– Работа – лучшее лекарство от огорчений, Кристина.

– Да, да! – радостно подтвердила Кристина, озаряясь непосредственной, почти детской улыбкой. – Мне и родители всегда это говорили!

– М-да, но наш рабочий день давно закончился, – не смог не улыбнуться в ответ папа Ку.

– Ох, это же я вас задержала своими дурацкими истериками! Извините! Это так бестактно с моей стороны… Простите, пожалуйста… Я ухожу.

Кристина поспешно, даже неуклюже встала. Кучинский грустно покачал головой:

– О нет, нет! Я совсем не это имел в виду. Мне ведь сейчас, как вы понимаете, спешить не к кому.

– Ах да… – Кристина стояла и хлопала мокрыми ресницами, как бы не зная, что ей делать. – Но я все равно… пойду? У вас на сегодня ко мне больше ничего нет?

Папа Ку глубоко вздохнул:

– Да вроде нет… Хотя знаете что… Давайте поедем ужинать?

Кристина удивленно подняла темные, изящно выщипанные запятой бровки.

– Вы… не заняты, нет?

– Да нет… Но я в таком виде…

– Не беда! – по-отечески снисходительно улыбнулся генеральный директор. – У девушек, в отличие от нас, мужчин, столько способов быть красивыми… Получаса вам на подготовку хватит? А я пока сделаю пару звонков.


«Не к кому спешить, да? – подумала Кристина, восстанавливая старательно размазанную тушь. – Ничего, Пал Иосич, это как раз совсем не беда. Того, к кому можно было бы спешить, я вам обеспечу… Я и за дочку могу, и за жену… Хотите вместе, хотите по отдельности».

Она погляделась в зеркало. Все в порядке. Немного усталый вид, чуть впавшие щечки. Это даже хорошо. «Пусть папа Ку видит во мне прекрасное отражение своих горестей – так, глядишь, и сроднимся потихоньку.

Да, а что касается третьей покойницы… Как ни смотри, а все сошлось. Мадам Кучинская не в счет – ее, по большому счету, никто конкретно не убивал. А моя бедная Танечка… Так ведь говорила я ей – не лезь, не лезь!.. На то и подруги, чтобы хорошие советы давать. Просто их слушать надо… Пыталась я – не надо, не стоит! Без нас разберутся! А ты?… «Зеленые туфли, зеленые туфли!..» Вот и получилось… что получилось. Правильно папа Ку сказал… А что до способа быть красивым, то… У мужчины всегда есть отличный способ быть неотразимым. Это быть богатым… А диадемка та действительно недурна… Даст бог, надену на свадьбу. – Кристина закрыла пудреницу. – Вот чем хороши свадьбы? Тем, что в жизни их может быть сколько угодно! Да хоть по три на год! И все разные!»

Кардинальное средство

– Ну, ты у нас, Алиса, феномен, – добродушно проворчал Василий Федорович, мельком взглянув на жену Нину Петровну. – Обычно ж девки замуж рвутся – не удержишь! На твоем месте другая бы…

– Так то ж «девки», – скучно пожала плечами их соседка по даче и дальняя родственница, столичная штучка Алиса. – На мое место прошу не претендовать, мне там самой неплохо. И если замуж – я, может быть, тоже не против была бы. Но!

Алиска многозначительно воздела пальчик с длиннющим загнутым ногтем и заодно поправила бретельку сарафана.

– Но жениться-то никто не хочет! За меня все замуж хотят! За-муж-ж! На шею сесть и ноги свесить, так вжик-вжик!.. И не только мужики – такие же вот, как я сама, «девки».

– Да, – решила вставить словечко Нина Петровна, – после войны, когда ребят мало было, побили всех, говорят, частушка даже была… Как это, Вася? Мама твоя говорила… «Из Москвы пришла печать – девку с девкою венчать»… А?

– Ага, – расплылся дядя Вася, очень почему-то довольный. – Это было, говаривали: «Девок много, девок много, девок некуда девать…»

Дядя Вася даже стал подпрыгивать на плетеном венском кресле, словно слышал залихватские переливы деревенской гармошки.

– Дело не в количестве, а в качестве, – досадливо уточнила Алиса. – Желающих окольцеваться – пруд пруди, а жену с детьми кормить – нет. Глистам собственным на прокорм не зарабатывают.

– Фу, Алиса, за столом, – поморщилась Нина Петровна.

– Извините, тетя Нина, – поджала губки гостья. – Я, кстати, совсем не против многоженства. Я даже очень, очень за!

– Ну да? – удивилась тетя Нина. – Тебе подлить?… Как это – за?

– Да, немного, если нетрудно… А так вот и за. Если всех непристроенных и страждущих девиц хоть вторыми-третьими женами возьмут, мне в подружки никто набиваться не будет. Уже хорошо! Они то плачутся, то делятся… А чем делятся? Тот обманул, этот напакостил… Каждый следующий хахаль оказывается хуже предыдущего. И жаднее, и требовательнее… А я все на свою голову это воспринимай… Очень надо! Распихать бы их всех… – Алиска передернула плечами и замолчала.

– Ну, какая-то больно… неприступная. – Тетя Нина только укоризненно покачала головой, но не стала высказывать Алиске своего открытого осуждения – а какое она право имела указывать взрослой, самостоятельной бабешке тридцати с лишком лет? – однако своих чувств скрывать не могла. – Как-то ты это странно все воспринимаешь. «Подруги делятся»… На то и подруги… И как это так – многоженство?

