Даже странно, что она вообще понравилась такому человеку, как Максим Андрейчик. По идее он должен презирать ее обывательские замашки. Она по несколько месяцев копит деньги на тряпичные туфельки от Вичини, которые все равно через год выходят из моды и навеки оседают в ее бездонном шкафу. Она чувствует себя социально значимой, когда ей достается «правильный» столик в «Галерее», и однажды полночи проплакала из-за того, что стервозные секьюрити по какой-то причине не пропустили ее в модный ночной клуб «Джусто». Позавчера она сорок минут язвительно высмеивала с Аленой общую знакомую Лерочку только за то, что у той сросшиеся на переносице брови.

Она сознательно ограничила свою жизнь хрустальной рамочкой благоустроенной предсказуемости. Она может сказать наперед все, что с нею случится. Пышная свадьба с благополучным Полонским, появление румяного малыша, которому самое место будет в рекламе памперсов. После родов она, конечно, немного располнеет, но Михаил Марленович отправит ее в престижную баварскую клинику, откуда она вернется еще более красивой, чем раньше. Они будут заниматься сексом два раза в неделю, каждую пятницу ужинать в «Антонио» и ежегодно выезжать в Канны или Ниццу. Она будет исправно ходить в спортклуб и на маникюр, она будет по-прежнему работать на телевидении (только, конечно, Полонский купит ей главную роль в более престижной передаче), и все вокруг будут ей завидовать. Когда ей исполнится сорок пять, она сделает первую подтяжку лица и какую-нибудь липосакцию. А еще несколькими десятилетиями позже она однажды, возможно, наткнется в бесплатном глянцевом журнале – такие обычно распространяют в самолетах – на репортаж об известном путешественнике Максиме Андрейчике, который уже тридцать лет живет на крошечном тропическом островке, где кроме него обитают только гигантские черепахи и какое-нибудь полувымершее племя мумбо-юмбо. Там и фотография его будет – загорелый, жилистый, синеглазый, стоит он на оранжевом пляже с огромной розовой ракушкой в руке. И вот только тогда, глядя в счастливые его глаза, Ярослава и подумает: а может быть, зря я полвека назад вышла из его жигуленка, чтобы не вернуться никогда? Может быть, свободолюбивые африканские ветра, сладкий запах мускуса, сильное тренированное тело и безмятежное соседство столетних черепах это все же лучше, чем ежемесячная очередь в бухгалтерию в Останкинском телецентре, московские дорожные пробки, которые не делают скидки владелицам престижных иномарок, ребенок-диатезник и белковая диета доктора Аткинса?!

– Яся, я тебя не обидел?

– Нет, скорее заставил задуматься, – усмехнулась она.

– А знаешь, за что ты мне понравилась? – подмигнул Максим.

– За что же?

– А в твоих глазах есть что-то! Ты, конечно, испорчена всеми этими буржуазными штучками, – он с некоторой брезгливостью двумя пальчиками подцепил подол ее неприлично дорогого сарафана, – но с другой стороны, в твоем возрасте это нормально. Я чувствую в тебе некий стержень, чудовищную силу. Этот синдром странника. И поверь мне, что в один прекрасный день что-то необъяснимое словно в спину тебя подтолкнет. Как это когда-то случилось со мной. Потому что ты рождена для того, чтобы найти свободу, Яська. Я это точно знаю.

Жигуленок еще долго прыгал по неухоженным подмосковным кочкам – сначала они ехали по относительно ровной асфальтированной дороге, потом свернули на глиняную лесную тропинку – прежде чем наконец остановиться на весьма живописной полянке, которая поразила бы своей первобытностью и нетронутостью, если только не знать заранее, что она находится всего в полутора часах езды от Москвы.

– Твои родители назначили нам встречу в лесу? – удивилась Ярослава.

– Смешная ты, – Андрейчик щелкнул ее по носу, – здесь наша дача недалеко, в пяти минутах ходьбы. А эту полянку я помню с детства. Мы здесь всегда шашлыки устраивали. Ладно, я сейчас маму с папой позову.

Когда он скрылся за пышными кустами акации, Ярослава принялась судорожно копаться в сумочке в поисках пудреницы. Непонятно почему, но она нервничала и больше уже не могла относиться к предстоящему знакомству, как к веселому полурозыгрышу.

Максиму тридцать четыре года, значит, его родителям должно быть около шестидесяти, если не больше. Как-то раз он обмолвился, что его отец искусствовед. Все понятно, советская интеллигенция с легкой склонностью к снобизму. Как хорошо, что с утра она догадалась не в шортиках поехать, а не поленилась выгладить длинный непрозрачный сарафан в ретро-стиле! Она должна им понравиться. Почему-то чужие родители всегда относились к Ясе с необъяснимым теплом, считали ее пай-девочкой и скромницей, хотя на это у них не было ровно никаких оснований.

На полянке появилась какая-то девушка весьма экзотического вида. Ее добела высветленные длинные волосы были заплетены в сотни африканских косичек, лоб скрывался под банданой цвета хаки, на ней были мятые льняные шорты, не скрывающие загорелых стройных ног, и простая белая рубашка, узлом завязанная на плоском животе.

Почему-то незнакомая девушка приветливо ей улыбнулась и пошла прямо по направлению к машине Андрейчика.

