Наталия Миронина - Свадьба собаки на сене

Это лето довершило их окончательный переход во взрослую жизнь, в которой решения принимаются самостоятельно. Когда были сданы вступительные экзамены, когда уже каждый из них получил студенческий билет, Лукин сделал Старшенькой предложение. Она ответила утвердительно, но заставила ждать почти четыре года.

– Послушай, что изменится, если мы распишемся? – спросила она его напрямик.

Он задумался – измениться могло многое, но, правда, не в лучшую сторону. Жить пришлось бы с родителями – или теми, или другими.

– Так вот. Давай пока ничего менять не будем. Мы это сделаем, когда сможем жить самостоятельно.

Лукин намек понял и ринулся учиться и работать. Он хотел как можно быстрее жениться на Старшенькой. Маруся, которой дочь все рассказала, сначала с тревогой наблюдала за происходящим. Она понимала, что отношения с Лукиным давно не платонические, что возможна беременность, и это ее очень волновало.

– Я тебя прошу, никакой самодеятельности. Ты понимаешь, о чем я? – спросила она строго дочь.

– Да, я все поняла. Никакой самодеятельности не будет, – пообещала та, и Маруся успокоилась.

Старшая дочь была с сильным характером и умела держать слово. Младшая же доставляла немало хлопот – за два последних школьных года она сумела основательно потрепать ей нервы. Прогулы уроков, сигареты в сумке, мальчики и позднее кино – весь этот классический набор проблем свалился на Марусины плечи. Петр Никанорович умер осенью семидесятого, оставив их всех обеспеченными, но осиротевшими. Только после его ухода стало ясно, что он значил для этой большой семьи.

– Дочь, я уже потеряла терпение, что же говорить о Лукине! – однажды шутливо произнесла Маруся, и Старшенькая наконец согласилась сыграть свадьбу. Это был семьдесят третий год. Она и Лукин оканчивали институты.

– Мама, мы будем снимать квартиру, – этот разговор дочь откладывала очень долго, но больше терпеть было нельзя.

– Зачем?! Для чего отец занимался разменом?! Для чего мы это все делали?

– Мам, вот Младшенькая выйдет замуж, пусть там и живет. Ты будешь жить в этой.

Маруся замолчала, она понять не могла логику дочери. Другая на ее месте въехала бы еще до свадьбы.

– Мам, не спорь. Так будет лучше.

– Почему?

– Потому что она – младшая. Пусть ей будет легче. А ты должна жить там, где вы жили с папой. И потом, ты еще можешь выйти замуж. Ты никогда не думала об этом?

Маруся почувствовала, что краснеет, и не нашлась что ответить. У нее возникло ощущение, что главой семьи стала ее старшая дочь.

Маруся настояла на том, чтобы свадебный обед устроили в ресторане «Прага». «У нас там была свадьба, и мы были с отцом счастливы! Пусть и у тебя так будет!» – приводила она сентиментальные доводы. Дочь сначала хотела поспорить, но потом поняла мать. Та это делала ради памяти отца и ради своих воспоминаний. А еще потому, что никак уже больше нельзя было выразить любовь к совсем взрослой и рассудительной дочери. Маруся жалела, что время детских забот так быстро прошло, и теперь старалась всю силу своей любви вложить в это событие.

В их семье все повторилось, только теперь уже Маруся сбилась с ног, организовывая торжество, доставая дефицитные продукты и уговаривая директора ресторана отдать им не банкетный зал, а открытую террасу.

– А что, если дождь?! – спрашивал он. – Никакого торжества не получится.

– А у вас есть большие зонты? – не отступала Маруся. Зонты были, и терраса была свободна, но директор боялся московского лета и все же уговорил Марусю на банкетный зал.

