Утром следующего дня Гвинет, вынужденная оставаться дома, смотрела из окна на громаду флагманского корабля, стоящего в бухте, и мысленно просила всех тех, от кого зависела судьба лорда Морнингхолла, быть милосердными к нему.

Начался второй день суда.

Отчаяние и тревога Гвинет все возрастали, и она написала еще одно письмо лорду Симмзу. Она приобрела экземпляр Военно-морского кодекса и вручила его своему адвокат в надежде, что они вместе сумеют найти какие-то лазейки. Она написала членам парламента, премьер-министру, лордам адмиралтейства и многим другим влиятельным лицам.

Однако никто не мог ей помочь. Суд тем временем продолжался.

На третий день Гвинет отправилась в Лондон на встречу с теми влиятельными людьми, которые согласились ее принять.

На следующий день Гвинет, одевшись со всей возможной элегантностью, предстала пред очи самого принца-регента, который откликнулся на просьбу графини довольно быстро. Регент выслушал ее рассказ благосклонно, то и дело поглядывая на ее грудь. Наконец Гвинет пустила в ход свой главный козырь: она рассказала о том, что Черный Волк посетил плавучую тюрьму именно в то время, когда лорда Морнингхолла вообще не было в Портсмуте, ибо он находился у себя дома, в Котсуолде, почти при смерти.

Регент с минуту смотрел ей в лицо, осмысливая услышанное, затем потер свой мясистый подбородок и пообещал уделить этому делу максимум внимания, после чего извинился и отбыл, ибо его ожидали сотни других важных дел.

Гвинет почувствовала, что последняя надежда покидает ее.

На пятый день суд закончился. Тринадцать капитанов и адмиралов — членов морского суда единодушно приняли решение, которое тут же было утверждено адмиралтейством в Лондоне.

Лорд Морнингхолл был признан виновным во всех инкриминируемых ему преступлениях и приговорен к смертной казни. Приговор надлежало привести в исполнение на заре следующего дня подразделению из десяти моряков королевского флота.

В тот вечер, когда кровавый шар солнца опустился в море, а тени в комнате сгустились и превратились в тьму, Гвинет стояла на коленях возле своей кровати. Слезы ручьями катились по ее щекам, она исступленно молилась, прося Господа помочь ей в ее беде, изменить ход событий за эти немногие часы до рассвета.

Господь явился в обличье его преподобия Питера Милфорда.

— Лорд Морнингхолл? Прошу вас следовать за мной. Тьма за пределами караульного помещения была густой, однако туман казался не столь плотным, как час назад, и Деймон понимал, что приближается рассвет.

Он не сомкнул глаз в эту ночь — очевидно, его тело знало, что скоро упокоится вечным сном, и теперь пыталось урвать несколько часов бодрствования, пусть даже эти часы были наполнены мучительно-тягостными размышлениями. Деймон сел на постели, готовый вверить себя судьбе. Симон Вордсворт, молодой лейтенант, приставленный к нему в качестве персонального тюремщика, молча стоял поодаль. Рядом спали другие лейтенанты, и могучий храп разносился по всему просторному караульному помещению.

— Скоро наступит урочный час, сэр, — шепотом сказал Вордсворт. — Я подумал, что вы захотите умыться и побриться… гм… заблаговременно, — смущенно закончил он.

— И позавтракать, я надеюсь? — спросил Деймон с еле заметной усмешкой, которая, как он надеялся, выведет бедного лейтенанта из смятения.

— Разумеется, сэр. Если вы пойдете со мной… Деймон последовал за офицером. Снаружи их ожидали два матроса, которые пристроились сзади. К своему удивлению, Деймон обнаружил, что шаг у него уверенный, сердце бьется в нормальном ритме, голова ясная. Он думал о Боге. Должно быть, большинство людей перед смертью думают о Боге, решил он. Как ни странно, он не испытывал страха. Он мысленно увидел ровную шеренгу из десяти моряков, одетых в красную форму с белыми, крест-накрест, ремнями через всю грудь, их ботинки сверкали, лица были бесстрастны, они стояли по стойке «смирно», прижав к ногам мушкеты. Он представил себе, как начнет бить дробь барабанщик, как кто-то в этот момент кашлянет; он почти слышал слова команды: «На изготовку!» — и мушкеты подняты к груди; «Целься!» — и все дула устремляются в его грудь. «Пли!»

Все произойдет быстро, десять пуль войдут в его сердце одновременно — это будет безболезненно. Деймон представил себе, как его тело дергается в конвульсиях, прежде чем упасть на палубу, а его грудь являет собой зияющую рану, глаза смотрят в небо, рот открыт в беззвучном крике…

И тем не менее он не испытывал страха. Ничего, кроме странного, удивительного спокойствия.

Должно быть, Господь позаботился о том, чтобы облегчить его последние часы. Возможно, приступы паники, которые до недавнего времени у него возникали, подготовили его к нынешнему спокойствию. Возможно…

Вордсворт ввел его в небольшую камеру, где их ожидал слуга. На скамейке стояли тарелка с едой, таз и графин. Вордсворт обернулся к Деймону и кивнул. Деймон погрузил руки в холодную воду, брызнул на лицо и на волосы. Он ясно отдавал себе отчет в том, что последний раз ощущает и видит все это: и прохладу воды, и отблески фонаря в тазу, и тень от своей головы, и запах мыла, и твердость палубы под ногами. Деймон вытерся полотенцем и сел на скамью. Слуга тут же намылил ему лицо и шею и начал брить. Пока юноша водил бритвой по его щеке, Деймон взглянул на Вордсворта. Лейтенант, сцепив руки за спиной, шагал взад и вперед, очевидно чувствуя себя весьма неловко.

Он старался не встречаться взглядом с Деймоном.

Смятение лейтенанта лишний раз напомнило Деймону о печальной реальности. Он закрыл глаза и, отбросив все мысли, сосредоточился на приятных ощущениях, которые испытывал от прикосновения бритвы к коже. Он подумал о Гвинет, как думал о ней все последние долгие, бесконечно томительные ночи, и поблагодарил Бога за то, что она не увидит его кровавый конец.

Бритье закончилось очень быстро, так же быстро был съеден завтрак, и двое вооруженных моряков вывели Деймона из каюты и проводили до палубы, влажной от утреннего тумана, где возле баркаса томились в ожидании шестеро вооруженных матросов.

Дул легкий ветер, разгоняя туман и донося с моря запахи гниющих водорослей. Белая рубашка Деймона трепетала на ветру, вверху поскрипывали снасти, бился и хлопал адмиральский вымпел. В тумане был слышен плеск весел — какой-то рыбак спешил пораньше забросить свои сети.

— Готовы, сэр?

Деймон кивнул. Через минуту он уже сидел в баркасе. Лейтенант Вордсворт и эскорт вооруженных матросов расположились по обе стороны от него.

— День обещает быть хорошим, — сказал один из сидевших на веслах матросов. Вордсворт метнул на него свирепый взгляд, и тот, устыдившись, потупился.

Баркас стал медленно отходить от флагмана, оставляя за собой пенистый след. Деймон смотрел прямо перед собой, не оглядываясь назад. Он представил себе, как в эту минуту Болтон стоит в своей каюте, смотрит на удаляющийся баркас, и на его губах играет довольная улыбка. Впрочем, не исключено, что Болтон хочет присутствовать лично во время акта мести и уже ожидает его на месте казни.

Баркас набрал скорость. Утренняя сырость назойливо проникала под одежду, оседала на волосах.

Вордсворт наклонился к уху Деймона.

— Приговор будет приведен в исполнение на борту «Афины», — тихо сказал он. — Вы… вы понимаете.

Разумеется, подумал Деймон. Болтон не хотел, чтобы палуба его драгоценного корабля была испачкана кровью.

— Если, конечно, не будет королевского помилования, — неуклюже добавил Вордсворт. — В случае помилования об этом будет объявлено за несколько мгновений до команды «Пли!».

— Ну да, они хотят, чтобы вы сперва помучились, — пробормотал один из матросов, налегая на весла.

— Я не питаю пустых надежд, — тихо сказал Деймон. Он с укором посмотрел на Вордсворта. — И вам не советую.

Закусив губу, молодой офицер отвел взгляд.

Туман поредел, и кое-где проглянули длинные коричнево-серые строения доков на берегу. Впереди показался корпус судна. Уже «Афина»? Нет. Баркас продолжал быстро скользить по сонной бухте, рассекая носом воду. Весла поднимались и опускались слаженно и равномерно.

Деймон задумчиво смотрел на берег, на кирпичные здания, проглядывающие сквозь туман. Где-то там его Гвинет. И, наверное, Рианнон с ней рядом. Он надеялся на это…

А жизнь вокруг постепенно пробуждалась. В свои суденышки загружали сети рыбаки, на набережной появились моряки, которых еще качало после вчерашней попойки. И вот справа по борту из тумана проглянул корпус «Афины».

Матросы подняли весла вверх, баркас теперь шел к судну по инерции.

Все произойдет быстро, напомнил себе Деймон, чтобы не позволить внезапно появившимся уколам страха как-то отразиться на лице. Он чувствовал, что глаза всей команды сейчас устремлены на него; они явно хотели запомнить мельчайшие подробности, чтобы затем рассказывать своим детям и внукам о том, как везли Черного Волка на казнь. Возможно, кое-кто из них жалел его, иные восхищались им. Но в любом случае никто из них ему не завидовал, и все уже смотрели на него как на покойника.

Деймон спокойно наблюдал за тем, как баркас совершает маневр, подходя к борту судна. Ему уже был виден на юте капитан — дородный лысеющий мужчина, и рядом — два лейтенанта. Чуть поодаль — красно-белые фигурки команды, которая будет приводить приговор в исполнение. Когда баркас приблизился к внушительному корпусу «Афины», Деймон отвернулся и стал смотреть на берег.

Он увидел небольшую яхту, которая отошла от причала и направилась в сторону «Афины».

Кроме Деймона, никто этой яхты не заметил. Эскорт вооруженных матросов и лейтенант Вордсворт наблюдали за командой, а та, в свою очередь, была занята тем, что разворачивала корабль. Офицеры и моряки на верхней палубе либо беседовали между собой, либо готовили палубу к предстоящему печальному действу. Только маркиз Морнингхолл заметил, что яхта идет под странным углом к приливу и течению, только он увидел скорчившиеся под брезентом фигурки людей.