«Может быть, это какая-то его дачная любовь детства?» – подумала Яся.

– Привет! Насколько я понимаю, ты и есть Яся, да? – Она подошла совсем близко, и только тогда стало заметно, что она вовсе не так молода, как показалось Ярославе в самом начале. Ее светлые улыбающиеся глаза были окаймлены десятками морщинок, в уголках губ залегли довольно глубокие борозды. – А я – Фаина. Мама Макса.

Ярослава поспешила выскочить из машины. Какая дурацкая ситуация.

– Простите, но я просто подумать не могла…

Фаина расхохоталась. Ее голос и ее звонкий смех были сочными и тоже совсем молодыми.

– Мне приходилось всю жизнь держать себя в руках, – дружелюбно объяснила она, – поэтому так и выгляжу. Знаете, мой муж такой красивый, что я предпочитала держать себя в тонусе, нежели наблюдать за тем, как его уводит более молодая и стройная. А вот и он.

Яся улыбнулась – ее бесхитростное самолюбование показалось ей забавным и совсем не раздражающим.

Тем временем к ним подошли Максим и мужчина, которому впору бы позировать для рекламы каких-нибудь кубинских сигар. Он загорел почти дочерна, как морской волк. Его длинные и густые абсолютно седые волосы были собраны в аккуратный хвост, а его подбородок украшала идеально подстриженная холеная бородка. На нем тоже были льняные шорты и балахон с надписью «Давайте легализуем марихуану!»

– О, невеста! – цокнул языком он. – Хорошенькая. А я – Андрей.

– Андрей Андрейчик, – звонко рассмеялась Фаина, которая не могла налюбоваться на своего драгоценного седовласого супруга, из-за которого она, по всей видимости, просидела на диете всю сознательную жизнь.

– Ну что же, не будем морить наших молодых голодом? – подмигнул Андрей Андрейчик. – Тем более что у нас уже готовы угли. Осталось только довести до кондиции шашлычок!

– Здорово тут у вас, – вежливо сказала Ярослава.

– Только, ради бога, давайте скорее перейдем на «ты», – поморщилась мама Максима, – терпеть не могу весь этот официоз. К тому же мы будущие родственники.

Яся прикусила губу. Как же после этого она будет смотреть им в глаза? Как же она позволила зайти всему так далеко? У родителей Андрейчика такие располагающие лица – может быть, посоветоваться с ними втихаря от него самого?

Ну да, и что они могут ей ответить: и потом, как это все будет выглядеть – она сделает вид, что хочет сказать тост, и объявит, что на самом деле их сын нужен ей, как рыбке зонтик?

Нет, это невозможно.

– Я все знаю, – вдруг шепотом сказала Фаина.

– Что? – встрепенулась Яся. – Вы о чем?

– О твоих сомнениях. Я вижу вас, молоденьких красивых девушек, насквозь. – Она тоненько хихикнула.

Яся испуганно посмотрела на нее. Неужели у нее все на физиономии написано? Или… Или эта молодящаяся особа ко всем своим прочим достоинствам еще и ясновидящая?!

– И могу дать тебе совет, – слабо улыбнулась мама Андрейчика, – хоть это звучит и банально, но… Действуй так, как подсказывает сердце.

– Но… что конкретно вам известно? – решилась спросить Яся.

– Что ты еще не решила, нужно ли тебе выходить замуж, – пожала плечами Фаина, – ты не одна такая. Все невесты сомневаются перед свадьбой. Даже я паниковала. Знаешь, Максим совсем на нас не похож.

– Что вы имеете в виду? – усмехнулась Яся.

– Ох, я такая легкомысленная, – Фаина манерно прижала ладонь к груди и возвела глаза к небу, – а он однолюб. И к тебе он относится серьезно. И знаешь что еще? У него такое в первый раз. Он будет хорошим мужем, Ясечка. На твоем месте я бы не раздумывала. В наше время таких мальчиков днем с огнем не сыскать.

* * *

Ярослава могла смириться и с удивительной моложавостью будущей свекрови, и с ее чудовищной инфантильностью, и с матерными анекдотами, которыми она сорила, как конферансье из портового кабака, и даже с огромной татуировкой в виде тарантула, украшавшей ее спину. Что же тут поделаешь, если родительница ее жениха так, мягко говоря, энергична.

Ну и пусть, что она смеется басом. Ну и пусть, что она на пятой минуте знакомства не постеснялась спросить у Яси, где та делает интимную эпиляцию и делает ли вообще. А потом, сокрушенно причмокнув, пожаловалась, что сама она после данной процедуры покрывается воспаленными мурашками и становится похожей на свежеощипанного гуся.

Ну и пусть, что она гордо заявила, что лишилась девственности в тринадцать лет.

Все равно Яся была уже почти готова ее полюбить – за навязчивое гостеприимство, за светлую убежденность в ее будущем счастье. За нежнейший шашлык из баранины, в конце концов. (Ох, как же ей на нервной почве хотелось есть!)

Но все же Фаина умудрилась перегнуть палку. Когда Максим и Андрей удалились, как они сами загадочно выразились, «по мужским делам» (ха, а на самом деле речь шла всего лишь о том, чтобы взглянуть на запрятанные в сарае рыболовные снасти), она взяла Ясю под руку и доверительно спросила: