Холли Уорд - Свадебный контракт

- Не глупи, Скайлар. Ты упадешь и свернешь шею. Давай дождемся пока профессионалы снимут тебя. Я уже вижу их машину, - быстро тараторит мама.

Я же ничего не вижу. У гостиничного персонала есть лестница, но она слишком короткая  и достигает лишь второго этажа. Залезший на нее парень в нескольких футах от меня.

- Нам следовало остаться в бухте.

- Диган?

- Скай, не прыгай. Слишком высоко. Автомобиль с лестницей уже почти что здесь. Держись.

- Я не могу!

Мои ладони уже не касаются оконной рамы, я держусь исключительно за счет пальцев.

- Я не могу дотянуться до тебя отсюда, Скай. Не смей разжимать руки. Они уже близко. Держись.

Я чувствую себя так глупо. Толпа внизу все увеличивается, и все они наблюдают за мной. Мои руки продолжают соскальзывать с внешнего подоконника. И я не могу это остановить.

Пожарная машина уже внизу, и я пытаюсь удержаться опираясь носками туфлей о штукатурку стены.

- Я падаю!

Одна рука окончательно соскальзывает и зависает в воздухе. Я ору и вторая рука следует за первой. Моя задница сильно ударяется о выступ и под действием гравитации мое тело стремительно летит вниз, прямо к Дигану. Я ору и не могу остановиться.

- Скай!

Диган смотрит вниз, но не успевает ничего предпринять, так как я налетаю на него. Лестница, на верхушке которой мы сейчас оказались, была попросту прислонена к белому камню стены. От моего резкого падения она медленно теряет точку опоры и летит по направлению к земле.

Кто-то пронзительно кричит:

- Прыгайте! Давайте!

Диган отпускает перекладину и исчезает, из-за этого я еще сильнее ору.

Когда вершина лестницы достигает земли, она сталкивается с большой синей простыней, а затем с землей. Удар выбивает из меня весь воздух, и я задыхаюсь. Паника наполняет меня, когда я закрываю глаза и ощупываю свою руку и плечо. Хочется закричать, но я не могу. Через мгновение дыхание восстанавливается, и воздух наполняет мои легкие. И затем я кричу, громко, четко и слишком поздно.

Когда я достаточно успокаиваюсь, чтобы осознать происходящее, то слышу как кто-то говорит:

- Кажись, она немного нестабильна. Я имею в виду, сначала она расхаживала в душевой занавеске по вестибюлю гостиницы, а сейчас это, - беспокойство звучит в голосе сказавшей это женщины, и оно подобно гонгу ударяет меня в голову.

Я все еще лежу на спине, пока пожарный спрашивает мое имя, одновременно проверяя не сломала ли я себе что-то. Моя камера валяется в стороне, треснувшая и сломанная. Она сорвалась с моей шеи в момент, когда я свалилась на Дигана. В этом месяце я не оплатила ее страховку, так что компенсации мне не видать. Какое-то время я лежу и смотрю на звезды, задаваясь вопросом, почему у меня ничего не получается. Я имею в виду, что проделала такую же шутку с Ником, но он вышел из положения без вызова Отдела пожарной охраны острова Shelter.

Диган никогда со мной не заговорит. Униженная, я сажусь и съеживаюсь. Люди в толпе понижают голоса до шепота, но не расходятся, продолжая глазеть на меня. Ну, все, за исключением моей матери - она уже ушла. Вероятно, она понадеялась, что я умру от удара или неожиданно воспламенюсь. Когда я училась в четвертом классе, она подарила мне книгу о природе случайных самовозгораний человеческого тела. Из нее следует, что подобные возгорания происходят в произвольном порядке, и все, что остается от человека после - пара коптящихся ног. Я воспринимаю это как намек.

Пожарный что-то говорит мне. Его лицо изможденное, словно за сегодняшний день он проделал подобную работу бесчисленное множество раз. В ответ я пожимаю его руку и говорю, что со мной все в порядке. Он пытается получить от меня более подробную информацию, но я слишком смущена, чтобы оставаться здесь, потому просто встаю и ухожу.

К тому времени, как я возвращаюсь в номер, дверная ручка исправна. Снова. Ходячее рыжее зло с ресепшн стоит здесь вместе со слесарем.

Она насмехается надо мной:

- Довольно необычно: одна и та же поломка одной и той же ручки в течение одного дня, вам не кажется?

- Ага, ну, что я могу вам сказать? Мне не везет. Простите, но я хотела бы лечь поспать. Я только что выпала из окна и не очень настроена на беседу.

Я пытаюсь протолкнуться мимо нее, но Отродье блокирует проход. С легкостью могу представить ее с огромными рогами, торчащими из головы, и то, как она шлепает руками по бедрам, искажая лицо в злобной гримасе.

- Здесь повсюду камеры. Если мы узнаем, что это вы испортили гостиничное имущество...

- Дверную ручку.

- Да, тогда мы оштрафуем вас и взыщем плату за все причиненные убытки и расходы. Это ясно? - она говорит последние слова так, словно я повредила себе голову и ничего не соображаю, но это не так.

