Все, о чем говорил ему Сиддонс, приобретало особый смысл в свете того, что он увидел. По мере того, как они продвигались дальше на север, Хьюго все больше убеждался, что в деревнях, расположенных вдоль проезжих дорог, дела шли получше, чем в уединенных и заброшенных селениях предгорий. Именно туда и увлекала его за собой Мэри. Он недоумевал, откуда она знает об этих нищих деревнях, но она отказалась сообщить ему источник своих сведений. Сказала лишь, что много занималась благотворительностью в Брайтоне и его окрестностях и поняла, какую роль играет расположение города или деревни в способности населения прокормиться. Особенно при неурожае или, как в большинстве случаев, при отсутствии у землевладельца интереса к благополучию его арендаторов.

— У моих арендаторов такого не увидишь, — возразил он.

— Я знаю, Хью. Пожалуйста, не думай, что я привела тебя сюда, чтобы в чем-то обвинять. Мне прекрасно известно, что ты сделал все возможное для своих арендаторов в эти тяжелые годы. Но когда закончилась война, многие солдаты остались без дела, а правительство не торопится помочь им найти себе какое-то новое занятие и место в обществе. Даже если бы отменили Хлебные законы и в Англию стали бы поступать дешевые продукты, я не сомневаюсь, что это бы не уменьшило числа нуждающихся. А ведь эти храбрые люди, вроде Джейкоба Райта, ничего больше не желали, как вернуться домой к своим семьям.

— А как же новые мануфактуры? — спросил Хьюго.

— Их так мало, Хью! Одна мануфактура на десятки тысяч. К тому же владельцы часто нанимают и женщин, и детей, разве ты не знал? Конечно: ведь им платят меньше, чем мужчинам; так кого же, по-твоему, они предпочтут?

Хью понял, что вопрос ее был риторическим.

Они путешествовали весь день, остановившись только в одной гостинице позавтракать, а в другой поужинать, да еще у ручья, чтобы напоить лошадей.

К вечеру небо покрыли свинцовые тучи, подул холодный северный ветер. Лошади устали, вот-вот должен был пойти снег; о возвращении в Хэверседж не могло быть и речи.

— Я не хочу заблудиться, если поднимется метель, — сказал Хьюго. — Нам нужно отыскать поблизости гостиницу.

Мэри покачала головой:

— Только представь себе, что будет, если обнаружится, что я женщина, и кто-нибудь узнает тебя. Подумать страшно, какие последствия может иметь такой скандал для бедняжки Гонории. Нет, у меня есть план получше. Здесь неподалеку должен быть амбар, где запасено сено для овец. Мы можем провести там ночь и покормить лошадей, а утром ты расплатишься с хозяином.

Хью согласился с ее доводами, еще раз удивившись про себя, откуда она так хорошо знает Дербишир.

— Но не думай, что наше путешествие закончено, — сказала она. — Здесь еще есть усадьба, которую я хочу тебе показать.

Хью сразу сообразил, чью усадьбу она имеет в виду: на западе с Хэверседжем граничили владения сэра Руперта. Но ему было неприятно об этом говорить.


Когда они добрались до амбара, было уже совсем темно. Хьюго чувствовал, как холод пробирает его до костей, даже несмотря на теплый плащ.

Войдя в просторный амбар, они сразу же ощутили разницу в температуре: здесь тоже было холодно, но все-таки не так, как снаружи. Мэри порылась в большой сумке, которая весь день была у нее привязана к седлу, и вскоре темноту рассеял слабый свет.

— Что за черт?! — воскликнул Хьюго.

Обернувшись, он увидел в руках Мэри небольшой фонарь.

— Я же обещала тебе приключение! А поскольку мне было ясно, что мы можем и не вернуться сегодня в Хэверседж, я решила прихватить с собой кое-какие запасы: трутницу, свечу и фонарь.

Хьюго улыбнулся такой предусмотрительности.

— Четыре года назад ты была не настолько благоразумна, — пошутил он.

— Четыре года назад я бы не решилась похитить тебя из твоей собственной постели.

— Значит, с тех пор, как мы встречались последний раз, ты стала и более дерзкой, и более рассудительной.

— Ты совершенно прав.

Мэри повесила фонарь на крюк, торчавший в стене. Затем они занялись лошадьми — сняли с них тяжелые седла и растерли их пучками соломы, пока лошади мирно жевали сено. В амбаре пахло сыростью, землей и животными.

Наблюдая за тем, как Мэри достает из сумки плотное шерстяное одеяло, Хью подумал, что она — вылитый мальчик. Одежда, вероятно, заимствованная ею у Кита, сидела на ней свободно, скрывая очертания фигуры, да и парик очень удачно изменил ее наружность. Как раз в этот момент Мэри сдернула парик, тряхнула головой, и длинные спутанные пряди каскадом упали ей на лицо. Сначала она разобрала их пальцами, а потом, достав из сумки щетку, принялась расчесывать локоны, кольцами струившиеся по плечам.

— Ты не забыла еще что-нибудь прихватить в это якобы совершенно неожиданное путешествие?

Мэри уронила руки на колени.

— Я забыла только одно — украсть у кухарки несколько пирожков с абрикосовым джемом. — Она разочарованно покачала головой. — Пирожок с джемом стал бы прекрасным завершением этого дня! — Она улыбнулась. — К тому же мое решение было не совсем неожиданным. Я все хорошенько обдумала и окончательно решилась только часов около трех утра.

