Этим вечером за ужином она не поднимала головы, но иногда бросала взгляды исподлобья на мужа, сидевшего во главе стола. Странно видеть его здесь. Странно видеть его в этом доме, который она привыкла считать своим. Но, разумеется, этот дом ей не принадлежит. Как напомнил ей Джон, это его поместье. И он здесь хозяин.

«Чего ты хочешь, Виола?» — прозвучал в ушах вопрос Джона. Несколько недель назад ее ответ был бы прост и ясен: уходи. Теперь же она не знала ответа. Выпрошенные ею три недели закончились, но не это заставляло ее молчать, хотя Муж и пытался завести разговор. Просто она была окончательно сбита с толку. И расстроена. Он даже не мог дать ей обычную клятву верности!

Виола злилась на себя, зная, что, если бы он дал эту клятву, она бы поверила, что скорее всего было бы донельзя глупо. При мысли о том вечере в библиотеке она окончательно теряла способность мыслить связно. И пугалась еще больше.

Виола не хотела, чтобы ей снова причинили боль. Не хотела верить мужу. Найти с ним счастье только для того, чтобы сидеть за чайным столом с очередной его любовницей?

— Чего же ты хочешь, Виола?

Она по-прежнему хотела того, что и всегда, — любви, преданности и детей. Но Джон соглашался дать ей только последнее. Этого было недостаточно. И она не могла понять, почему он считал требование верности совершенно неразумным. Но, черт возьми, в этом нет ничего неразумного, тем более что он требует верности от нее!

Джон отложил вилку.

— Нет, так не пойдет!

Она подняла глаза от яблочного пирожного.

— Что именно?

— Я не могу весь обед говорить сам с собой!

— Я не расположена беседовать.

— Это я вижу. Что случилось, Виола?

Яблочное пирожное имело вкус опилок, и Виола поспешно глотнула воды.

— Где… — Она осеклась, откашлялась, взглянула на суетившихся вокруг слуг и снова опустила глаза. — Насколько я понимаю, Стивене уже постелил тебе?

— А ты желаешь, чтобы я спал в другой комнате? — без обиняков спросил он.

— Джон!

Мечты последних двух дней вернулись с новой силой. Виола покраснела и бросила многозначительный взгляд на Хоторна и двух лакеев, стоявших у буфета.

Джон несколько долгих секунд смотрел на нее.

— Хоторн!

Дворецкий выступил вперед.

— Да, милорд?

— Оставьте нас. Я позвоню, если понадобитесь.

Дворецкий поклонился и вышел. Лакеи последовали за ним. Виола досадливо закусила губу.

— Мы еще не доели. Почему ты их отпустил?

— Чтобы ты не использовала их как предлог уклоняться от беседы.

— Ты хочешь поговорить? — недоверчиво выпалила Виола. — Ты?!

Джон поднес к губам бокал с вином.

— Я думал о том, что ты сказала в ту ночь. Ты не хочешь бутафорского брака, той супружеской жизни, которую ведут большинство людей, когда, заимев наследника, муж и жена идут каждый своим путем. Такой брак был у моих родителей, но я тоже не хочу этого. Думаю, есть один способ предотвратить подобное несчастье. Нам нужно стать друзьями.

— Что?

Джон кивнул:

— Да, очевидно, последние восемь лет мы были врагами и не потрудились лучше узнать друг друга. Ты не доверяешь мне и, признаю, имеешь на это достаточно веские основания. Я предлагаю способ начать новые отношения, став друзьями.

— В жизни не слышала большего абсурда! — фыркнула Виола. Сама мысль о том, чтобы стать другом Джона, звучала так же правдоподобно, как басни о свиньях, отрастивших крылья. — Мы с тобой друзья? Откуда ты набрался подобных идей?

— От Дилана.

— От Дилана?!

— Поверь, так оно и есть. Это он предложил. Сказал, что любит нас обоих и устал от наших постоянных стычек. Ему хотелось бы пригласить нас обоих на ужин, так что он надеется на наше примирение. Считает, что, если мы станем друзьями, все остальное уладится.

Виола недовольно покачала головой.

— Никогда не думала, что Дилан такой оптимист, — сухо заметила она.

— Теперь он стал отцом и просто обязан быть оптимистом.

— Ну конечно, теперь, когда Дилан счастливо женат и стал отцом, он больше не может пускаться в скандальные эскапады вместе с тобой.

— Это не важно, потому что я больше не занимаюсь подобными проделками. Никаких эскапад.

— Пожалуйста, не пытайся сказать, что раскаиваешься в своем поведении и больше не станешь проводить время в борделях, — я тебе не поверю.

— Насчет «никогда» не знаю, но последнее время ноги моей там не было. Да и не хотелось. Несмотря на уговоры моих буйных друзей, я почти все вечера провожу в клубе. И если ты не заметила, в этом сезоне сплетники почти мной не интересуются.

Это было правдой. Но долго ли продлится такое затишье?

