Алина Кускова - Свекруха.ru

– Скажите, пожалуйста, – обратилась я, не выходя из машины, к дачнице в смешной белой панамке, проходившей мимо, – где здесь одиннадцатая линия?

– А кто вам нужен на одиннадцатой линии? – ответно заинтересовалась та.

– Лизавета Сергеевна Филимонова, – в памяти услужливо всплыла девичья фамилия свекрови.

– Филимонова? – озадачилась дама в панамке. – Не знаю, кто такая Филимонова. Знаю одну Лизавету Сергеевну, но она Кудрявцева.

– Ах, какая разница, – в сердцах воскликнула я и выслушала, как проехать к дому.

Как оказалось позже, разница была очень существенной.

Дом с мансардой, увитый краснеющим в лучах осеннего солнца плющом, я увидела издали. Сразу показался небольшой белый забор из штакетника, за ним виднелось разноцветное море последних цветов. Как же хороши их краски перед наступлением холодов, ни в чем астры и хризантемы не уступают своим летним собратьям. А вот и седая дама в соломенной шляпе, склонившаяся над клумбой.

– Лизавета Сергеевна! – кричу ей, выскакивая из машины. – Добрый день!

– Здравствуй, дорогая, – дама выпрямляется и ласково улыбается, глядя на меня через очки. – Сейчас я ворота открою, заедешь.

– Не нужно, я сама, помню, как они открываются.

Я знаю, что открыть тяжелые деревянные ворота с металлическим каркасом не под силу старушке, и пытаюсь ей помочь. Скрипучие половины поддаются не сразу, отвыкшие от распахнутого состояния. Да, Данила с Нонной визитами бабулю не радуют. Но с другой стороны, Лизавета здесь в одиночестве отлично отдыхает. Я бы тоже на старости лет хотела жить в таком спокойном месте в милом домике с мансардой и печным отоплением. Летом здорово, как на даче, а зимой тоже можно уютно устроиться. Я представила, как сижу у огня, а рядом в кресле-качалке Данила. Да, получается, что не одна…

– Я занялась яблоками, – сокрушается Лизавета Сергеевна, когда я прохожу на большую светлую веранду. – Чего только с ними ни делала! Варенья наварила, компотов закрутила, а они все не заканчиваются никак. Элечка, я тебе с собой пакет яблок дам…

– Ой, спасибо, Лизавета Сергеевна, – я оглядываюсь в поисках того, где может скрываться Данила. Не сидит же он все это время сиднем в доме. Впрочем, если очень обижен, то сидит.

– А остальные нам с тобой надо порезать и просушить…

– Нам с вами? А… А что, в доме больше никого нет?

– Нет больше никого, – внимательно приглядывается ко мне старушка.

– Это я просто так спросила, – начинаю зачем-то оправдываться, изворачиваться.

Лизавета прячет улыбку, отворачиваясь от меня, и начинает суетиться, набрасывая на стол скромный обед.

Я попыталась отказаться, но не тут-то было, она усадила меня и накормила борщом. Мы выпили с ней чаю с батоном и очень вкусным яблочным вареньем. Таким вкусным, что я решила пожертвовать выходным и разрезать на мелкие кусочки все яблоки, пугающим количеством сложенные в двух тазах и одном ведре. Разумеется, если бы здесь был Данила, мы, кто знает, вдруг, да и помирились бы. Но, значит, не судьба.

После чая Лизавета потянула меня на прогулку по своему небольшому ухоженному участку, я восторгалась и радовалась урожаю так же искренне, как и она. Вообще, мне всегда нравилась бабушка Данилы, было в ней что-то такое ласковое и теплое, что позволяло рядом с ней чувствовать себя комфортно.

– Держи, – после прогулки мы вернулись на веранду, и она торжественно вручила мне ножик.

– Приступим, – выдохнула я, придвигая к себе самый большой таз.

– Смотри, Элечка, яблоко легко резать на руке, но если захочешь, я дам тебе разделочную доску.

– Не нужно, я умею, – отмахнулась я.

Действительно, я любила есть яблоки с ножа, за что меня ругал Данила. Снова я о нем…

– Элечка, – Лизавета Сергеевна по-птичьи склонила голову на бок, – у вас с Даней неладно?

Честно говоря, подобный вопрос я ожидала, но так и не придумала, как же на него ответить.

– Мы поссорились, – тяжело вздохнула я, безжалостно кромсая несчастный фрукт. – Уже давно. А вчера поссорились еще раз.

– Понимаю, – мягко улыбнулась Лизавета Сергеевна, – первый кризисный период.

– Это вы о трехлетии брака?

Она кивнула.

– Вам с Даней нужно родить ребенка. Сегодня молодежи нелегко решиться на пополнение семьи, – следом за мной вздохнула Лизавета, – ни квартиры, ни положения, ни денег. Но любовь, девочка, требует постоянной подпитки, она тонет в повседневности бытия. Нужно уметь приносить ей жертвы, не обращая внимания на материальное благополучие. Или вам еще что-то мешает?

