– Мам, почему ты ушла со своей работы? Ты же такие успехи делала! Почему ушла преподавать?

К сожалению, искреннего ответа он не дождался – матери почему-то стесняются сказать, что материнская любовь была намного сильнее, чем карьерные амбиции и устремления. Стесняются признаться, что в какой-то момент им становится интересен только дом, где есть дети. Мальчикам в семьях не считают нужным объяснять, что для матери нет ничего важнее материнства.

Потом уже Илья не задавал вопросов. Ему было достаточно того, что мать его любит, понимает, что она вкусно готовит и держит себя в отличной форме.

– Мама, у тебя такой вкус – ты одета лучше всех! – Илья любил радовать комплиментами маму. Та улыбалась и заводила одну из тех бесед, после которых Илья опять же восклицал: «Ну, ты даешь! Ты столько знаешь! Ты во всем разбираешься!»

А мать думала про себя: «Родители хотят привлечь детей собственным опытом, а это скучно. Дети, сколько бы лет им ни было, этому сопротивляются. Остается шагать в ногу с ними и учиться вместе с ними. И решать задачи вместе с ними!»

Тот день, когда Илья познакомился с Милой, навечно остался черной датой в личном календаре его мамы. И дело не только в том, что ей не хотелось поделиться влиянием, нет. Дело было в том, что девушка Ильи должна была быть не только красавицей, умницей (и желательно королевских кровей), но она еще должна была быть той пресловутой «глухонемой сиротой», с которой легко сладить свекрови.

– Так где ты ее нашел? – пренебрежительно, словно о захудалой кошке, не сдержавшись, спросила мать, а Илья сразу почувствовал себя виноватым.

– В банке. В том, что на углу Садового.

– Господи, что она может делать в банке с ее зарплатой?!

– Она там деньги за квартиру платила. И запуталась. Я ей помог.

– И что же, она где-то здесь живет?

– Да, мы почти соседи, – просто ответил Илья.

– Господи! – только и прозвучало в ответ.

Последняя информация была самая неприятная. Во-первых, соседка – это значит, что им легко будет видеться. Во-вторых, в этом самом соседстве она обнаружила посягательство на исключительность – как так, какая-то девица живет в таком месте, прямо в центре Москвы, где не осталось коммуналок, где квартиры дороги, как полет на Луну. Что она собой может представлять?! Вот их семья – это да, это москвичи в сотом поколении, жившие еще в те времена, когда Садовое было немощеной улицей. В этих рассуждениях было столько «дремучей старины», что они произносились в уме, дабы не рассмешить и не рассердить сына.

Илья не мог понять волнений матери. Он подозревал, что в ней, такой разумной, спокойной и рассудительной, говорит материнская ревность. Илья был снисходителен, он не обижался – ведь во всем остальном его мама была почти идеалом.

Правда, с некоторых пор Илья вообще ни о чем не думал, он только вспоминал, как он тогда, в банке, увидел Милу. Она стояла в профиль, и солнечный свет превратил ее силуэт в негатив. Илья лишь обратил внимание на ее жесты, на движения рук, на позу – она у банкомата стояла уже долго, от нетерпения переступила с ноги на ногу, потом повернулась, и Илья вдруг увидел ее обнаженной. Так, словно с нее соскользнуло легкое платье в бледно-сиреневый цветочек. Он увидел сильную спину, бедра, большую мягкую грудь и тонкую талию. А еще увидел руки – сильные, с красивыми запястьями.

– Вам помочь? – обратился он к ней.

Она повернулась к нему, но лица он не разглядел, вернее, почти не обратил на него внимания. Лицо как лицо. Нос, глаза, подбородок. Волосы, скорее темные, чем светлые. Нет, он не обратил внимания на лицо, в глазах стояла фигура, которая так явно обрисовывалась под скользящим полупрозрачным крепдешином. Илье вдруг захотелось ее погладить по руке.

– Помогите. Пожалуйста. Третий раз уже пытаюсь…

– Не волнуйтесь, сейчас все сделаем.

Действительно, он быстро ей помог перечислить какие-то копейки за свет.

– Спасибо, – женщина поблагодарила. – Я бы здесь ночевать осталась, если бы не вы.

Она улыбнулась и уже двинулась к выходу, но Илья, забыв обо всех делах, кинулся за ней.

– Простите, а как вас зовут. Может, я вас провожу?

– Вы думаете, я так безнадежна? – рассмеялась женщина.

– Что вы! Я думаю, что с вами очень приятно быть рядом. – Илья сам удивился своему напору.

– Да?

– Да, – кивнул Илья, – меня зовут Илья.

– Мила.

– Я так и думал. – Илья даже остановился. – У вас просто не могло быть другого имени. Вы – именно Мила. В смысле, милая.

– Илья, вы меня смущаете. – Мила посмотрела на него внимательно. Она глядела ему в глаза, чтобы он не мог отвести взгляда, чтобы он рассмотрел ее хорошенько, чтобы он точно увидел ее лицо. Чтобы он понял, что она никакая не красавица, а даже наоборот. Илья вынужденно всмотрелся в ее лицо и ничего не понял. Опять перед глазами стояла фигура в тонком платье, угадывилась гибкость и сила тела, а еще от нее пахло чистотой. Не духами, не мылом, не чем-то красиво-химическим, а именно чистотой. Словно это сильное тело сначала вымыли, а потом ветер и солнце обсушили его. Илья почувствовал, что сходит с ума. Он вдруг захотел эту женщину, как не хотел ни одну из своих красивых подруг, с которыми обычно знакомился на работе и с которыми, как правило, встречался очень недолго.

