– Последишь, чтоб по дороге не скрали, а, племяшка?!

Алиска чуть поморщилась:

– Не по делу выступаете, дядя Вася.

– Во-о, а сейчас очень по делу будет… Помню я, мы с моей теперешней супругой тогда уже месяца три гуляли, серьезно, без глупостей – тогда не полагалось. Тем более девушка она была положительная, так что я и не пытался. И даже вроде и намеки делал на оформление отношений, а она как-то… никак. К себе не приглашала, с папой-мамой не знакомила. Доведу ее до уголка, в щечку поцелую, и она домой уходит.

– А вы ее с родителями, ну, со своими то есть, знакомить не пробовали?

– Так я ж там два года после вуза отрабатывал, только в отпуск мог домой поехать, а до этого далеко было… Так вот – гуляем мы так, гуляем, а она все мнется… А я-то молодой, горячий! Мне ж невтерпеж! Тем более Ниночка-то и в девках ох аппетитна была – коса русая, щечки с ямочками, и тут у нее, – дядя Вася потряс пятернями перед собой, – был полнейший порядок… Ну и в один прекрасный момент, когда мы в городском парке под ручку гуляли, я набрался храбрости и заявляю: надо нам как-то с этим решать, или давай мне тут же ответ, или… Тут Ниночка моя мне на шею и в слезы: я тебя, Вася, очень люблю, но… И плачет, и плачет! Я тут, грешным делом, думаю: а ну как она передо мной, ну, как перед будущим мужем по девичьей части виновата? Ну, так, околицей, спросил… Не помню уж как… А она аж вскинулась – как про меня такое подумать мог?! Я, мол, честная девушка! Усадил я тогда мою честную девушку на скамеечку, за ручку взял, в глазки ее зареванные поглядел, утешил как мог… А она мне и рассказала, как на духу, что вроде до меня за ней еще два хлопца увивались – и оба по-серьезному. И обоих она домой приглашала. А они, говорит Ниночка, пару-тройку раз пришли, а потом как отрезало – не звонят, депеш не шлют, вроде как и ничего не было. А Ниночке моей уж двадцать второй годок шел, техникум закончила уж год, а не замужем…

– Засиделка по тем временам, да? – не смогла не съехидничать Алиска.

– Ну, я-то такого мнения не придерживался, но жениться на ней сильно хотел, сильно… А она в том смысле выразилась, что прямо какой-то сглаз на ней: стоит жениху у них в доме побывать, хоть пару раз, так он куда-то пропадает. И вот, мол, боится она, что и я так исчезну.

– Может, и вправду кто-то наворожил? – задумчиво проговорила Алиска. – Сейчас такое не отрицается.

– Ну, можно сказать и так – сглаз, но это все потом только выяснилось. А тогда я сказал своей любимой: давай сделаем все как у людей. Не верю я ни в какую эту антисоветскую ворожбу, знакомь с родителями, заявление подадим и будем думать, как нам жизнь совместную устраивать. Она опять заслезокапила: я тебя потерять боюсь, люблю – не могу, и все такое в том же духе. Я ее заверять стал, что ни при каких таких условиях от нее не откажусь, хоть в одном этом платьишке возьму. Посидели мы так, поворковали, пока комары одолевать не начали, договорились, что в следующее воскресенье я чин чинарем явлюсь пред оченьки ее родителей – как натурально жених.

– Ой, как здорово! – всплеснула руками Алиса. – Как мило это у вас тогда было! Так очаровательно…

– Ну, было-то по-всякому – случалось, и через партком женились. Или, мол, расписывайся с девчонкой, раз испортил, или партбилет на стол и с солидного предприятия с «волчьим билетом».

Алиска вздернула бровки, но промолчала, ожидая продолжения истории.

– Вот таким макаром я, при всем тогдашнем моем возможном параде, в воскресенье заявляюсь к Ниночке домой. Ноги, конечно, ватные, язык распух слегка, но ничего, ворочается… Родители ее люди хорошие были, царство им небесное, приветливые, сестренка Ниночкина младшая, Тоня, года на четыре, что ли, Ниночки помладше, там же крутилась. Школу тогда она только закончила. Ладно, сидим, про то про се с тестем будущим толкуем, дамы наши на кухне угощение стряпают. Ну, вот вроде и ладно, поговорили культурно так, посидели. Потом я засобирался, а Ниночка пошла меня провожать. День хороший был, вроде как сейчас, гуляем. Только чувствую я, в животе у меня революционная обстановка намечается…

– Чего это? – не поняла Алиса.

– А то, что в утробе бурлит, урчит и бунтует, даже спутница моя драгоценная подозрительно коситься стала. Да еще, понимаешь, в сон клонить стало. Самочувствие очень… не очень. Чувствую – прогулка наша с любимой на сегодня заканчивается, хотя еще день-деньской на дворе. И с каждой минутой мне все поганее – глаза слипаются, а в животе военные действия начались нешуточные. Соображаю – еще десять минут такого чилийского переворота, я перед невестой моей опозорюсь раз и навсегда. Мозги совсем слиплись – что сказать, как сбежать, чтоб ее не обидеть?… И не соображаю ничего, хоть головой об дорогу колотись! Наконец соврал я Ниночке, что мне как бы на дежурство надо по общежитию, где я тогда как молодой специалист проживал. И ходом, ходом как угорелый – ну, как мог в том моем ватном состоянии… Хорошо, городок тот был небольшой, во все стороны, считай, двадцать минут бодрой ходьбы, а то б!..