– Ну, как сказать, чтобы вы не обиделись, – хмыкнула я. Раз уж она хочет откровенности, то не стану врать. – Нонна меня не любит, Нонна Викторовна. Вот почему Данила к ней ушел?!

– По-твоему, лучше бы он ушел к любовнице? – изумилась Лизавета.

– Нет, это тоже плохо, – вздохнула я. – Но мог бы уйти жить к другу! Друг так долго бы не выдержал, и Данька давно уже вернулся бы обратно. А Нонна, Нонна Викторовна, только рада, что сын с ней живет.

Наверное, я говорила слишком эмоционально, но меня все это просто допекло.

– Ты ошибаешься, Элечка, – мягко укорила меня старушка. – Нонне не все равно. Она сегодня мне позвонила и попросила, чтобы я с тобой поговорила.

– Зачем? – удивилась я. – Она была у меня утром, мы говорили.

– Видимо, вы обе не доверяете друг другу. А старому человеку можно рассказать все.

– Почему это? – недоверчиво спросила я.

– Знаешь, есть у Тютчева такие замечательные стихи, – Лизавета встала со стула и подошла к окну. И стала декламировать, глядя на свой яркий, ухоженный палисадник.

Она говорила, а я смотрела на маленькую, чуть сгорбленную годами старушку в старой шляпке и застиранном переднике, читающую молитву своего поколения, убеленного сединами и удостоенного великой мудрости, и думала. Думала, что скажу ей все потому, что не смогу соврать этой чудесной женщине, и она меня обязательно поймет. Скажу потому, что она не Нонна и не свекровь. И я люблю бабушку Данилы, люблю Данилу… Я не заметила, как последние слова произнесла вслух.

– Я тоже любила своего Сашеньку, – печально улыбнулась Лизавета Сергеевна. – Ох, как же мы любили друг друга. И радовались, когда Коленька родился, всем общежитием его рождение отмечали…

– Я беременна, Лизавета Сергеевна.

– Вот и хорошо, – старушка встрепенулась и подошла ко мне, обняла и прижала к груди мою голову. – Значит, скоро помиритесь окончательно.

– Не помиримся, – замотала я головой, уткнувшись ей в фартук, – он спросил, от кого ребенок, а Нонна говорит, что Даниле сначала нужно получить сте-е-епень…

И я расплакалась.

– Глупенькие какие вы, – тихо рассмеялась Лизавета, доставая из кармана фартука обычный носовой платок, от которых я уже отвыкла, пользуясь бумажными салфетками. – Данила с досады сказал, а Нонна от дури.

– Это точно. Вы не обижайтесь, Лизавета Сергеевна, – всхлипывала я, – но если все говорить честно, то ваша дочь дура-а-а-а.

– Она хорошая, и скоро ты в этом убедишься.

– Вы ее по-родственному защищаете…

– Не побоюсь показаться тебе чересчур начитанной, но что еще старушке делать по вечерам, как не книги читать, так вот. Еще Оскар Уайльд сказал: «Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте». Я думаю, он именно нашу Нонну имел в виду, хоть никогда не видел это милое создание.

– Ха, – хмыкнула я, сморкаясь в платок, – Нонна милая!

– Только Коленька ее хорошо знал…

– Лизавета Сергеевна, а кто такой Коленька? Ваш сын? Ее брат?

– Мой сын и ее муж, – повела плечами старушка. – А ты думала, я кто Нонне?

– Мама, – изумленно прошептала я. – А вы что, ей не родная мама?!

– Я ее свекровь.

– Что вы говорите?! – я чуть не свалилась со стула.

– Ты не знала нашей истории? – удивилась Лизавета Сергеевна.

– Данила такой скрытный, – попыталась оправдаться я. Честно говоря, я мало интересовалась его родственниками. Мне вполне хватало свекрови.

– Не стану мучить тебя никчемными подробностями, – принялась за рассказ Данилина бабушка. – Я рано стала вдовой, к сожалению, и одна воспитывала сына. Тоже тебе признаюсь – не я его воспитывала, а круглосуточный садик, работа у меня была сменная, затем продленка, учителя. Выучили они его, но сердечного тепла не дали. Женился мой Коля на Нонне, эффектной девушке со своего курса, но недолго они жили счастливо. Как раз когда Нонна забеременела Данилой, Коле подвернулась возможность иммигрировать в Израиль. Без денег он там никому не был нужен, я поменяла квартиру на комнату в коммуналке, доплату ему отдала, и переехала туда жить. Думала, устроится Коля на новом месте, жену с сыном заберет. А он встретил там другую женщину, с ней потом уехал в Америку. А Нонне прислал уведомление о разводе.

– Гад какой, – пробормотала я, забыв про слезы и тем более про яблоки, – извините.

– Когда Нонна узнала об этом…

– Отношения с вами прервала? Внука стала прятать?

– Она приехала за мной в коммуналку и забрала к себе. Трехкомнатная квартира досталась Нонне от родителей. Вот мы и растили Данилу вдвоем, а Коля, что ж, Господь ему судья. На католическое Рождество звонит и поздравляет. Сколько раз я ему говорила, что православная! Но у них в Америке все по-другому.