– Я пойду. – Мила отвела взгляд. Она как будто поняла, что происходит с Ильей. Он от этого страшно покраснел.

– Да, конечно. Можно я вам позвоню. – Это было сказано другим тоном, просительным.

– Позвоните, – пожала плечами Мила и продиктовала телефон.

В этот вечер Илья очень невнимательно обсуждал заявление министра здравоохранения.

– Ты слышишь! Они собираются запретить ввоз винограда! Они совсем с ума сошли! – поделилась информацией мать.

– Да, мама. Ничего страшного. Из Финляндии возить будем.

– Что?! Виноград из Финляндии? Когда там виноград рос?! – возмутилась мать.

– Ах, ну еще откуда-нибудь. Мама, я спать пойду, устал. – Илья чмокнул мать в щеку и ушел в свою комнату.

Чутье подсказало, что не стоит идти вслед за сыном и выяснять, что у него болит. Потому что болит у него то, что невозможно вылечить. Болит душа. Мама Ильи потеряла интерес к телевизору. Она посидела в тишине и сумерках, потом прошла на кухню, закрыла дверь и принялась стряпать пирог с вишней. «Завтра проснется, встанет, придет завтракать, а тут пирог его любимый. С кофе будет очень вкусно. А еще я сейчас скатерть поменяю на его любимую. С гусями. И можно ложечки другие взять. Вот и будет стол нарядный, красивый. И будет у нас все хорошо». Она сновала в запертом пространстве кухни, и ей казалось, что именно так она не выпустит, сохранит то, что составляло дух их дома.

Утром она, не выспавшись, поднялась раньше сына, сварила кофе, порезала пирог.

– О, вишневый! – бросил Илья на ходу, но в кухне не задержался. – Мам, где мои джинсы, те самые голубые.

– У тебя же сегодня совещание, какие джинсы! – возмутилась мать.

– Иногда можно и в джинсах. Даже хорошо подчеркнуть незначительность повестки, на которой настаивает Бородачев.

– Нет, так нельзя.

– Мам, где джинсы? – твердо и спокойно повторил Илья.

Инна Петровна достала джинсы, рубашку к ним, положила молча одежду на стул и вышла из комнаты. Она замолчала, а это означало, что она обиделась и идет на конфликт. Так она вела себя крайне редко, но это должно было стать сигналом для сына. Однако Илья решил все превратить в легкое недоразумение:

– Мам, пирог я вечером поем, а сейчас побегу. – Он собрался в мгновение ока. – Не обижайся на меня, иначе я целый день буду мучиться. А мне совсем не хочется мучиться. Я же ни в чем не виноват перед тобой.

Илья подхватил портфель, телефон и выскочил из дома. Мать видела, как он подошел к своей машине, сел в нее, но никуда не поехал. Однако в течение часа разговаривал по телефону, стоя под окнами своего дома.

Вечером Илья съел почти весь пирог. Ел с аппетитом, радостно, говорил много и весело. Мать слушала, кивала, улыбалась. Но не радовалась. Она понимала, что у сына что-то произошло, но к ней это не имеет никакого отношения. В прямом смысле слова.


Эти отношения начались с секса. Самого обычного, бурного, чуть спешного секса. Илья и Мила не ходили гулять в парк, не сидели в кафе, не вели долгих будоражущих кровь разговоров, которые приводят к близости. Они даже не ходили в кино или театр – часто эти мероприятия лишь имитируют интенсивность отношений. Ведь куда как проще молча посидеть, глядеть на сцену или на экран, думая о своем, а потом обсуждать увиденное. Сложнее вести разговоры о себе, сложнее пытаться понравиться, сложнее выстроить свою игру. У Ильи и Милы все вышло иначе. В то самое утро Илья позвонил ей и проговорил около часа. В конце разговора Илья спросил:

– Как вас найти, где вы живете?

– Зачем вам это?

– Я хочу с вами встретиться.

Мила промолчала.

– Нет, если вы не хотите, так и скажите! – Илья вдруг обиделся.

– Сами посудите, как я могу хотеть или не хотеть. Я же вас не знаю совсем.

– Я умею обращаться с банковскими автоматами, – заносчиво произнес Илья.

Мила рассмеялась:

– Могу предложить встречу на скамейке. Рядом с домом. Но потом я должна буду пойти на работу.

– Согласен! – Илья уже заводил машину.

Ожидая Милу у ее дома, Илья вдруг засомневался. Что-то необычное, похожее на некое помешательство, происходило с ним. Рядом, бок о бок с Ильей трудились и успешно создавали видимость деятельности красивые бойкие девушки. Иногда он с ними встречался, но никогда ради них не срывался с работы и не делал таких глупостей, как свидание у песочницы на детской площадке. «Черт, надо будет ее разглядеть получше!» – подумал он, но тут увидел, как вышла Мила из своего подъезда. Илья понял, что ему совершенно не важны цвет ее глаз и волос. У нее такое тело, такая походка, такая тяжеловесная и тем очень привлекательная грация, что он даже отвел глаза. Он побоялся выдать себя. «Черт! Как это у нее получается!» – подумал он.