— Странно, — продолжал Джон, — но с тех пор как Дилан женился, мы стали более близкими друзьями. А раньше были просто приятелями, вместе слонявшимися по борделям или сидевшими за карточным столом. Но в этом году все изменилось. Иногда мы вместе с лордом Деймоном и сэром Робертом пускаемся в пьяный загул, но чаще всего я вижусь с Диланом.

— А что вы делаете, если не ходите по борделям и игорным домам? — с искренним любопытством спросила она.

— Чаще всего фехтуем. Почти каждый день встречаемся в клубе «У Анджело».

— В этом я ужасно вам завидую, — призналась она, приканчивая пирожное со сливками. — Всегда хотела научиться фехтовать, но мне не позволяли.

— Почему?

— Парижская академия мадам Дюбрей — самая престижная в Европе. Чтобы девушки занимались мужским видом спорта? — Она изобразила на лице ужас. — Никогда!

— Чем же вы занимались? — усмехнулся он.

— Носили книги на головах, когда нам следовало их читать. Видишь ли, наши преподаватели считали более важной грациозную походку, чем изучение греческого, истории или математики. Так что моя походка выше всяких похвал. Умею играть на рояле, рисовать акварелью и вышивать подушки.

— Но никакого фехтования.

— Увы, никакого.

В глазах Джона заиграли лукавые искорки. Губы изогнулись в улыбке.

— Хочешь научиться?

Виола недоуменно нахмурилась.

— Научиться фехтовать? — уточнила она.

— Да.

Он поднялся, подошел к ней и встал за спинкой ее стула.

— Ты покончила с десертом? Пойдем.

— Пойдем? — повторила она, оборачиваясь. — Но куда?

— На урок фехтования. — Он стал отодвигать ее стул. — Ты сказала, что хотела научиться.

— Хотела, в детстве. Но это было очень давно.

— Понимаю, в двадцать шесть лет ты уже одной ногой в могиле. Но думаю, мы успеем провести несколько уроков.

Он взял ее за руки и поднял из-за стола.

— Взгляни на это с другой точки зрения. Ты ненавидишь меня верно?

— Да! — решительно воскликнула она.

— Тебе представляется прекрасная возможность пронзить меня шпагой.

— Тогда чего мы ждем?

— Так и знал, что эта идея тебе понравится.

Он наклонился и поцеловал ее в шею, но тут же отстранился, прежде чем она успела задать ему трепку.

— Скажи, мои старые принадлежности для фехтования все еще лежат на чердаке?

— Не знаю, — пожала плечами Виола, выходя вслед за ним в коридор. — Ты раньше все хранил на чердаке?

— Когда был мальчишкой.

Они поднялись на чердак и нашли там его старые рапиры, лежащие в деревянном ящике.

Он вынул рапиры. Взял одну и протянул другую Виоле. Поставил ее в центр пустого чердака, а сам встал напротив.

— Делай, как я, — велел Джон и высоко поднял левую руку.

Виола последовала его примеру. Он направил на нее шпагу. Она сделала то же самое.

— Прекрасно. Теперь следи за мной.

Он выставил вперед ногу, согнул колено и сделал выпад. Шарик на кончике шпаги уперся в ее ребро.

Виола попыталась подражать ему, но тут начались трудности.

— Не могу, — пожаловалась она. — Юбка мешает. Джон с улыбкой выпрямился.

— Что ж, если дело в юбке…

— Нет, — перебила она.

— Но если ты ее снимешь…

— Нет. Даже не думай!

— Я всегда об этом думаю. — Джон отвернулся. — Твоя стыдливость в этом случае абсолютно неуместна, но мне придется придумать другое решение.

Он отложил рапиру и подошел к старому сундуку.

— Когда-то здесь лежали костюмы для маскарадов, пьес и тому подобного.

Порывшись в груде старой одежды, он вытащил мальчишечьи штаны.

— Мои. Тогда мне было лет четырнадцать. Они должны быть тебе впору.

За штанами последовала старая белая сорочка. Джон швырнул ей одежду. Виола ловко ее поймала и стала ждать, но Джон и не думал отворачиваться.

— Джон, если хочешь, чтобы мы остались друзьями, веди себя прилично и будь полюбезнее!

— Я могу быть очень любезным, — многозначительно сказал он.

— Я не это имела в виду. Отвернись!

Джон с тяжелым вздохом повиновался.

— Буду благороден, — решил он, пока она снимала кружевной шалевый воротничок, — хотя это несправедливо. Моя собственная жена, а я даже не могу подсмотреть, какого фасона у нее нижние юбки!

— Ты и без того видел в своей жизни сотни юбок, — парировала Виола, расстегивая корсаж. — Мои рассматривать не обязательно.

Она выскользнула из платья и юбок, сбросила туфельки и натянула рубашку и штаны.

— Ну вот, теперь можешь снова повернуться. Джон бросил взгляд на жену в мужском костюме и усмехнулся.

— На тебе эти вещи смотрятся куда лучше, чем на мне! — заметил он, возвращаясь на середину.

Виола закатала рукава и подвернула штаны, после чего снова надела туфельки и подняла рапиру.

Они стояли друг против друга, подняв рапиры, как несколько минут назад, и на этот раз она выставила ногу, согнула ее в колене и сделала выпад, как показывал муж.