– Партию в гольф? – спросил Барри Келвина, как только за Лизой закрылась дверь.

– С радостью бы, но не могу. Надо лететь в Дублин, набирать людей на остальные должности.

– Кто там сейчас главный?

Келвин нахмурил брови. Уж это-то Барри должен знать.

– Некто Джек Дивайн.

– Ах, он! Еще тот сочинитель.

– Я другого мнения. Во всяком случае, лучше ему таковым не быть.

Келвин Картер не уважал вольнодумцев и нонконформистов.


Лиза пыталась придать происходящему некий лоск. Она никогда не признала бы, что разочарована. Особенно после всего, чем пожертвовала.

Но из свиного уха шелковый кошелек не сошьешь. Дублин не Нью-Йорк, как ни крути. А «щедрые» подъемные легко подвести под должностную инструкцию и сократить. Что еще хуже, придется сдать служебный мобильный телефон. Сдать телефон! Все равно что ампутировать себе руку или ногу.

Коллег ее скорый отъезд особо не опечалил. От Лизы никогда никому не перепало и пары туфель «Патрик Кокс», даже девушкам с пятым размером ноги. А за щедрость на колкие и часто несправедливые личные замечания сотрудники прозвали ее стервозой. Тем не менее в последний рабочий день Лизы трудовой коллектив «Фамм» дружно собрался в конференц-зале на традиционный прощальный прием – кислое, как уксус, белое вино в пластиковых стаканчиках (его с успехом можно было бы использовать в качестве разбавителя для краски), поднос с художественно разложенными печеньем и орешками и так и не подтвержденный слух о сырокопченой колбасе, которую уже несут.

Когда все выпили по третьей и могли проявлять воодушевление почти искренне, раздалось шиканье, и Барри Холлингуорт сказал по бумажке речь, поблагодарив Лизу за все и пожелав ей дальнейших успехов. По общему убеждению, справился он отлично. Особенно учитывая, что правильно выговорил ее имя. Последний раз во время двадцатиминутного выступления по аналогичному поводу он пылко воздавал должное талантам и вкладу в общее дело некоей Хизер, тогда как Фиона, которую, собственно, и провожали, с обиженным видом стояла с ним рядом.

Затем Лизе торжественно вручили подарочный чек от «Маркс и Спенсер» с правом набрать на двадцать фунтов чего душе угодно, а также большую открытку с бегемотиком и подписью: «Как жаль, что ты уезжаешь». Элли Бенн, бывшая заместительница Лизы, выбрала прощальный подарок со значением. Она долго, мучительно думала, что Лиза ненавидит сильнее всего, и наконец решила, что чеки от «Маркс и Спенсер» доставят ей наибольшее неудовольствие (нога у Элли Бенн была как раз пятого размера).

– За Лизу! – возгласил Барри.

К тому времени лица уже раскраснелись, голоса звучали громко, так что все дружно подняли одноразовые стаканчики, орошая одежду брызгами вина с пробковой крошкой, хихикнули, подтолкнули соседей локтями и крикнули:

– За Лизу!

Лиза не осталась на рабочем месте ни единой лишней минуты. Этого прощания она ждала долго, но всегда думала, что впереди слава, блеск и Нью-Йорк, а оказалось, ей предстояла ссылка в богом забытую журнальную глубинку. Кошмар, просто кошмар.

– Мне пора, – сказала она дюжине теток, последние два года работавших под ее началом. – Надо собираться.

– Конечно, конечно, – пьяненько закивали они. – Ну что ж, удачи тебе, будь счастлива, наслаждайся Ирландией, береги себя, не надрывайся на работе…

Только Лиза взялась за ручку двери, Элли проскрипела:

– Мы будем скучать по тебе.

Сухо кивнув, Лиза закрыла за собой дверь.

– Как по дырке в голове, – не запнувшись, припечатала Элли. – Вина не осталось?

Они выпили до последней капли все вино, подобрали пальцем с подноса крошки печенья, затем переглянулись и с пугающим воодушевлением воскликнули:

– Ну и?..

И побрели по Сохо обычным для пятницы корпоративным ночным разбоем из бара в бар, постепенно наливаясь текилой. Маленькая Шариф Мумтаз (помощник редактора) отстала от других, и ее довел до дома какой-то добрый человек, за которого она девять месяцев спустя и вышла замуж. Дженни Джефри (ассистент редактора по модам) угостил бутылкой шампанского некто, заявивший, что «она богиня». У Габби Хендерсон («Здоровье и красота») украли сумочку. А Элли, Бенн (вновь назначенный главный редактор) взобралась на стол в каком-то из оживленных пабов на Уордор-стрит и танцевала как безумная, пока не свалилась, заработав множественные переломы правой ступни.

Другими словами, вечер удался.

2

– Тед, как хорошо, ты как раз вовремя!

Эшлин настежь распахнула дверь, при этом в кои-то веки не произнеся стандартного приветствия: «А, черт, это ты, Тед?»

– Ты серьезно?

Тед с некоторой опаской заглянул в квартиру. К столь теплому приему он не привык.

– Мне надо, чтобы ты сказал, какой из пиджаков идет мне больше.

– Постараюсь, – кивнул Тед. Его узкое смуглое лицо заострилось от напряжения. – Но помни, я все-таки мужчина.