Потому я отвечаю ей, глядя прямо в лицо:

- Если бы у вас было видео, вы бы уже его просмотрели, а не просто кидали мне угрозы без каких-либо доказательств. В данной ситуации вас должно больше заботить то, что я могу подать иск на отель за ваши дерьмовые двери и дрянные окна. Так что не искушайте меня.

Я проталкиваюсь мимо нее и захлопываю дверь прямо перед ее ошеломленным лицом. Ее рот открыт в форме буквы "О", как обычно бывает при сильном шоке. Так как повреждение было нанесено задолго до момента поломки, уверена, что они меня не видели. Предполагаю, что Ника тоже. Крысиный ублюдок.

Только подумайте. Он "эволюционировал" от простого ублюдка к крысиному. Бросая сломанную камеру на пол, я плюхаюсь на кровать, прикрывая глаза рукой. Мои волосы рассыпаются по подушке и простыням. Сейчас меня не беспокоят грязь или кусочки веток, застрявшие в одежде и волосах. Я качаюсь на простынях Ника, пока те не приобретают ужасный оттенок коричневого, а затем скатываюсь вниз на свой настил посреди пола.

Мысли роются в голове, наполняя меня смертельным страхом перед потерей всего. Парень использует меня, а я ощущаю к нему влечение. Отличная комбинация. Превосходно. Диган не наведывается ко мне узнать, все ли со мной в порядке. Никто не наведывается. Я сумасшедшая, выпавшая из окна, девушка в душевой занавеске. Они избегают меня как чумы. Очевидно, что я не вписываюсь сюда, но главная проблема в том, что я лишняя, куда бы не пришла.

Около двух часов ночи Ник прокрадывается в наш темный номер. Я слышу женский хихикающий голос. Она мурлычет ему:

- Давай, Ник. Всего лишь одна ночь без каких-либо обязательств.

- Прости, малышка, но я не могу. У меня тут соседка по комнате, - в его голосе слышно раскаянье. Чудно. Надеюсь, оно его задушит, и он умрет.

- Так выпроводи ее. Обещаю, что сделаю все, чтобы компенсировать эти неудобства.

Они замолкают, и мне слышны лишь хихиканья и неровное дыхание. Ненавижу ее. Ненавижу его. Ненавижу буквально всех. Хватая подушку, я кладу ее поверх головы. Я не обязана слушать все это. Но это не помогает.

Ник стонет, и я презираю тот факт, что мне безумно нравиться этот звук. В глубине моего живота что-то поворачивается, и меня захлестывает желание быть причиной его наслаждения. Сильнее прижимая к голове подушку, я пытаюсь прогнать эти мысли. Я его не простила и не собираюсь когда-либо прощать. Он прервал нас с Диганом, по его вине сломана моя камера, а я чуть не разбилась, падая из окна.

Еще какое-то время раздаются звуки поцелуев, после чего Ник пятится в комнату и закрывает за собой дверь. Несмотря на ковер, слышно как по холлу стучат каблуки его шлюшки, когда она, наконец, уходит. Не глядя на кровать, Ник садится и хватает себя за волосы.

В таком сгорбленном положении он остается довольно долго. Что-то не так. Я наблюдаю, как с каждым вдохом подымается его спина, но он так и не поднимает взор. Не меняя позы, он потирает виски. Когда он говорит, я едва слышу его слова.

Они не предназначаются мне, скорее Ник обращается сам к себе:

- Я не могу так поступить.

На следующее утро, я просыпаюсь раньше Ника. Еще даже не рассвело. Выскальзывая из номера, я направляюсь к комнате Софи, неся в руках охапку чистой одежды. Я легонько стучу. Когда она открывает дверь, ее глаза все еще заспанные. Выражение раздражения моментально исчезает с ее лица, и она пытается не засмеяться.

- Осень - мое любимое время года. (Софи имеет в виду осень, наступившую в Неверленде после отъезда Вэнди. – прим. переводчика)

- Я думала, что могу летать, что мне тебе еще сказать? Это не сработало.

Чтобы не заплакать, я подшучиваю над событиями прошлой ночи. Мы обе знаем об этом.

- Ты и эта книга, - она говорит о Питере Пэне. Софи, наверное, единственная, кто понимает мою привязанность к этой истории. Вся книга воспевает свободу, невинность, истинную страсть и надежду. Софи закрывает дверь и следует за мной в комнату. Садясь на свою большую кровать, она говорит, - я думала ты уедешь, запрыгнешь в самолет и улетишь куда-нибудь сразу после окончания высшей школы. Думала, ты не останешься жить в Нью-Йорке.

Я пожимаю плечами, будто это уже не важно. Билет на самолет стоит денег, и если у меня когда-то возникнет такая возможность, я обязательно направлюсь прямиком в Лондон, взглянуть на статую Питера Пэна в Кенсингтонских Садах. Но этот день может никогда и не наступить. Так что, отвечая ей, я слышу нотки сарказма в собственном тоне:

- Ага, ну, ты же знаешь, что я хочу всю жизнь провести в Вавилоне и стать похожей на свою мать. А это проще сделать, когда она рядом.