— В таком случае я приготовлю вам мазь. — Элизабет вынула из сумки мешочек.

— Что это у вас?

— Моя медицинская сумочка.

— Вы берете ее с собой на прогулки?

Она кивнула:

— Куда бы я ни шла и ни ехала. В детстве я постоянно обдирала локти и колени. — Она лукаво посмотрела на него. — Вам уже известна моя любовь к лазанью по кустам, поэтому, я уверена, мои слова вас не удивляют. Поэтому папа сделал мне мешочек, который я могла бы брать с собой, выходя из дома. Я сократила аптечку до минимума, и мешочек не тяжелый.

— Как же вы ухитрялись обдирать коленки? Разве юбки не защищали вас?

Элизабет покраснела.

— Боюсь, что имела привычку… э… немножко задирать юбку. — И, видя, что он явно не в силах скрыть удивление, она поспешно добавила:

— Но только когда лазала по деревьям.

— Лазали по деревьям? — Остин представил ее, длинноногую, смеющуюся, с поднятой до бедер юбкой, и на мгновение теплая волна пробежала по его телу.

Элизабет улыбнулась, поддразнивая его:

— Не бойтесь, ваша светлость. Уже несколько недель, как я перестала лазать по деревьям. Но я по-прежнему ношу с собой мешочек с лекарствами. Разве знаешь, когда тебе повстречается красивый джентльмен, нуждающийся в медицинской помощи. Я считаю, что всегда надо быть готовой к такой встрече.

— Думаю, вы правы, — пробормотал Остин. Как ни странно, но он был доволен тем, что она находила его красивым, и в то же время удивлен, что эти слова не походили на лесть, а звучали дружески.

Он с интересом наблюдал, как она вынимает из мешочка маленькие пакетики и деревянную чашечку. Извинившись, она сходила к озеру и принесла воды. Разложив вокруг себя все необходимое, Элизабет с сосредоточенным видом приступила к работе.

— Что вы смешиваете? — спросил Остин, заинтересованный ее необычным занятием.

— Ничего, кроме сушеных трав, корней и воды.

Он не понимал, как травы и вода могут залечить ранку на его щеке, но молчал и наблюдал, напоминая себе, что чем дольше он следит за ней, тем больше о ней узнает.

Закончив приготовления, Элизабет опустилась перед ним на колени и обмакнула пальцы в чашечку с мазью.

— Может быть, сначала будет жечь, но всего лишь минутку.

Остин с сомнением посмотрел на густую смесь:

— Как это может помочь?

— Увидите. Можно, я продолжу?

Заметив его нерешительность, она удивленно подняла брови, и ее глаза лукаво блеснули.

— Вы, конечно, не боитесь этой мази, ваша светлость?

— Конечно, нет. — Он даже обиделся, что она может (хоть и в шутку) предположить подобное. — Пожалуйста, мажьте.

Она наклонилась и осторожно втерла мазь в кожу его щеки. Щеку обожгло как огнем, и Остин с трудом удержался, чтобы не уклониться и не стереть ее дурацкое лекарство.

Пытаясь отвлечься от боли, он сосредоточил все внимание на самой Элизабет. Она озабоченно наморщила лоб, втирая еще одну порцию мази. Лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь деревья, бросали красные и золотые блики на ее волосы. Остин впервые заметил у нее на носу мелкие веснушки.

— Еще немного, ваша светлость, я почти закончила.

Он ощутил на своем лице ее теплое дыхание. Его взгляд остановился на ее губах, и у него сильнее застучало сердце. Черт побери, у нее были такие потрясающие губы, каких ему еще никогда не приводилось видеть! Внезапно он осознал, что не только перестала болеть щека, но и по всему его телу от ее нежных прикосновений разливаются волны наслаждения.

Все его тело оживало. Ему захотелось поцеловать ее, почувствовать, как эти соблазнительные губы раскрываются под натиском его губ, коснуться языком ее языка. Если бы он чуть-чуть наклонился…

Элизабет резко отшатнулась:

— Все еще больно?

Остин закрыл глаза, чувствуя головокружение. И разочарование.

— Да нет. Почему вы спрашиваете?

— Вы застонали. Или, может быть, просто тяжело вздохнули.

Он почувствовал досаду — и на себя, и на нее: он воображает, как целует ее, причем его бриджи становятся все более тесными, стонет (или вздыхает?) — а она интересуется, не причиняет ли ему боли.

Да, черт возьми, она просто убивает его!

Он буквально терял рассудок. Ему надо думать о другом, но это чертовски трудно делать в такой мучительной близости от нее.

«Я должен думать об Уильяме. О шантаже. О том, что ей может быть известно об этом».

— Благодарю вас, мисс Мэтьюз. Почти не болит. Вы закончили?

Вытирая руки о салфетку, она нахмурилась, затем кивнула. Он удивленно посмотрел на нее: о чем она думает? Ее молчание и обеспокоенное выражение лица разожгли его любопытство.

— Что-нибудь случилось, мисс Мэтьюз?

— Я не уверена. Можно я… возьму вашу руку?

При этой просьбе горячая волна пробежала по его спине. Не говоря ни слова, он протянул ей руку. Элизабет крепко сжала ее ладонями и закрыла глаза. Через какое-то мгновение, показавшееся ему вечностью, ее глаза открылись.

