— Ну ты и шутник, Коннор! — Орла засмеялась и, потупясь, зашаркала ногой по шву палубы, надеясь, что он не заметил желания, промелькнувшего в ее взгляде. — Хотя я и довольна, что твоя сестра и адмирал Фальконер обрели семейное счастье, я должна признаться, что в моей жизни исчезли острые ощущения после того, как он заставил нас оставить пиратство. Я не испытывала ничего подобного вот уже несколько лет.

— Как и наша славная «Пустельга»! — Коннор выпрямился. — Ладно, я пошел, — сказал он, продолжая поигрывать чашкой из-под кофе. — Крикнешь, если понадоблюсь.

Орла проследила за тем, как его темная голова скрылась в комингсе. Улыбка погасла, на сердце стало тоскливо. Возможно, если бы он знал ее не столь долго, все было бы иначе. Не знай он вообще о ее пресловутом прошлом, он бы проявил к ней интерес. Да еще если бы вокруг ее глаз не появилась сеть морщинок, не проблескивали бы в черноте волос белые паутинки… Но ей уже было под тридцать, пик расцвета позади, и Орла в глубине души понимала, что Коннор Меррик не склонен считать ее привлекательной и уделять ей внимания больше, чем любому другому человеку из своего окружения.

А она так мечтала… иметь все то, что было у Мейв. Что имели теперь все бывшие пираты — члены команды славной «Пустельги».

У нее была короткая связь с кузеном Мейв — капитаном Колином Лордом, но вот произошло кораблекрушение — и после этого она осталась одна. Вот уже восемь лет, как ее семьей стало семейство Фальконеров. Может быть, она осталась с ними и потому, что многие предрекали: вряд ли неистовая королева пиратов останется с сэром Грэхемом более года, и Орла хотела убедиться, что у молодоженов все складывается нормально. Более того, Мейв стала прямо-таки образцовой, если не сказать идеальной, и самоотверженной адмиральской женой. Очевидно, все свои лидерские способности она перенесла в спальню. И в результате появился выводок из трех детей. Шли годы, и поскольку Мейв определенно перешла к оседлой жизни, для Орлы ее существование стало бессмысленно-скучным. Она тосковала о тех днях, когда команда женщин-пиратов шхуны «Пустельга» контролировала Карибское море. У нее сжималось все внутри, когда она видела пару влюбленных, которые сжимали в порыве нежности руки и заглядывали друг другу в глаза. И уж совсем мучительно было ей видеть супругов с малышом. В жизни ей явно чего-то не хватало. Орла стала молиться, чего она долгое время вообще не делала. Она и сама не знала, о чем она посылает мольбу Богу. Однажды сэр Грэхем объявил, что у него есть дела в Лондоне и настала пора оставить Вест-Индию, на какое-то время отправившись в родные края. Путешествие через океан было томительно-скучным, как и погода. Дни тянулись монотонно и однообразно. Наконец флагманский корабль, который сопровождала шхуна Мейв, бросил якорь в Портсмуте, и Орла познакомилась с родственниками Фалъконера. Чужие ей люди. Она вынуждена была улыбаться им, хотя общение с ними — сущая тоска. Она предпочла остаться на борту «Пустельги». Портсмут — это куда интереснее, думала она.

Так оно и оказалось.

Орла мерила шагами затемненную палубу, когда заметила четверых мужчин, карабкающихся на борт шхуны. Не растерявшая своих прежних навыков, Орла достойно встретила незваных гостей; когда беглецы достигли цели, они обнаружили, что на них смотрит дуло короткоствольного ружья с раструбом. И кто бы мог подумать, что одним из четверки окажется друг ее детства проказник Коннор Меррик?

О да, ее молитвы были услышаны и правильно поняты. Она хотела острых ощущений — и с Божьей помощью она их получила.

Орла, взглянув на море, вздохнула. Мейв придет в ярость, если узнает, что ее шхуна исчезла, а ее муж, адмирал, наверняка выйдет в море, чтобы задержать похитителей, даже раньше, чем это попытается сделать его жена.

Только Коннор Меррик отнюдь не намерен возвращать судно.

Орла выпрямилась и пошла на камбуз — пора позавтракать. Так или иначе, но ясно одно: с Мерриками никогда не соскучишься.


Леди Гвинет Эванс Симмз не испытывала недостатка идей по части того, как сделать жизнь лорда Морнингхолла адом. И она не была склонна откладывать в долгий ящик осуществление своих планов.

На следующий день после стычки с «князем тьмы» она поднялась на заре и сразу уселась за стол. Матти устроился у ее ног. Гвинет с первыми лучами солнца принялась за составление письма в транспортное управление своему деверю, нынешнему лорду Симмзу. Играя на его несколько завышенном представлении о собственной значимости, она решила использовать особенности его характера, чтобы провести в жизнь свой план — нанести второй, еще более агрессивный, визит на судно «Суррей». К полудню Гвинет написала письмо другу Уильяма и коллеге по парламенту, направила записку в адмиралтейство, а также написала Мейв, леди Фальконер, с которой подружилась два года назад, когда муж Мейв, сэр Грэхем, приезжал по своим делам в Лондон. Гвинет надеялась, что опыт этой американки как мореплавателя, не говоря уж о том, что ее муж был адмиралом и занимал высокое положение в обществе, поможет ей в достижении цели.

За чаем Гвинет рассказала знакомым дамам о кошмарных условиях содержания военнопленных в плавучей тюрьме. Несколько ее потрясенных слушательниц тут же объявили себя членами Женского комитета по наблюдению за содержанием заключенных. Лишь в семь часов она вознаградила себя за нелегкие труды любимым занятием — садовыми работами. Срывая головки отцветших нарциссов, она подумала: вот если бы так же легко можно было свернуть голову этому наглецу.

«Я покажу этому дьяволу, что не шучу, — поклялась она, складывая увядшие цветы в корзину. — Завтра же для него начнется ад».

Гвинет настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как опустились сумерки. На пороге дома появилась Рианнон с книгой в руке. Ей пришлось дважды окликнуть сестру, прежде чем та, разогнувшись, огляделась вокруг, потирая поясницу. Боже, уже и в самом деле поздно. Громко щелкали дрозды, словно зазывая ночь. Небо быстро меняло цвет, превращаясь из розовато-лилового в индиговое. Гвинет увидела силуэт сестры в дверях и виновато улыбнулась:

— Прости, Риа, я не слышала тебя.

— Опять думаешь о лорде Люцифере? Гвинет усмехнулась:

— Я строю планы его уничтожения.

— Леди Ковингтон тоже говорила мне, что он дьявольски красив.

— Сущий дьявол во плоти.

— Мне все хочется узнать, что ты почувствовала, когда он поцеловал тебя? Какие у него губы и действительно ли вспыхивает огонь перед глазами, когда тебя обольщает такой роскошный мужчина?

— Я уже, кажется, говорила тебе, что он меня не обольстил…

— Ну, пусть поцеловал. Как это все-таки было?

— Риа…

Сестра засмеялась и скрестила руки на груди, прижимая к себе книгу. Над головой Гвинет пролетел дрозд и приземлился в кустах; их темная зелень упруго закачала ветвями. Как ей нравились мелодичные трели этих птиц!..

— Ну и как? — повторила свой вопрос Рианнон, озорно сверкая глазами.

— Ты все еще так романтична, Рианнон. Тебе пора бросить читать эти глупые романы и мечтать о рыцарях в блестящих доспехах.

— Это полезно для здоровья — мечтать, Гвин. Вот попробуй.

— Я слишком занята, чтобы предаваться мечтам. А если бы и стала мечтать, то уж, во всяком случае, не о рыцарях в сверкающих доспехах. И уж точно не о лорде Морнингхолле.

— Наружность может быть обманчива, Гвин. Он может оказаться не столь уж плохим.

— Ты только подумай, Рианнон! Он командует плавучей тюрьмой! Ты можешь завтра присоединиться ко мне и собственными глазами увидеть, что за ужасное место это судно! Это позор Британии! Сущий ад для того, чье преступление лишь в том, что он попал в плен, сражаясь на другой стороне.

Гвинет вновь обратила свой взгляд на нарциссы, а Рианнон, постукивая пальцем по корешку книги, внимательно смотрела на сестру. Гвинет постоянно демонстрировала всем и вся свою суровость и решительность, но это не обманывало Рианнон. «Будь сильной, — то и дело советовала ей Гвин, — даже если ты не чувствуешь себя таковой, то обмани, заставь всех поверить, что ты действительно сильна, — и тогда все, чего ты хочешь, появится перед тобой на блюдечке с голубой каемочкой».

Гвинет для себя хорошо усвоила эту истину.

Она вновь опустилась на колени, держа в руке лопату и корзинку.

— Еше пять минуток, — сказала она, возясь с нарциссами. — Ты не дожидайся меня, а то твой чай остынет.

Однако Рианнон не пошевелилась. Она задумчиво смотрела на сестру. Смотрела и вспоминала, как Гвинет, самая старшая из них троих, пошла работать в местный паб после смерти матери и отца, чтобы Риа и малышка Морганна не голодали. Гвинет никогда не жаловалась на трудности и не отлынивала от самой изнурительной работы. Ей приходилось постоянно давать отпор приставаниям хозяев и уклоняться от их недвусмысленных предложений, а после работы она молча страдала в своей крохотной комнатенке. Даже сейчас Рианнон испытывает чувство вины, вспоминая, как Гвинет делила еду между всеми. Сколько раз бедняжка Гвинет отправлялась спать без ужина, беспокоясь об одном — как бы не остались голодными ее сестры! Проглотив внезапно подступивший к горлу ком, Рианнон наблюдала, как сестра складывает растения в корзину, как двигаются при этом ее изящные плечи. Неудивительно, что Гвинет так остро чувствовала, так близко к сердцу принимала страдания бедных и обездоленных: Не так-то легко забыть свое собственное тяжелое прошлое. А затем в их жизнь вошел лорд Симмз. Пожилой добропорядочный вдовец, направляясь навестить друга в Кардифф, с несколькими знакомыми зашел в паб перекусить. Не было ничего удивительного в том, что он заметил миловидную блондинку, что был очарован красотой и умом девушки, которая выделялась на фоне заурядности и пошлости. Граф остался в этом городке надолго, а затем последовало предложение выйти за него замуж. Гвинет согласилась не сразу, но случилось так, что паб сгорел, работу она потеряла, и после повторного предложения Гвинет вынуждена была его принять — надо было содержать сестер.