— Зачем ты все это затеяла? — спросил Хьюго, на самом деле уже зная ее ответ. Мэри тяжело вздохнула.

— Я просто очень сочувствую тем, кто оказался в тяжелом положении не по своей вине. Я хотела, чтобы ты сам увидел, в каком состоянии находятся люди, ради которых Белый Принц нарушает законы своей страны. Вот и все.

Хьюго опустился рядом с ней на одеяло и, опершись на локоть, продолжал наблюдать, как она расчесывает волосы. Мэри молчала, но он видел, что она очень утомлена, и поэтому ее молчание его не удивляло.

Неожиданно на душе у него стало легко и спокойно. Взгляд его устремился на висевший на стене фонарь, свет единственной свечи оказывал на него усыпляющее действие. Скоро от свечи останется только маленький огарок, а потом и он погаснет… Есть ли у этих бедняков, которых он сегодня видел, свечи, чтобы вставать при свете их по утрам и расчесывать волосы по вечерам? Он в этом сомневался…

Хьюго не заметил, как заснул, а когда проснулся, лунный свет струился сквозь выходившее на запад оконце. «Стало быть, метель улеглась, — подумал он, — раз луна так ярко освещает мою постель. Вот только почему так холодно?»

Он зажмурился и тряхнул головой, прогоняя сон, пытаясь вспомнить, где находится. Рядом с ним кто-то шевельнулся, окончательно разбудив его, и пробуждение было невообразимо приятным. Он был в заброшенном амбаре, и рядом с ним спала Мэри!

В лунном свете Хьюго увидел ее лицо, и нежность к ней наполнила его сердце. Он заметил, что она вздрогнула, и понял, что из-за того, что заснул, как бревно, одеяло оказалось не сверху, а под ними.

Осторожно отодвинувшись, он вытащил одеяло и прикрыл им Мэри. Она только вздохнула и слегка пошевелилась во сне. Приподнявшись, Хью сгреб вокруг них сено, чтобы было еще теплее, а потом привлек ее к себе. Он не знал, проснулась она или нет, но Мэри вдруг, не открывая глаз, погладила его по щеке, а потом повернулась к нему спиной.

— Я люблю тебя, Хью, — прошептала она в прохладной тишине ночи. — Я всегда тебя любила, глупенький ты мой.

У него внезапно заболело сердце. Он вновь и вновь мысленно повторял ее слова.

«Я люблю тебя, Хью. Я всегда тебя любила…» Хью опустил голову на сено и почувствовал, как Мэри прижалась к нему спиной. Он обнял ее и теснее привлек к себе. Она пробормотала что-то, выражая удовлетворение таким положением вещей, и погрузилась в еще более глубокий сон.

Хьюго было теперь тепло — тепло от близости этой женщины. Он хотел спросить ее, почему она раньше не сказала ему о своей любви, и даже приподнялся, надеясь, что его движение разбудит ее. Если она проснется, он ее поцелует! Но Мэри даже не пошевелилась. Утомление долгого дня давало себя знать, и ее дыхание снова стало глубоким и ровным.

Приподнявшись на локте, Хьюго смотрел на ее лицо, залитое лунным светом. Ему по-прежнему хотелось прильнуть губами к ее губам, но только не страстным поцелуем. Он с удивлением почувствовал, что его охватило не желание — чего естественно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, — но настоятельная потребность заявить этим поцелуем свои права на нее как на свою собственность. Прикосновением своих губ он хотел сказать ей: «Ты и все твои мысли принадлежат мне». Этим поцелуем он желал впитать самую суть ее натуры — ее жизнерадостность, отвагу и способность к состраданию.

Мэри сказала, что любит его… А он ее любит? Точнее, нужно было бы поставить вопрос по-другому: как сильно, как глубоко он ее любит?

Хью снова опустил голову на сено, всматриваясь в звездное ночное небо за окном. Прохладный ветерок, проникающий сквозь щели в стенах старой постройки, казалось, заставлял звезды мерцать особенно ярко.

Сегодня он увидел мир, о существовании которого практически ничего не знал. Подобное он видел разве что в Лондоне — восточный район столицы был известным рассадником нищенства и болезней. Он был полон женщин, вливавших джин в рот плачущим детям, изуродованных оборванных солдат, на которых из-за грязи нельзя было разглядеть остатков мундира, людей, нищенствующих на пороге самого центра цивилизации.

Но его собственные владения, ради которых он трудился не покладая рук, последние три года избежали набегов нищих солдат и разоренных ткачей. Здесь не так чувствовались ужасные последствия Хлебных законов и катастрофического неурожая, которые окончательно лишили средств к существованию тех, кто уже и так испытал все несчастья, вроде Джейкоба Райта и его семьи.

По словам Мэри, всем этим людям помогал Белый Принц. Хьюго вдруг понял: она привезла его сюда, потому что хотела, чтобы он увидел все своими глазами и убедился в благородных намерениях этого человека.

Теперь Хью больше не удивляло, что население Эбботс-Энд так разделилось — одни превозносили Белого Принца как героя, другие — вроде сэра Руперта — держались того мнения, что, независимо от уровня бедности в стране, законы следовало соблюдать. Хью не сомневался, что в позиции каждой из сторон была доля истины. Но когда Белого Принца схватят, какова будет позиция правосудия?..