Дядя Вася, будто снова переживая тот кошмарный момент, схватился за шею, сокрушенно покрутил головой в седом ежике и шумно вздохнул, почти застонал.

– И не знаю, как до туалета типа сортир добежал… Хорошо, хоть в воскресенье народ весь на гулянке был, очередь на оправку не стояла, а то осрамотился бы перед общественностью, как пить дать… А сам едва на ногах держусь – как в толчок не спланировал, не знаю. Глаза сами закрываются, хоть спички под веки подставляй… Как я из нужника выполз, как в своей комнатенке спать ткнулся – не помню, хоть убей!

– М-да, что-то там было неладное, – решила посочувствовать Алиса. – Странная ситуация.

– Очень противная ситуация, скажу прямо, племяша дорогая. Когда одновременно спать и срать тянет, это – уж извини, девонько, за выражение такое – хуже не придумать.

– Да, с этим трудно не согласиться, – едва сдерживая противный смешок, сказала Алиса. – Положеньице незавидное. И что дальше было? Хоть незаразное что-нибудь оказалось?

– Да нет, одноразовое удовольствие мне вышло. Проснулся я, ну так, в относительном порядке, уже под вечер, когда народ с танцев-свиданок косяком повалил, топот по коридору, голоса. Чувствую – голова тяжелая, а в утробе, одно слово, как в сейфе после бандитского налета – пустота, аж эхом отдает… Что было там, чувствую, даже Ниночкиной мамаши угощение, все как шрапнелью вымело! Голодно и одиноко мне тогда было – не передать словами!

Дядя Вася шумно вздохнул и замолчал, переживая, видимо, то свое давнее душевное сокрушение. На веранду в два мягких скачка поднялся любимый теть-Нинин серый кот. Он поставил милицейским жезлом полосатый хвост, оценил, поводя прищуренными зелеными глазами, обстановку, чуть подумал и направился к Алисе. Присев на задние лапы, он запрыгнул ей на колени, потоптался там и лег, утробно мурлыкая. Алиса почесала котику загривочек.

– И чем же это, мм, приключение закончилось? – изобразив жалостное сочувствие, поинтересовалась она у дяди Васи. – Революция победила?

– Если и кого победила, то меня. Но ничего, вроде оклемался я к утру, к работе, хоть и спал да сблендул чуть с лица. На той неделе с суженой моей мы только мельком виделись – конец квартала был, план гнали, а я ж молодой специалист, руководитель, тогда за это строго спрашивали… Ниночка моя внима-а-ательно на меня все посматривала – не собираюсь ли я деру дать после знакомства с родителями?…

– Как те два предыдущих кандидата? – хитро улыбнулась Алиска.

– Ну да… Я ж так споро от нее сбежал тогда, хотя и по уважительной причине. Что угодно подумать могла. На выходных она меня опять в гости позвала, уже обедать, за общим столом, как члена семьи.

– А, тогда уж вам точно жениться бы пришлось! Как у Чехова – помните?

– Да я ж за тем и шел. Ну, пообедали, поговорили о международной обстановке с Ниночкиным папой, и опять мы пошли пройтись. М-да…

– И?… – Алиска напряглась, ожидая, что скажет дядя Вася.

– И ничего, душевно так гуляли, до речки тамошней дошли, целовались в охотку, соловейка нам пощебетал-пощелкал сладко, э-эх!

Василий Федорович возвел глаза горе, вспоминая тот соловьиный час и чудную прогулку с пышногрудой Ниночкой.

– И что, обошлось без… приключений? – решила все-таки уточнить Алиса.

Кот на ее коленях, похоже, пригрелся, заснул, забыв даже мурлыкать.

– Да, все путем было… А под вечер невеста моя, считай, уже официальная, меня опять домой привела – ужинать. Я ведь по столовкам прикармливался, а тут уж все закрыто было. И опять все вроде нормалек.

Алиска подняла брови: и в чем тогда фишка?

– Да, а вот ночью, когда в нашей общаге затихли все, даже самые шебутные, меня опять прихватило: едва я зенки продрал, а?! Хорошо, успел все-таки проснуться и до сортира доскакать… А то бы в койке казенной или по пути до объекта и обоср…

– Не надо! – Алиска задрала подбородок, а котик недовольно завозился у нее на коленях. – Все понятно! Дальше!

– Да-а-альше? – сумрачно протянул дядя Вася. – До утра я еще пару раз ту дистанцию пробежал, пока все не отдал, что взял накануне. И опять на службу явился с интересной бледностью на физиономии.

– А любимой поведали о своих ночных подвигах? – по-деревенски прыснула в ладошку Алиска.

– Да нет, как же я дивчине скромной про такое! Но сам все думаю упорно: к чему бы это? Хотя причина, почему от нее женихи разбегались, уже понемногу вытанцовывается… И опять – на неделе с невестой гуляем, мороженое кушаем, прикидываем, как бы нам заявку на регистрацию подать, и все у нас сердечно и здорово – любому бы так.

– Ну и по логике вашего захватывающего повествования, наступил третий, решающий раунд… Так, да?

– Правильно ты все поняла. Мне впору у Ниночкиных родителей официально руки ее просить – куда ж дольше тянуть? Вроде все на мази. Никто не возражает… Пора бы решать конкретно. Ну и являюсь к ним в субботу, как пятак медный горю: мол, так и так, папа-мама уважаемые, примите как сына! Дочку вашу, мол, люблю и желаю взять в законные супруги, обещаю холить-лелеять, а вас почитать, как родных. Ну, они, понятно, раз так, мы дочке нашей не враги – бери и владей!