— Вы нашли Беверли, мисс Мольер? — спросил Джастин, прервав размышления Эвелины.

Эвелина оглянулась и увидела приближающуюся Мэри.

— Да, — ответила Мэри, смущенно теребя юбку. — Он сказал, что никаких комнат для нас не приготовил, так как уверен, что мисс Эвелина все равно займет те комнаты, которые сама выберет.

Эвелина почувствовала, что краснеет.

— Я понимаю, что вы не прогоняете его, потому что он достался вам в наследство от вашей бабушки.

— Очень мило, что вы так хорошо все понимаете.

— Ну что ж, — вздохнула она, теряя последнюю надежду на увольнение Беверли, — он правильно подметил некоторые особенности моего характера.

— Быть того не может! — удивленно воскликнул Джастин. За ее спиной фыркнула Мэри. Бесполезно спрашивать, что ее так развеселило: у французов весьма странное чувство юмора.

Эвелина снова повернулась к Джастину:

— Вы позволите мне самой взглянуть на имеющиеся спальни?

— Разумеется, — ответил Джастин. — Вас проводить?

— Да, прошу вас. А ты, Мэри, найди тем временем место для рабочей комнаты. Спальни для нас я выберу сама. — Она взглянула на Бака. — Вы же, мистер Ньютон, подождите не много, и как только мы определимся с комнатами, отнесите туда наши вещи.

— Конечно, мэм, — кивнул Бак. — Буду рад помочь вам.

— Вот и хорошо, — успокоилась Эвелина, — Я готова, мистер Пауэлл.

Он повел ее в коридор, где годами скапливалась пыль. Пока они шли, поднимая в воздух пылинки, плясавшие в луче света, Эвелина мысленно оценивала арендованное помещение.

Джастин объяснил ей, что в начале коридора находились общие комнаты, а в противоположной стороне — спальни. Далее ответвление коридора вело в другое крыло здания. Пройдя некоторое расстояние, он повернул, и они спустились по нескольким пологим ступеням в комнату с высоким потолком, которую он назвал большим залом. Он сказал, что некогда здесь помещалась монастырская трапезная. Эвелина окинула взглядом помещение, пытаясь представить себе здесь прием по случаю бракосочетания.

Большая комната выглядела довольно мрачно, по ней гуляли сквозняки. Разнородные предметы меблировки только подчеркивали сильную потертость ковров на полу. Широкие застекленные двери выходили в заброшенный внутренний дворик с прудом, заросшим сорной травой. Эвелина взглянула вверх. Темные деревянные балки на сводчатом потолке напоминали гигантскую паутину.

Да, чтобы навести здесь чистоту, придется немало потрудиться.

— Скажите, нам удастся найти здесь приходящих уборщиц? — спросила она.

— Полагаю, что удастся, хотя сам я никогда ими не интересовался.

Она с трудом подавила желание сказать: «Оно и видно».

— Хозяйство здесь так запущено, что я не удивился бы, если бы вам для уборки потребовалась также и мужская сила.

— Возможно. — Она подобрала старинный шлем, валявшийся под ногами, и сморщила носик, увидев, что он полон окурков. — А они принадлежат к какому периоду? Раннему драконовскому? Он усмехнулся:

— Остальная часть здания находится в большем порядке. С тех пор как я получил монастырь в наследство, помещение относилось к холостяцкому убежищу, а еще раньше… по правде говоря, генерал не любил тратить деньги. Так что, учитывая все обстоятельства, было бы разумно свести до минимума освещение помещений.

— Даже и не помышляйте! — пробормотала она.

— Ведь это все-таки монастырь, — оправдывался он. — Предполагалось, что здесь живут просто и без затей.

— Интересно, почему ваши предки сделали такое место своим домом?

Он усмехнулся:

— Мои предки получили его бесплатно за преданную службу королеве Бесс. Девиз моих предков по материнской линии формулировался так: «Никогда не плати за то, что можешь получить даром». Кажется, такая надпись есть даже на нашем фамильном гербе.

— Так, значит, ваша семья активно участвовала в политике? — с любопытством спросила она.

— Только тогда, когда нам угрожали. В таком случае с криком «За короля и отечество!» мы бросались в бой. За одну из таких побед получен и монастырь «Северный крест»

— Если дело обстоит так, как вы говорите, то монастырь нельзя назвать очень щедрым вознаграждением за хорошую и верную службу.

— Возможно, служба была не такой уж хорошей или слуга не очень верным, — ничуть не смутившись, согласился он. — В моей семье все неисправимые лентяи. Не говоря уже о приспособленцах и людях, предрасположенных к интриганству. — В его голосе звучало нечто похожее на гордость.

— Мне, наверное, следовало бы поблагодарить вас за еще одно предостережение.

— Предостережение? — Он резко остановился, и она наткнулась на него.

Он поддержал ее за локоть. Его прикосновение вызвало отчетливое воспоминание о том, как кончики его пальцев прикоснулись к округлости ее груди.

— Послушайте, Эви…

— Эвелина, — еле слышно поправила его она. Он стоял слишком близко. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и ее поза выглядела так, словно она потянулась к нему в ожидании поцелуя. При мысли об этом она вспыхнула и опустила голову.

— Я хотел бы извиниться за то, что наговорил вам сегодня. О том, что не давал обещания не ухаживать за вами…

— Извиниться? — переспросила она. Ах, какие красивые у него губы: полные, четко очерченные…

— Я никогда не стал бы навязывать вам свое внимание.

— Не стали бы? — Смысл слов очень медленно дохоДил до ее сознания. — Разумеется, не стали бы! Вы просто поддразнивали меня. Я так и поняла. — Ее лицо залилось краской от смущения. Джастин, должно быть, почувствовал, что она подумала, и не знал, как выйти из положения. Услышав то, что она сказала, он вздохнул с облегчением.

— Вы разумная женщина, Эви.

Он опустил ее локоть. Она улыбнулась, пытаясь выглядеть разумной, что не так уж трудно, потому что она действительно была разумной. Разумной, сообразительной и удачливой во всем, за что ни бралась, кроме организации свадебных торжеств. Наверное, потому, что свадебные торжества непосредственно связаны с любовью.

«Возьми себя в руки, Эвелина! Ты приехала сюда, чтобы работать, и не можешь позволить себе тратить время на игры с Джастином Пауэллом».

— Каким дураком вы, наверное, меня считаете, — произнес Джастин.

Он стоял, опираясь ладонью о стену на уровне ее головы, и, заглядывая ей в лицо, мило улыбался. Его рубаха туго натянулась на широких плечах, закатанные рукава поднялись еще выше, обнажив нижнюю часть мощных бицепсов. Его абсолютно непринужденная поза и бессознательно очень мужественная не давала ни малейшего намека на желание порисоваться.

— Можете себе представить, ведь я льстил себя надеждой, что вы воспримете меня всерьез, — уточнил он. — Вы сможете меня простить?

Какие бы грехи за ним ни водились, но он был настоящим джентльменом, подумала она. Всего несколько слов — и он снял с ее души такое бремя.

— Не вижу ничего, за что вам следовало бы извиняться, — ответила она и торопливо ушла.

Глава 8

Эвелина наблюдала, как Джастин рисует диаграмму на толстом слое пыли, покрывавшем стол в библиотеке. Потребовалось приложить кое-какие усилия, но три недели спустя Эвелина не только простила Джастина за поддразнивания, но сумела напрочь выбросить из головы то происшествие. Она поняла, что с перевоспитавшимся «волчищем» не так уж трудно дружить, как могло показаться вначале. По правде говоря, с ним было легко и приятно общаться… конечно, когда он бывал дома.

Он почти ежедневно уходил «наблюдать за птицами» и иногда домой возвращался поздно. Она, конечно, не следила специально за тем, когда он уходит и приходит, но если живешь с человеком в одном доме, то обязательно будешь замечать его присутствие или отсутствие. Если учесть, что Мэри делила свое свободное время между Баком Ньютоном и еще одним мужчиной из местных, то Эвелина иногда не знала, чем заняться после работы. Так что совершенно естественно, что она ждала случая побыть в компании Джастина. Как друга, конечно. Не более того.

Да и как он мог бы стать чем-то большим? Ведь он убежденный холостяк, к тому же отказавшийся от радостей незаконных связей, а она убежденная старая дева, обреченная никогда не знать таких радостей — как незаконных, так и законных.

— Ну вот. Теперь вам, надеюсь, понятно, что я имею в виду, — проговорил Джастин, откидываясь на спинку стула и жестом указывая на диаграмму.

Эвелина придвинула свой стул ближе к нему.

— Дорогая моя Эви, — подчеркнул он (по какой-то причине Джастин называл ее «дорогой Эви», как она ни пыталась заставить его называть ее Эвелиной или, Боже Упаси, леди Эвелиной, как он называл ее, когда считал, что она затрагивает в разговоре тему, обсуждение которой составляло исключительно мужскую привилегию, а таких тем было немало), — вы ошибаетесь.

Он накрыл ее руку своей ладонью и, воспользовавшись ее пальцем как карандашом, провел жирную линию посередине импровизированной карты. Такое поведение было вполне в его стиле: у него напрочь отсутствовало ощущение границ, переступать которые не следовало, чтобы не нарушить права на неприкосновенность личности. И если Джастину понадобился палец, он мог воспользоваться как своим, так и ее пальцем. Ее подобное движение смутило. А он, видимо, даже не заметил, что делает что-то неподобающее.

— И поэтому люди на левом фланге, — продолжал он, — сдерживали их возможные действия.

Снисходительно улыбаясь, он выудил из брючного кармана носовой платок и, начисто вытерев ее палец, возвратил его ей.

Однако она не сдавалась.

— Сдержать их не удастся, — настаивала она, указывая на диаграмму, — если отвлечь внимание противника. Тогда можно продвинуться в центре.

Он покачал головой:

— Не выйдет. У них слишком мало сил, чтобы воспользоваться ситуацией в центре.

Набрав в легкие побольше воздуха, она выпалила: