В профессора Степанова, руководителя лаборатории, Мила влюбилась за его принципиальную позицию по вопросу о методах исследования холодных планет. Влюбилась она как-то быстро, и так же быстро ее влюбленность стала достоянием общественности. Мила не умела скрывать чувств, у нее по-прежнему не было нужного опыта. Она, сама того не замечая, ходила по пятам за профессором, наливала ему чай, даже когда он об этом не просил, подкладывала кусочки побольше, когда ели торт, ругалась на тех, кто открывал окна – у профессора Степанова было слабое горло. Но самое главное, она полностью поддерживала его по всем спорным научным вопросам. Она пересмотрела свои взгляды, задушила в себе сомнения, отреклась от собственных доводов и стала его верным последователем. Нельзя сказать, что речь шла о вопросах, которые могли повлиять на науку в целом, но в масштабах лаборатории они были важны.

Впрочем, вся эта внутренняя борьба для остальных прошла незамеченной, а вот о том, что женатый и солидный профессор встречается с молодым специалистом, узнали все. И жена профессора. Опять между Милой и ее любовью встала астрономия. И опять Мила выбрала астрономию. Она осталась в лаборатории Степанова, но прекратила с ним все отношения. Она выполнила то, о чем ее умоляла степановская жена, она приложила максимум усилий, чтобы не обиделся сам Степанов на ее резкое охлаждение, и все это она сделала ради астрономии. Не было в Москве, по ее разумению, лучше места, чем эта лаборатория – работать она хотела только здесь.

Каждой женщине определен свой вид одиночества. И сроки его тоже разные. И каждая женщина вольна распорядиться этим временем как пожелает. Мила решила с ним подружиться. Она решила, что попытки выбрать другую жизнь приводят только к неудобству и разочарованиям. Пережив историю со Степановым, она успокоилась и вернулась в науку.

Появление Ильи было внезапным, словно в сплошной густой облачности мелькнуло небо. И Мила обрадовалась произошедшему. Она, казалось, была готова к нему, а потому так легко и просто пошла на сближение. Только Илья даже не догадывался, что за этой легкостью стоит боязнь чего-то сложного, отвлекающего от работы, от привычного жизненного ритма. Это потом она влюбилась в него, очередной раз поверив в то, что прочные отношения для нее возможны. «А ведь зря. Невозможны такие отношения. И не надо себя обманывать. И его мать надо было успокоить. Жалко ее», – думала Мила.

Сидя в самолете и размышляя о том, что как ни крути, а одиночество – это ее судьба, Мила уже подвела черту: Илья исчезнет из ее жизни, она благодарна за случившееся, и теперь ей дан еще один большой отрезок времени для самого главного и нужного дела – для науки. «А потом, не скоро, будет еще один Илья. Только другой. И он тоже как-нибудь исчезнет. И я опять останусь одна. И ничего ужасного нет в том, что у меня жизнь складывается именно так», – подумала она и пристегнула ремни. Самолет шел на посадку. Внизу сквозь кусочки тумана выглянули цветные поля. «Неужели тюльпаны?! Так много и такие разные», – подумала Мила и обрадовалась. В ее жизни произошло самое настоящее приключение. А она это поняла только сейчас.


Девушка из туристического агентства, где Мила оформляла поездку, оказалась опытной. Именно она настояла на том, чтобы Милу встретили в аэропорту и доставили в отель. «Зачем вам ломать голову, искать место, ждать, чтобы вас кто-то встретил? У нас есть услуга, и представитель в Голландии вам организует такси до отеля. Устроитесь и сделаете все необходимые звонки». Мила вспомнила эти слова, когда вышла с чемоданом и оказалась в гуще людей в незнакомом аэропорту Схипхол. Воздух сотрясали разноязычные возгласы, обилие указателей кружили голову. Кто-то спешил на стоянку такси, кто-то на железнодорожный экспресс, который доставлял пассажиров на Центральный вокзал. Поначалу Мила растерянно бродила с чемоданом от одного выхода до другого, но, когда нашла табличку со своей фамилией, успокоилась. Улыбнувшись таксисту и произнеся приветствие, она устроилась на заднем сиденье и приготовилась к долгому путешествию – все та же сотрудница туристического агентства рассказала ей, что аэропорт находится почти за городом, а отель располагается чуть ли не в центре. Мила разглядывала пригород, больше похожий на городской микрорайон, потом увидела канал, второй, третий, и наконец водитель остановил машину у дверей небольшого старинного дома.

– Пожалуйста, – произнес он по-английски.

Она машинально посмотрела на часы – ей показалось, что поездка длилась не более семи-десяти минут. «Какой же это пригород – это был, наверное, город!» – подумала она и вошла в холл отеля.

Мила с облегчением обнаружила, что отель совсем небольшой. «Людей немного, шума не будет, и внимание я не привлеку», – подумала она. Плохое знание английского было большим неудобством – Мила знала только самые простые фразы и с ужасом думала, что будет, если к ней кто-нибудь обратится. Но к удивлению, в отеле ее оформили быстро, выдали ключ, и она поднялась на третий этаж. Небольшой стандартный номер привел ее в восторг. Она распаковала чемодан, повесила одежду в шкаф, приняла душ и, растянувшись на огромной двуспальной кровати, стала щелкать телевизионным пультом. Через пятнадцать минут она поймала себя на мысли, что такого ничегонеделания у нее давно не было. Дома, в Москве, любая минута была подчинена строгому графику, в котором телевизору практически не было места. «Будем считать, что это отпуск. В сочетании с небольшим делом, – решила она про себя и тут же спохватилась: – Надо звонить нотариусу!»

Нотариус Лойк ответил сразу. Он ждал звонка, а потому рядом была переводчица, которая говорила по-русски. Через нее он передал Миле, что в три часа дня за ней заедут и отвезут в дом покойного господина Сорокко, чтобы она, во-первых, узнала адрес, познакомилась с помощником, который будет им помогать, и согласовала график работы.

– Господин Лойк говорит, что вам понадобится не менее трех-четырех дней для осмотра вещей. Потом надо будет составить список того, что пойдет на продажу, что вы повезете в Москву для мадам Лукиной.

– Я вас поняла. – Мила обрадовалась, что есть переводчица. Все остальное ей казалось несравнимо легким. – Я жду вас в отеле, – на прощание сказала она.

Машина приехала ровно в три. Нотариус Лойк напомнил Миле Бернарда Шоу с его поздних фотографий. Переводчица была интересной дамой средних лет.

– Таня, – представилась она, – я живу здесь уже десять с лишним лет. Вышла замуж и переехала. Подрабатываю переводом и экскурсиями. Так что могу показать вам город. Например, недалеко отсюда район ДюВолон – его еще называют район «красных фонарей», если хотите – сходим. Очаг разврата, так сказать.

– Даже не знаю. – Мила смутилась.

– Ну когда решите, дайте знать. Туда лучше с провожатыми ходить, – пояснила Татьяна. – А вот если свернуть направо – будет Музей конопли и гашиша. Тоже место интересное.

– Неужели такой музей существует? Что же там можно показывать?! – рассмеялась Мила.

– Да, я тоже удивлялась, пока не посетила. Одно могу сказать – забавно, поучительно и грустно.

– Тогда – ясно, – кивнула Мила.

– О, а вот место веселое – Музей копилок.

– Господи, как же здесь все необычно!

– Это так кажется. Просто мы такой дорогой поехали, а на самом деле здесь такое количество хороших художественных музеев, что месяца не хватит, чтобы все обстоятельно осмотреть.

– Увы, у меня нет даже одного свободного дня.

– Ничего, может, еще к нам приедете.

– Хорошо бы. – Мила улыбнулась.

Наконец улицы стали чуть-чуть шире, и каналы приобрели правильную геометричность – они были строго параллельны другу другу. Потом каналы почти исчезли – изредка попадалась узкая полоска воды, но появились утопающие в зелени, маленькие старенькие домики с узкими фасадами и невысокими дверями.

– Это пригород? – спросила Мила, памятуя о своем путешествии из аэропорта в отель.

– Что вы! Это почти центр города. Это район Йордан.

– Здесь жил Сорокко?

– Да, – кивнул нотариус Лойк.

А переводчица Татьяна добавила:

– Это очень интересный район. Сюда даже туристов водят.

– Конечно, видимо, здесь дома очень старые?

– Да, но дело не в них. Дело в том, что они скрывают.

– И что же?

– Прелестную особенность Амстердама. – Переводчица улыбнулась интригующе, совсем как профессиональный гид. – Дело в том, что все эти дома имеют внутренние дворики – хофьес. Вот они-то и привлекают сюда туристов. Каждый дворик – произведение искусства, маленький, уютный, с цветами. Дворики старые, многие отреставрированы, многие новоделы. Здесь встречается очень дорогое жилье.

– Совсем как у нас – старинный особняк, весь переделанный, кроме фасада, самый дорогой вид недвижимости.

– Здесь даже то, что внутри было, и то пытаются сберечь. Я всегда удивлялась, как Сорокко сумел приобрести такой домик.

– Он хорошо зарабатывал. – Лойк улыбнулся. – Он был успешным и очень острожным.

«Хорошие нотариусы и адвокаты знают, о чем говорят! – подумала Мила. – Интересно, сколько будет стоить его дом сейчас?»

– Расскажите мне о нем? – попросила она. – Господин Сорокко был богат?

– В достаточной степени, – ответил нотариус Лойк, когда Таня перевела ему вопрос. – Вам ничего не рассказали о нем?

– Совсем немного. Я так спешно собиралась и столько надо было обсудить вопросов с Варварой Петровной, что о самом господине Сорокко мы и не поговорили.

– Он давно жил в Голландии. Ему было двадцать семь лет, когда он приехал в Голландию. Тогда в вашей стране времена были сложные, а после 90-х ему возвращаться было нельзя. Во всяком случае, он так говорил. Да и мы об этом знали. И он стал обустраиваться здесь. Мы близко познакомились, когда он был уже зрелым человеком. Надо сказать, энергии в нем было много, он был веселый. Мы все тут даже не думали, что русские имеют такой характер.

– Русские бывают разными, – улыбнулась Мила.