске луны из-за туч. Замок казался расплывчатым силуэтом в темноте.

— Вперед, — подбодрила Элиза робкую молодую горничную, — Впереди мост, — и вновь пришпорила лошадь.

— Миледи, вы уверены, что это разумно? Замок переполнен рыцарями короля…

— Да! Но эта поездка была необходима! — оборвала ее Элиза. Она была слишком не в духе, чтобы снисходительно отнестись к возражениям из уст служанки. Правда, едва эти слова сорвались с ее языка, Элиза пожалела о них. Она всегда побуждала слуг гордиться своим положением.

Тем более девушка права. Она предприняла совершенно бесполезную затею.

«Я хочу всего лишь увидеть его. Я должна его увидеть, оказать ему последние почести…»

— Изабель, — более дружелюбным тоном произнесла Элиза, — все эти люди в трауре. К тому же они благородны. Эти рыцари оставались с королем в худшие времена, а те из них, кто чужд преданности и верности, переметнулись к Ричарду или Филиппу Августу. Вот увидишь, — добавила она не очень уверенно, — нас примут со всеми почестями.

Изабель фыркнула, но не стала спорить, помня, что госпожа ее сегодня раздражена и резка.

Лошадь Изабель заупрямилась перед узким мостом, ведущим к главным воротам. Их окликнул стражник, и от его грохочущего голоса резвая кобыла Элизы пугливо попятилась.

— Именем короля, стойте! Назовите себя или поворачивайте обратно.

Элиза, проклиная неудобное дамское седло, старалась сдержать пляшущую кобылу.

— Я Элиза де Буа, герцогиня Монтуанская! — властно и твердо произнесла она. — Я приехала отдать последние почести Генриху Английскому, моему королю и повелителю!

За воротами послышался шум. Элиза с облегчением вздохнула, когда ворота открылись, чтобы впустить ее. Через мост она проехала шагом. Изабель следовала позади.

Усталый стражник встретил ее за воротами, в темном проеме замковой стены. Кольчуга болталась на нем, лицо осунулось, и Элиза на мгновение испытала сочувствие к этому человеку. Преданные Генриху воины остались с ним до конца. Генрих слишком долго воевал с собственным сыном и королем Франции. Он подписал унизительное перемирие с этими двумя незадолго до смерти. Вероятно, воинам Генриха пришлось недоедать и недосыпать неделями, а может, и месяцами.

Бледный и утомленный стражник с любопытством оглядел ее.

— Я не знаю ни вас, миледи, ни герцогства Монтуанского.

— Это маленькое герцогство, — ровным тоном отозвалась Элиза. — Но если вы не знаете меня, сэр, позовите старшего, ибо я действительно герцогиня Монтуанская и проделала долгий путь, чтобы проститься с королем.