«Не совсем», – с сожалением подумала Эшлин. Какая досада, что тот, кто полгода тому назад поселился этажом выше и тут же записал Эшлин в лучшие друзья, оказался не мускулистым красавцем, при одном взгляде на которого учащается пульс. Вместо этого она получила Теда Маллинса, обычного служащего, комика-любителя, тощего и невысокого. И еще у Теда был велосипед.

– Сначала этот черный.

К пиджаку Эшлин подобрала белую парадную блузку и волшебные черные брюки с оптическим эффектом «три килограмма долой».

– А из-за чего сыр-бор? – спросил Тед, поместив себя в кресло. Он весь состоял из углов и локтей, костлявых плеч и острых коленей, точно карикатура на самого себя.

– Собеседование, на работу. Сегодня утром в полдесятого.

– Опять! Что теперь?

За прошедшие две недели Эшлин несколько раз устраивалась на работу, причем выбор ее колебался от ковбойского ранчо в Маллингаре до секретаря на телефоне в какой-то рекламной компании.

– Заместитель главного редактора в новом журнале «Колин».

– Как, настоящая работа? – Мрачное лицо Теда просветлело. – Одного не понимаю: зачем было убивать время на все те, другие? По-моему, для них ты была слишком хороша.

– У меня же низкая самооценка, – с ослепительной улыбкой напомнила Эшлин.

– У меня еще ниже, – ни в чем не желая уступать, парировал Тед. – Значит, женский журнал, – протянул он. – Если тебя возьмут, сможешь сказать этим придуркам в «Женском гнездышке», чтобы утерлись. Месть – блюдо, которое подают холодным!

С этими словами он закинул голову и разразился визгливым ухающим смехом комического злодея.

– Вообще-то месть – совсем не блюдо, – перебила Эшлин. – Это эмоция. Или еще что-нибудь. Не стоит того, чтобы брать в голову.

– Но когда они так с тобой поступили! – возмутился Тед. – Не ты же виновата, что той тетке не удалось отчистить диван!

Много лет, уже и сама забыла сколько, Эшлин проработала в «Женском гнездышке», дешевом еженедельном журнальчике. Она была литературным редактором, выпускающим редактором, курировала моду, красоту и здоровье, рукоделие, кулинарию, попутно отвечала на письма читателей и вела колонку психолога. На самом деле все это было не так уж трудно, потому что «Женское гнездышко» делалось по строгим, проверенным временем канонам.

В каждом номере – советы по рукоделию, обычно это какой-нибудь узор для вышивания – чаще всего для чехла на рулон туалетной бумаги. Затем шла кулинарная страничка с советами, как из дешевых мясных обрезков сообразить что-нибудь съедобное. Ни один выпуск не обходился без рассказика про озорного мальчугана и его ворчливую бабушку, которые были заклятыми врагами вначале и становились закадычными друзьями к концу. Потом, разумеется, переписка с читателями – неизменные жалобы свекрови на дерзкую невестку – и двухстраничная подборка забавных историй о внуках читательниц, их милых проказах и смешных словечках. На внутренней стороне обложки – какая-нибудь высокопарная ерунда, предположительно письмо священника, но на деле его всегда сочиняла Эшлин за пятнадцать минут до верстки. Заканчивалось все советами читателей, на одном из каковых Эшлин в результате и погорела.

Читательские советы присылали в журнал среднестатистические домохозяйки, желающие облегчить жизнь другим. Касались они экономии денег и разных способов сделать что-нибудь из ничего. Общая идея заключалась в том, что покупать ничего не нужно, ибо все можно смастерить из подручных материалов в домашних условиях. Главным подручным материалом выступал лимонный сок.

Зачем, например, покупать дорогой шампунь, если можно изобрести свой собственный, добавив лимонный сок в жидкость для мытья посуды! Хотите высветлить прядки? Выжмите на волосы пару лимонов и посидите на солнышке. Годик-другой. Вывести пятно клюквенного сока с бежевого дивана? Смешайте лимонный сок с уксусом – и вперед.

Вот только ничего хорошего из этого совета не вышло. Во всяком случае, пятно на диване миссис Анны О'Салливан из Уотерфорда не исчезло. Клюквенный сок проступил еще ярче, и даже пятновыводитель «Дьявол» оказался бессилен. Кроме того, сколько бы ни прыскали потом в комнате освежителем воздуха, там по-прежнему воняло уксусом. Будучи доброй католичкой, миссис О'Салливан твердо верила, что всякому воздастся по делам его, и пригрозила подать на редакцию в суд.

Салли Хили, главный редактор «Женского гнездышка», начала расследование, и Эшлин тут же созналась, что совет по выводу пятен придумала она сама. Как раз в ту неделю писем от читателей пришло слишком мало.

– Я и не думала, что кто-нибудь принимает их всерьез, – промямлила Эшлин себе в оправдание.

– Удивляюсь тебе, Эшлин, – сказала Салли. – Ты же всегда говорила мне, что воображения у тебя нет. Письмо от отца Беннетта не в счет, я знаю, ты слямзила его из «Католического вестника», а он – это я тебе говорю по секрету – вот-вот закроется.

– Мне очень жаль, Салли, больше такое никогда не повторится.