Платье Старшенькой заказывали в ателье ГУМа. Суеты вокруг него было много – и ткань импортную надо было достать, и шили по картинке, которую нашла Маруся, а самое главное, надо было добиться, чтобы невеста приехала на примерку. Это последнее сделать было практически невозможно – у Старшенькой в это время была преддипломная практика, приближались защита диплома и государственные экзамены.

– Мама, мне некогда, – отвечала она на все вопросы о свадьбе, – я со всем согласна!

– Толя, повлияй на нее, – призывала Маруся. – Это же все ради вас. И столько гостей приглашено, и друзья Петра Никаноровича будут!

– Вы же ее знаете, ее не остановишь, не переубедишь! – улыбался будущий зять.

За прошедшие годы Маруся узнала Толю Лукина очень хорошо – она удивлялась его выдержке, терпению, она удивлялась той любви, с которой он относился к ее дочери. «Кто бы мог подумать, что такое может быть. Столько лет вместе. Школа, институт, соблазны студенческой жизни, да и вообще не всякий мужчина так себя поведет», – думала Маруся и всячески заботилась о Лукине. Иногда он был ей ближе, чем собственные дочери – старшая, деловая, погруженная в учебу, и младшая, сосредоточенная на себе и своих мелочных проблемах. Лукин же был действительно рядом – всегда готов привезти продукты, лекарства, отремонтировать что-то дома. Он готов был выслушать жалобы, дать совет, растолковать и посочувствовать. Он все делал спокойно, без лишних слов. Маруся чувствовала его заботу и однажды ему призналась:

– Толя, ты хоть и зять, но мне как сын. Петр Никанорович к тебе очень хорошо относился еще тогда, когда вы были школьниками. Это он помешал мне расстроить вашу детскую дружбу. Я, сам понимаешь, боялась, что вам будет не до учебы, боялась, что будете любовь крутить.

– Я знаю, – удивил Марусю своим ответом Лукин. – Мы с ним однажды разговаривали, и я ему пообещал заботиться о вас и дочерях.

Маруся, которая с годами становилась сентиментальной, всплакнула.

В день свадьбы Старшенькая поссорилась с Младшенькой. Все случилось внезапно, из-за замечания, которое позволила себе сделать младшая сестра:

– Мам, зря ты такую кучу папиных родственников позвала. Они же к нам до этого не ездили, даже не вспоминали о тебе. А ты… Уважать себя надо!

– Не говори так. Ты же не знаешь, почему они не ездили. Может, у них причины на то были. Они не посторонние люди, хоть и не виделись мы с ними давно.

– Я их вообще не видела, да и не хочу видеть. Не жди, что я там буду их развлекать!

– А что, тебе трудно? Они же приедут издалека. Никого не знают здесь.

Маруся попыталась настроить дочь на мирный лад. Ей не всегда это удавалось. В отличие от Старшенькой, которая умела ладить с младшей сестрой. Но в день свадьбы Старшенькая не сдержалась:

– Перестань! Чем тебе не угодили эти пожилые люди?! Что тебе, сложно пару слов добрых сказать им?

Младшенькая насмешливо улыбнулась и, растягивая слова, произнесла:

– Вообще-то мне все равно. Я не собираюсь идти на твою свадьбу.

Старшая сестра не подала виду – она знала эту ее манеру провоцировать окружающих, а потом делать так, как положено.

– Мне жаль. Я бы очень хотела, чтобы ты была там. Ты моя сестра и самый близкий после мамы человек. – Старшенькая заговорила с сестрой рассудительным, ласковым тоном. Она видела, что сестра на что-то злится, что она только усилием воли сдерживается от большой ссоры.

– Сестра? Да, только сестры так себя не ведут! И когда-нибудь ты очень пожалеешь обо всем! Ведь и у меня могла быть свадьба сейчас!

Младшенькая повернулась к матери, словно искала поддержки у нее. Но Маруся сидела в кресле и была не в силах выдавить из себя ни слова. Старшая посмотрела на мать, от расстройства та была сама не своя. «Господи, да что у нее за характер!» – помотала головой Старшенькая. Уже одетая в свадебное платье, она повернулась перед зеркалом и поправила шлейф, улыбнулась своему отражению и, повернувшись к матери, произнесла:

– Ну, мамуль, пошли выдавать меня замуж. А то действительно Лукин сбежит.

«Свадьба пела и плясала» – пела много, плясала лихо. Тон задавала Старшенькая. Лукин не переставал удивляться – свою жену он еще такой не видел. Куда девалась ее сдержанность и откуда взялось это неуемное громкое веселье? Впрочем, долго размышлять ему не пришлось, крики «Горько!», вкусный пражский салат и шампанское отвлекли его от этих мыслей. «На то она и свадьба, чтобы веселиться!» – думал он. Он чувствовал себя очень счастливым. Он так гордился женщиной, которую столько ждал и так сильно любил! Когда же жена и ее мать уединились в маленьком холле, пробыли там очень долго и вернулись с красными глазами, он совсем не придал этому значения. «Все так счастливы, что даже плачут!» – подумал Лукин, будучи уже хорошо навеселе.

Этим событием закончилась большая глава из истории этого семейства. Глава о любви, о запутанных отношениях, об обидах, о секретах, которых всегда достаточно в каждом доме и которые, как ни храни, рано или поздно обнаруживаются. Что же потом происходит с теми, кто решает отомстить? Счастливы ли те, кто торжествует победу? Корят ли себя за несдержанность искатели правды и справедливости? И есть ли эта справедливость в человеческих отношениях? Никто не ответит на этот вопрос. Потому что никто не признается, как дорого тебе самому обходятся твои же ошибки.

Младшенькая уже жила в той самой квартире, которая пустовала столько лет и которую дальновидный Петр Никанорович выменял для дочерей. Младшенькая переехала охотно, даже торопливо, хотя Маруся и возражала против этого.

– Мама, захочешь за мной следить – это очень легко сделать. На одной улице живем, в одном доме. Но в разных кварталах. Вот какая незадача!

Маруся ничего не ответила. Она знала характер младшей дочери – взрывной, несдержанный. Вроде бы дочь и ничего сказать обидного не хочет, а получается почти оскорбительно. Младшенькая плохо окончила школу – было много троек. В институт она поступила благодаря старым связям – опять же друзья Петра Никаноровича помогли. Но и в институте, легком, гуманитарном, в котором мало-мальски образованный и начитанный человек может учиться почти на «отлично», она умудрялась иметь проблемы.

Вставать она любила поздно, собиралась не спеша, словно и не надо было успевать на первую пару. Она и не успевала. Она приезжала ко второй паре – у нее было полно приятелей, с которыми она любила поболтать в коридорах института. Еще не отсидев лекции, она уже договаривалась о встрече вечером. Любимое кафе «Московское» на улице Горького и ресторан «София» на Маяковке – в этих двух местах она больше всего любила бывать. Нельзя сказать, что Маруся не баловала дочь деньгами – она выдавала ей в месяц пятнадцать рублей. По тем временам это было очень прилично. Если же Младшенькой удавалось нормально сдать сессию и получить в семестре стипендию, то ее она тратила моментально. Сорок рублей, на которые многие жили месяц, для нее были пустяком. «Что такое наша стипендия? – любила говорить она. – Это две пары приличных трусиков и две хорошие комбинации!» Она любила красивое белье. На него она деньги и тратила. При этом кафе, рестораны и хорошие импортные вещи, которых в то время в магазинах практически не было, – все это ей было доступно. Что-то через знакомых доставала Маруся, что-то сама Младшенькая покупала у спекулянтов, что-то ей дарили. А она, не стесняясь и не обременяя себя соображениями долга, подарки принимала. Ее, красивую, модно одетую девушку, часто приглашали в рестораны, в гости, где собирались известные люди. Маруся взволновалась, когда увидела ее в компании молодого человека, сына известного актера.