Алиска было набрала воздуху, чтобы развернуть перед родственницей перспективы внедрения многоженства на православной Руси, но ее перебил дядя Вася, до этого с хитрым прищуром слушавший пустую бабью болтовню.

– А что? Многоженство – это, того, неплохо, – активно строя жене глазки, принялся подзуживать он. – Очень даже ничего… может выйти. Раз мужик может содержать трех жен со всем приплодом – так флаг ему в руки!!

– Скажешь тоже! – как-то резко, не в шутливый тон беседы, оборвала разговор Нина Петровна, бросила на стол чайную ложечку и ушла в дом, на ходу снимая фартук – вот вам!

– Ой, а чего это она? – удивилась, даже чуть испугалась Алиса. – Я вроде так… Для поддержания беседы. Она чего – обиделась на меня?

Дядя Вася слегка махнул рукой – мол, не переживай, обойдется! – и, будто собираясь с мыслями или припоминая что-то, принялся обмахиваться рекламной газеткой.

Стояли умеренно жаркие, развернувшиеся во всей своей атласной красе июньские дни. Ночи словно и не было: к полуночи небо темнело до глубокой синевы, в зените выскакивали самые яркие звезды, и тотчас на горизонте высветлилась зеленоватая полоска рассвета. Почти сразу налилась она, как созревающая на глазах ягода смородины, красным соком. А там, глядишь, побежали по земле длинные тени – это солнце высунуло из-за горизонта яркий ободок…

Цвела липа – последнее бурное начинание убегавшей весны. Будто стыдясь за свои невзрачные, мелкие цветочки, липы наполняли воздух дачного поселка невероятной, томной и округлой сладостью. Легкие порывы ветра с трудом сдвигали эти медовые клубы и обрушивали их на домики и людей. Иной раз и дыхание могло перехватить от их сладкой густоты…

Многие здешние обитатели собирали эти дары, часами стоя под деревьями с целлофановыми пакетиками. Делать это надо было с осторожностью – на липовый цвет находились и другие охотницы – пчелы. Почти из каждого соцветия торчала трясущаяся от вожделения мохнатая полосатая попка, и надо было приглядывать повнимательнее, чтобы не схватить невзначай вместе с цветками крылатую труженицу и не получить заслуженное атанде в виде укуса… Вообще, пчелы конкурентов так, задаром, не цапали – слишком были заняты, просто, утробно гудя, перебирались повыше. И к тому же в их распоряжении была еще и ночная смена. Пчелки не ложились спать, как обычно, с заходом солнца, а продолжали летать туда-сюда в сумерках, как заведенные, ловя недолгие дни липового рая.

– Ты тут ни при чем, – добродушно объяснил дядя Вася. – Это, скорей, на меня она… Молодость вспомнила моя Ниночка Петровна, да!..

Дядя Вася, устраиваясь поудобнее, поерзал в креслице – да так, что заскрипела под ним витая лоза. Алиска поняла, что застряла тут по крайней мере еще на час – любил Василий Федорович побаловать окружающих историями из своей долгой и бурной жизни! Любил и делал это охотно и с чувством. Сейчас Алиса не возражала – домой спешить не было резону. Сегодня им должны были принести для целевого ознакомления очередное, найденное любящей мамой ничтожество несостоявшегося мужского пола, попросту говоря, жениха-претендента на бесплатное Алискино кухонно-прачечное обслуживание. Похоже, что свидание не состоится, мама устроит очередной скандал со слезами… Пусть, это вещь привычная, домой Алиса уж никак не спешила. Авось гости посидят-посидят да и уйдут восвояси, поняв, что ничего, кроме маминых стенаний о трагичной дочкиной непристроенности, не услышат.

– Вот ты все от женихов отмахиваешься, – мягко, но категорично обличил дядя Вася.

Алиса пожала плечами и потупила взор – есть грешок, есть, не спорю.

– Во-от! – поднял указательный палец родственник. – Это вы сейчас такие, самостоятельные. А мы-то к другому поколению относимся. В наше время девки за парней мертвой хваткой цеплялись! Прыг, цап-царап и в кустики! В ЗАГС то есть. Считалось: двадцать лет девчонке и она не замужем, значит – все, пролетела! Парней холостых уже нет, следовательно, осталась в вековухах.

– Пф! – фыркнула Алиска, выпятив губу с ободком съевшейся малиновой помады. – Что за ерунда! Теперь и до тридцати пяти не выходят вполне сознательно, и не особо переживают. Была охота…

– О-о! – еще раз поднял палец дядя Вася. – А у нас так велось – раз в восемнадцать, прямо из школы, не выскочила – все, значит, второй сорт. Потом разве что за разведенного или сильно пьющего. – Алиска сделала презрительную мину, но промолчала, ожидая развития темы. – Да, так что такие, как я, – чтоб все в дом, тверезые, уважительные ребята – были на вес золота.

– Ну, – искренне улыбнулась Алиска, – это я согласна. Вас, дядя Вася, хоть сейчас на слитки и в казну!

– Ага, как помру, так сразу в печь да на переплавку! Охо-хо! – добродушно грохнул Василий Федорович так, что даже приподнял голову кудлатый пес, валявшийся тряпка тряпкой в тени своей будки.

На веранду выглянула Нина Петровна, обежала недоуменным взглядом окрестности и снова спряталась. Сидевшие на веранде ее не заметили, а пес, убедившись, что ни лаять, ни тем более кусаться нет необходимости, снова опустил голову на траву и блаженно закрыл глаза.