– Один звонок! Только один! Вы же понимаете, что происходит! – Служащий вошел в его положение, но был строг.

– Я вообще ничего не понимаю! – проговорил зло Вадим.

Он действительно не понимал, почему нельзя жить спокойно, как живут в самой Голландии, где мирно уживаются короли, политики, депутаты и еще бог знает кто! И не только уживаются, но и дают жить своему народу. Вадим пытался набрать Москву – в записной книжке были только домашние телефоны Лукина Толи и Старшенькой. Не обращая внимания на посольского человека, Вадим набирал и набирал их номера.

– Связи нет. Вы же видите. – Посольский сотрудник развел руками.

– Как у посольства может не быть связи?! – Вадим поднял на него глаза.

– Она есть. Но только там, – он красноречиво поднял палец вверх, – у начальства.

Вадим выругался. Он вышел в город, забежал на обычную почту и позвонил оттуда в Москву. Ни один знакомый ему телефон не отвечал. Весь остаток дня он провел на работе, слушая репортажи западных тележурналистов.

Вечером он напился, как не напивался со времен школьной юности. Он сидел в кресле, положив ноги на журнальный столик, у его ног стояли бутылки, а ужин был разложен тут же рядом, на аккуратных вощеных листах бумаги – посуду он решил не трогать. Ему было все равно. В жизни вдруг стало так грязно, так неопрятно, так непролазно, что он махнул рукой на домашние приличия. Как лег спать, он не помнил. Проснулся от настойчивого телефонного звонка.

– Да, сейчас не могу разговаривать, – произнес Вадим, чувствуя, что умирает от жажды.

– Перезвони как сможешь, – это был его голландский друг.

– Хорошо, – пообещал Вадим и стал собирать вещи. Он вспомнил, что уже ночью в его совершенно пьяную голову пришла простая мысль: надо ехать в Москву. Не сидеть здесь, не протирать штаны и не трепаться с бездельниками, не гулять по набережным каналов и не ужинать в любимом рыбном ресторанчике. Надо срочно вылетать в Москву, и запретить ему это сделать никто не сможет. Ни у кого нет уже никакой власти над ним.

Вадим сварил кофе, принял анальгин и стал собирать вещи. По голландским программам показывали Москву с толпами людей, показывали Белый дом, который был взят в живое кольцо, показывали танки, а ночью показали гибель троих ребят. К этому времени Вадим все уже уложил. Квартира выглядела разгромленной, но это его не волновало. Он пытался достать билеты на самолет, и тут оказалось, что билетов не достать. То ли все ринулись домой, в тот ужас, который показывали по телевизору, то ли были еще какие-то причины, но Вадиму по брони удалось купить билет только на двадцать второе августа.

С билетами на руках он долго ходил по Амстердаму, подводя итог той жизни, в которой все было ясно и благополучно. Новая жизнь казалась беспросветной, и так хотелось навести в ней порядок, что Вадим не чувствовал сожаления, что покидает Амстердам. Он торопил время, чтобы быстрее улететь отсюда и попасть в Москву, где у него было столько дел.

Двадцать первого числа в Москве закончился дождь, и с ним закончился путч. Вадим все это видел по телевизору. Он сидел на чемоданах, радовался за тех людей, которые обнимались с военными, которые шли огромной колонной с новым российским флагом, которые что-то рассказывали корреспондентам. Он смотрел похороны погибших и по привычке сомневался: все ли показали, все ли рассказали, а не было ли еще жертв? Не скрывают ли от людей правду? Вадим еще не понял, что отныне все будет правдой, ее станет даже слишком много и она будет порой ужасна.

– Ты почему не позвонил? Я ждал, дело есть! – вечером он говорил со своим голландским другом, про которого Вадим совершенно забыл.

– Извини. Я приеду к тебе утром. Потому что завтра в обед я улетаю. Возвращаюсь в Москву. – Вадим произнес это с какой-то гордостью.

На следующий день ровно в десять Вадим был в офисе компании, занимающейся поставками пищевого и холодильного оборудования. Его встретил все тот же друг и еще какой-то солидный человек, который с радостью пожал Вадиму руку.

– Я управляющий амстердамским филиалом. Я много о вас слышал. Мне рассказывали партнеры, что именно с вами приятно иметь дело. Вы пунктуальный и исполнительный. У нас есть предложение к вам.

– Какое? Я уезжаю в Москву. Все ваши контракты будет вести другой сотрудник.

– Нет, речь не об этом. Хотя, надо признаться, вы нас расстроили. Но может быть, вы согласитесь поработать у нас. По контракту. Рабочую визу мы обеспечим. Все будет официально.

Вадим от удивления растерялся. Такое предложение было неожиданным, и он даже не представлял, как технически можно его реализовать.

– Мне надо подумать. Я не знаю, как на это посмотрят…

– Мы вас понимаем. Особенно если учесть все последние события. Мы поймем, если вы откажетесь, но все же надеемся на положительный ответ. – Солидный господин поднялся со своего стула, показывая, что разговор окончен.

Вадим вышел на улицу, в голове звучали слова друга-голландца: «Тебе решать, но это очень хороший опыт!» Вадим пешком дошел до дома, оставалось четыре часа до самолета. В его квартире ждали собранные сумки и чемоданы. В Москве его ждала пустующая квартира матери – все остальное имущество он оставил Рите. Что с работой в Москве – непонятно. В Москве живет женщина, которую он любил. И он надеялся, что с ней все в порядке, что она жива-здорова, что ее семья пополнилась детьми. Он был бы рад, если бы это все действительно было так, несмотря на все это, он все равно ее любит. Просто любовь эта стала другой. Стала драгоценным воспоминанием, без которого жизни не будет.

Вадим вошел в дом, включил телевизор и минут десять смотрел на московские улицы. Солнечные, оживленные, но уже совсем другие – полные радости. «А что я там буду делать теперь? Вот еще девятнадцатого и двадцатого я точно знал, что надо делать. И я бы это делал. Я был бы там, у Белого дома. Или на Садовом кольце. Я бы защищал… А что сейчас я могу?» Он вдруг испугался. Куда он едет? Зачем? У него здесь работа, с которой его никто не увольнял. У него здесь трудовая книжка, ему положено быть здесь. А еще его пригласили в огромную компанию, на хорошую должность – это ли не удача?! Куда он едет? И самое главное, к кому? Ему ехать не к кому.

Вадим подошел к окну, бросил взгляд на улицу, помедлил и набрал нужный номер:

– Я согласен. Я завтра напишу заявление и начну оформлять увольнение. Я хочу, чтобы все было по правилам.

– Ок! – услышал он ответ. – Это правильное решение. Нам такие специалисты очень нужны.

Утром следующего дня он сидел в кабинете начальника голландского отделения Внешторга.

– Вы понимаете, что вы делаете?! Вы, кажется, не в своем уме! Если не хуже! – орал тот. – Вы пишете заявление, просите вас уволить в связи с переходом на другую работу. А другой работой является международная компания по продаже производственных холодильников с головным офисов в Амстердаме! Вы отдаете себе отчет, какие у этого могут быть последствия?!

– Какие? – Вадим спокойно посмотрел на толстого человека в синем костюме. Они встречались неоднократно. Он даже был у них с Ритой в гостях. Рита тогда вывернулась наизнанку и сделала пироги с вязигой – она разузнала, что это любимое блюдо начальства. «Рита ошиблась. Пироги не впрок пошли!» – подумал Вадим.

– Вы… вас… Я даже не знаю, что будет с вами. Вы будете считаться невозвращенцем!

– С какой стати?! Я гражданин Советского Союза. Я буду работать по контракту. Как только он окончится, я вернусь в Москву. Откуда вы взяли, что я – невозвращенец?!

– Не морочьте мне голову! Такую должность вам может найти только ваше ведомство! И заработную плату начислять вам будет оно, а не эта ваша голландская компания.

– Если только в этом дело, укажите, сколько я должен отчислять в бюджет. И я буду это делать. Если моей стране нужна плата за то, что я буду заниматься тем, что хорошо умею делать.

– А в своей стране вы не можете заниматься тем, что хорошо умеете делать?

– Не могу. – Вадим почувствовал, что звереет. Он понимал, что дипломатичность сейчас была бы уместнее, что можно было найти какой-то выход, но происходящее в Москве, то, что он увидел по телевизору, вдруг развязало ему руки. Он нутром чувствовал наступившую там свободу, и здесь, в этом тесном, затхлом мирке маленького «филиала», маленького учреждения, которое держалось на страхе, подчинении и недоверии, он взорвался.

– Я – ухожу. Хотите вы этого или нет.

– Я вам заявления не подпишу! И вы еще спасибо скажете мне, когда вас вызовут для объяснения ваших поступков!

– Меня никуда не вызовут. Потому что я никуда не вернусь. Я вам это говорю прямо. И только вы виноваты в этом.

Вадим встал и вышел из кабинета. Вслед ему что-то прокричали про квартиру.

– Не волнуйтесь, завтра же съеду! – бросил он вполголоса. Ему было жаль своих нервов и жаль времени. И жаль с таким настроением начинать новый этап собственной жизни. Он в этом кабинете пробыл битых два часа, занимался демагогией только лишь потому, что начальник боялся за свою задницу, только лишь потому, что ему придется сообщить, что его подчиненный самовольно устроился в иностранную компанию.

В отделе уже все знали – то ли слышали, то ли секретарша донесла. Все молчали на всякий случай. Эти люди оставались здесь, а потому слова поддержки высказать боялись. Еще они завидовали, забыв, что Вадим заслужил это предложение – он работал, невзирая на политическую ситуацию, несмотря на отношения с коллегами, он работал, потому что так надо было. Они забыли, как учился Вадим всему новому, что предлагало это место.

– До свидания, всем всего хорошего, – попрощался он, забрав свои вещи из стола.

В ответ прозвучало глухое «до свидания».


– У меня несколько вопросов, которые я хотел бы обсудить. – Вадим опять сидел в кабинете управляющего голландской компанией.

– Слушаю вас. Надеюсь, вы согласны?

– Да. И это мое согласие имеет оборотную сторону. Меня отказываются увольнять. У меня нет жилья – служебное я должен освободить. У меня нет документов, которые свидетельствовали бы о том, что у меня приличный рабочий стаж. У меня есть загранпаспорт. Он потеряет силу. Я оказываюсь между странами, между небом и землей. И все из-за того, что на работе мое увольнение отказываются оформить по всем правилам. Они в моем выборе видят политический шаг. А это вовсе не так. Я просто хочу заниматься делом. И это мое право.