— Что-то не так?

— Боюсь, что да, ваша светлость.

— Вы… э… снова видели Уильяма?

— Нет, я видела… вас.

— Меня?

Она кивнула, явно встревоженная:

— Я видела вас. Я почувствовала это.

— Что вы почувствовали?

— Опасность, ваша светлость. Боюсь, вы в большой опасности.

Глава 4

Остин пристально смотрел на нее. Она явно страдала галлюцинациями, но страх в ее глазах передавался и ему. «Черт, если я не буду осторожен, она убедит меня, что за каждым деревом прячутся привидения». Он попытался осторожно высвободить руку, но Элизабет крепко сжимала ее своими ладонями.

— Сейчас, сейчас, — прошептала она. — Я вижу деревья, лунный свет. Вы в лесу, верхом на лошади. Собирается дождь. Я хотела бы узнать больше, но это все, что я видела. Я не могу сказать, в чем будет заключаться опасность, но, клянусь, вам действительно что-то угрожает. И очень скоро, — В ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Вы не должны ездить в лес, когда идет дождь.

Недовольный собой из-за того, что сказанное ею слегка встревожило его, Остин выдернул руку из ее ладоней.

— Я прекрасно могу позаботиться о себе сам, мисс Мэтьюз. Не беспокойтесь.

Было заметно, что она огорчена.

— Я беспокоюсь, ваша светлость, и вам тоже следует беспокоиться. Хотя я могу понять ваш скептицизм, уверяю вас, что говорю правду. Зачем мне лгать вам?

— Я задавал себе этот же вопрос, мисс Мэтьюз. И мне очень хочется услышать ответ на него.

— Ответа не существует. Я не лгу. Боже мой, неужели вы всегда так тупы? — Элизабет, прищурившись, взглянула на него. — Или, возможно, вы перебрали?

Неужели она назвала его тупым? И черт побери, что значит «перебрали»?

— Вы злоупотребляете крепкими напитками?

Остин сердито посмотрел на нее:

— Под хмельком. Вы хотите сказать «под хмельком». Нет, безусловно, нет. Господи, да сейчас только семь утра! — Он наклонился к ней, и его раздражение достигло предела, когда он увидел, что и она смотрит на него так же гневно. — И я не тупой.

Неприличный фыркающий звук, подозрительно напоминающий хрюканье, вырвался у нее.

— Разумеется, вам приятно думать, что вы не тупы. — Она собрала свои вещи и встала. — Мне пора. Тетя Джоанна будет беспокоиться, не случилось ли со мной чего-нибудь.

Не сказав больше ни слова, Элизабет повернулась и быстрым шагом пошла по тропе в сторону дома.

Глядя на ее удаляющуюся фигуру. Остин дал волю своему раздражению. Будь проклята эта наглая особа! Помоги Господи тому несчастному, который свяжет свою жизнь с этой скверно воспитанной американкой!

Однако когда гнев его остыл, вспомнилось ее тревожное предупреждение. Опасность. Скоро.

Ощущение тревоги овладело им, но он решительно отогнал его от себя. Он находится в своем собственном имении. Что может угрожать ему здесь? Голодная белка укусит его за ногу? Козел боднет его в зад? Остин усмехнулся, представив, как по парку за ним гоняются мохнатые звери.

Но настроение его резко изменилось, когда он вспомнил о шантаже. Может ли шантажист что-либо замышлять против него? Он покачал головой, отбрасывая это предположение. Шантажисту нужны деньги — он не получит их, если что-нибудь случится с их источником.

И все же какую цель она преследовала, предупреждая его об опасности? Не может ли Элизабет быть в сговоре с шантажистом? Не пыталась ли она испугать его, чтобы он безропотно заплатил ублюдку? А может, она сама тоже оказалась жертвой шантажа и лишь пытается помочь ему? Или она сумасшедшая?

Этого он не знал, но совершенно не верил в чепуху о ясновидении.

Нет, ему ничего не грозило.

Абсолютно ничего.

И тупым он тоже не был.


Спустя пару часов Остин вошел в столовую, надеясь спокойно выпить чашку кофе, и с трудом удержался, чтобы не застонать. На него смотрели две дюжины глаз. Черт! Он и забыл о гостях матери, которые остались до утра и практически являлись его гостями.

— Доброе утро, Остин, — произнесла мать слишком хорошо знакомым ему тоном. В нем он услышал: «Слава Богу, ты появился, потому что кое-кто надоел нам до слез». — Лорд Дигби как раз излагал нам преимущества новейших систем орошения. Я думаю, эта тема тебя интересует.

Он чуть не расхохотался, когда она бросила на него умоляющий взгляд, не откликнуться на который не смог бы даже самый бессердечный человек. Понимая, что мать хочет, чтобы он занял разговором лорда Дигби, Остин сел на свое место во главе стола и с заинтересованным видом кивнул лорду:

— Оросительные системы? Очень интересно!

Разговор возобновился, и, взяв у лакея чашку кофе, Остин, делая вид, что слушает лорда Дигби, обвел взглядом сидящих за столом.

Каролина улыбнулась ему, затем незаметно для остальных, посмотрев направо и налево, закатила глаза. В ответ он подмигнул ей, довольный тем, что она выглядела такой счастливой и сумела сохранить чувство юмора во время завтрака, становившегося все скучнее.