Наталия Миронина - Свадьба собаки на сене

Мила с удивлением посмотрела на Варвару Петровну:

– Да, да, да. Что я разрушила ее жизнь, что я собака на сене…

– Господи, да она, наверное, в запальчивости это все говорила!

– Не знаю. Не уверена. Может, она и права. У меня такой характер… Я знаю, что могу быть «железной».

– Но погубить? Что она имела в виду? Это же в переносном смысле?

– Переносный смысл – подчас самый прямой. Она имела в виду себя, моего мужа и Сорокко.

– А вы любили мужа?

– Конечно, любила.

– А ваш муж… что с ним случилось?

– Умер. Погиб.

Мила между тем налила чай и придвинула к Варваре Петровне тарелку с бутербродами.

– Понимаешь, мне не надо было выходить за него замуж. Я не была счастлива.

– Как так?! Вы же сказали, что любили мужа?

– Нет, не любила. Я сказала тебе неправду. И себе всю жизнь лгала. Я все-таки не любила мужа. Он любил меня. Он любил меня целую вечность. Я давно перестала его любить – еще до нашей свадьбы. А он все любил и любил. Как будто бы не было другой жизни. Других людей.

– Так зачем же вы замуж вышли?!

– Обещала. Он долго ждал. На все соглашался. Ходил за мной по пятам. Моя жизнь была неотделима от его. Или наоборот, как тебе больше нравится! Я бы погубила его, если бы не вышла за него. Я и вышла. И все равно погубила.

Я вышла замуж за Толю, потому что обещала ему. Потому что он ждал этого. Наверное, это сложно понять. Или объяснить. – Варвара Петровна посмотрела на Милу, и та залюбовалась ее глазами – необыкновенными, почти фиалкового цвета. Но только побледневшими от времени.

– Ну почему же, – неуверенно произнесла Мила. Хотя она не понимала, как можно оказаться заложником собственного упрямства.

– Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, как это сложно рвать отношения с человеком, который с тобой всю твою жизнь. Когда этот человек стал частью тебя. И при этом ничего от тебя не требует. Он просто врастает в тебя, в твою душу, проникает в жизнь. Ты сначала даже этого не замечаешь, как лиану не замечает дерево. А потом это дерево гнется, сохнет и потихоньку умирает, потому что лиана закрывает от солнечного света, не дает воздуха. Если речь идет о человеческих отношениях, самое ужасное, когда человек-лиана это однажды осознает. Вот тогда и происходит трагедия.

– Так, значит, вы не любили мужа.

– Девочкой, когда мы с ним были друзьями, – любила. А когда выходила замуж – уже не любила. Я выходила, потому что обещала. Потому что от меня этого ждали. Все. В том числе и мама.

– А сестра?

– Она не была на свадьбе. Сейчас я понимаю, что она была умнее меня. Но ее ум я принимала за легковесность. Я в отличие от нее боялась посмотреть правде в глаза. Она была смелее меня – поэтому и не была на свадьбе.

– А что было дальше?

– Жизнь. Я ее не помню. Почти не помню. Я все время работала. Работу я любила больше, чем мужа. Потом… Потом умерла мама, потом мы поссорились с сестрой. Потом я мучилась от бессилия, от безвыходности, а потом от какой-то обреченности. Мне казалось, что это наказание за все, что я когда-то сделала неправильно. Мила, я думала, что уже все забыто. Все успокоилось. Но, оказывается, – нет. Мне очень тяжело об этом говорить.

– Мне жаль, что вы не вышли замуж за Сорокко, – упрямо сказала Мила. – Он вас так любил! Так любил! Если бы меня так любили…

– Меня и мой муж любил. По правде говоря, мне в этом смысле везло. Только вот я прожила жизнь в одиночестве и без смысла.

– Это неправда! В одиночестве огромный смысл! В одиночестве его больше, чем в этой мелкой бытовой суете. В одиночестве у вас есть главное – возможности!

– Ого! – Варвара Петровна вдруг лукаво посмотрела на Милу. – Уж не собираешься ли ты всю свою жизнь посвятить звездам? Своей астрономии?

– Нет, не знаю. Знаю только, что одиночество – это не так плохо, как привыкли считать. Варвара Петровна, собирайтесь! Поехали к вашей сестре!

– Я боюсь. Боюсь посмотреть в глаза той, которая оказалась так права.

– А вы не бойтесь. Ни правых, ни виноватых уже нет. Есть просто родственники. А ими бросаться нельзя. Это я вам говорю, а у меня нет ни сестры, ни брата!

Из дома они вышли только через полтора часа – Варвара Петровна тянула время.

Мила не исключала, что после тридцатилетнего перерыва она хотела предстать перед сестрой во всем великолепии. Да и в обновках она чувствовала себя увереннее.

– Кстати, почему вас сестра назвала собакой на сене?

– За ней пытался ухаживать Сорокко. Я отвадила его. Я кокетничала с ним, зная, что он все-таки влюблен в меня. И он оставил попытки подружиться с сестрой. Она была влюблена в него. Но была молода, наивна и при этом бесшабашна. Кстати, тогда я себе говорила, что делаю все ради ее блага.

– А сейчас как бы вы это объяснили?

– Я вела себя как стерва. И ревновала. Но я очень хочу узнать, почему она прекратила со мной общаться.

– Значит, мы правильно делаем, что идем к ней мириться?

– Наверное, да. – Варвара Петровна поджала губы. – Но мы еще не дошли. Я ведь и сбежать могу!

– Все удивляются этому дому, и никто не верит, что вот в тот переулок выходит его же крыло. – Варвара Петровна шла медленно. А Мила ее не подгоняла.

– Дом огромный, что и говорить. Сестра живет в каком подъезде?

– Она живет в той квартире, которая всегда пустовала. Наши родители в свое время разменяли большую жилплощадь на две, тоже большие квартиры, но в разных подъездах. Она, когда поступила в институт, переехала. Мама осталась в старой квартире. Потом уже, после всех событий, я переехала в нее.

– Так ваша квартира – это квартира родителей?

– Да, верно.

– Как нам удобнее попасть к подъезду вашей сестры?

Мила запуталась в каменных катакомбах. Арка ворот, каменные львы, потом переулок, потом опять двор, и только тогда они подошли к последнему крылу огромного здания.

– Вот это да! – Мила обвела взглядом внутренний двор, проход в который был теперь закрыт шлагбаумом.

– Теперь ты понимаешь, что, живя в этом доме, случайно встретиться нельзя. Невозможно. А с этой модой на кодовые замки, запоры, заборы и вовсе кажется, что это отдельные государства, между которыми еще один корпус и несколько подъездов.

– Ну да. Все было против вас. Варвара Петровна, вы не волнуйтесь. С разговором не спешите. Все обсудите. У меня времени много – домой могу и попозже прийти.

Они вошли в подъезд, предварительно переговорив с консьержкой.

– Да, из этой квартиры еще не выходили. Они дома, – любезно сообщила та.

Лифта ждали долго. Потом долго поднимались, стояли перед красивой дверью. «Совсем другая история. Здесь не пахнет запустением!» – подумала Мила и вдруг испугалась своей инициативы, своего упорного желания помирить родственниц. «Господи, да что из этого выйдет?! И имею ли я право на то, чтобы так, почти насильно, решать эти вопросы?! Что будет, если сестра откажется от примирения?!»

Она почувствовала панику, желание удрать и, поймав такой же испуганный взгляд Варвары Петровны, прошептала:

– Я буду импровизировать. Не удивляйтесь.

– Хорошо, – только и смогла пробормотать Варвара Петровна.

– Кто там? – За дверью послышались шаги.

– Это от нотариуса. От нотариуса Лойка! – Мила постаралась говорить твердым голосом.

– От нотариуса? От какого нотариуса? – послышался вопрос, и дверь открылась.

Женщина стояла спиной к свету, а потому Мила ее не разглядела. Мила только прищурилась, от солнца, которое проникало в комнату сквозь раскрытую балконную дверь. Еще Мила разглядела большой круглый стол с вазой посередине.

– Ты?! – открывшая дверь женщина с изумлением уставилась на Варвару Петровну.

– Я. Сама по себе. И по поручению нотариуса Лойка.

Хозяйка минуту помедлила, потом мельком взглянула на Милу, отступила назад и произнесла:

– Проходите. К сожалению, у меня совсем мало времени. Ко мне должны прийти.

– А мы ненадолго. – Мила уже топталась в огромной прихожей. «Да, эта женщина живет иначе. С любовью к быту. К прелестям жизни. Она живет в достатке. В уюте. Она любит себя и ценит себя. Вон какой ее портрет висит на стене!» – Мила все это поняла, как только вошла в эту квартиру.

– Проходите. Садитесь. – Женщина вела себя сухо. Но все же окинула взглядом сестру. И на ее лице отразилось удивление.

«Так, все оценили, все разглядели. Какое счастье, что Варвара Петровна хорошо выглядит!» – подумала Мила и тут обнаружила, что ее спутница сохраняет присутствие духа. Варвара Петровна отвергла стул и удобно устроилась в кресле. Она положила на колени свою дорогую сумочку, сложила руки так, что стал виден идеальный маникюр на красивых ухоженных ногтях. Спину она держала ровно, не сутулилась, а ноги изящно скрестила. В этой позе она выглядела дамой, которая наносит очередной визит вежливости.

– Я слушаю.

Мила набрала в легкие воздуха, чтобы начать речь, которая пока не содержала ничего, кроме извинений за внезапное вторжение. Но Варвара Петровна опередила ее. Мила поняла, что самое главное, самое страшное для Варвары Петровны позади – она решилась на этот шаг, и она его сделала. А к чему он приведет – это уже действительно не так важно.

– Инна, мы давно с тобой не виделись, и за это время произошло много событий. Надо кое-что обсудить.

– Можно и обсудить, – ответила Инна Петровна и вопросительно посмотрела на Милу.

– Извините, не представилась. Я Людмила.

– Да, это моя близкая подруга. Человек, без которого мне бы пришлось туго. Человек, который, по сути, меня спас. Она имеет непосредственное отношение ко всем вопросам, о которых пойдет речь. – Варвара Петровна улыбнулась и вроде как приободрила Милу.

– Очень приятно. – Инна Петровна по-прежнему держалась ровно и сухо.

– Инна, во-первых, ты прости меня. Если, конечно, есть за что. Я не хочу выяснять ничего сейчас. Но мы не виделись целую вечность. Мне тебя не хватало. Мне было плохо без тебя.