Оливия вытерла слезы углом простыни. Честно говоря, у нее не хватит сил на такое. И не имеет значения то, что произошло между ними прошлой ночью. Выйти за него — значит обречь себя на бесконечную муку. Сердечную боль. Стоит вспомнить о родителях, чтобы это понять.

Она осторожно соскользнула с кровати. Юбка и корсаж грудой лежали на полу. Нижняя юбка призрачно белела на стуле. Она нашла туфли и один чулок и кое-как оделась, чувствуя, как саднит между ног.

Но в голове билась только одна мысль: она должна найти Невилла и сказать, что они не могут пожениться. Да и в его доме оставаться она не может: слишком это больно.

Конечно, бегство не принесет ей настоящего облегчения. Каким-то образом Невилл стал частью ее самой, чего до сих пор не удавалось ни одному мужчине. Она связана с ним на каком-то совершенно необъяснимом уровне. И всегда будет связана.

Ноги ее дрожали. Оливия кое-как одернула юбки.

Она любила его и отдалась ему. Но теперь должна уйти.

А если у нее будет ребенок от него?

Оливия замерла. Но тут же пришла в себя, растоптав всякую искру радости от этой мысли. Она решит проблему, если таковая возникнет. Пока что ей придется иметь дело с мужчиной, не способным или не желающим любить.

После долгих поисков Оливия нашла Невилла в кабинете. Он разжег огонь в камине. Поленья потрескивали, шипели, и языки пламени отбрасывали странные, гротескные тени на стены и потолок.

Невилл сидел в тяжелом кожаном кресле, спиной к ней, лицом к открытому окну, как в ту первую ночь их встречи. Одна рука свисала с подлокотника. На столе рядом с ним стоял полупустой графин со светлой жидкостью. Рядом валялась опрокинутая рюмка.

Оливия прижала пальцы к губам. Он снова пьет! Сидит один в темноте и пьет.

Невыразимая грусть охватила ее. Хотя она искала его, чтобы разорвать помолвку, все же не хотела видеть его в таком состоянии. Видеть, как все беды и несчастья доводят его до пьянства… Последнее время он вроде бы бросил пить. Почему же сегодня вернулся к прежней привычке? Почему оставил ее одну в постели, чтобы спуститься сюда и снова взяться за бутылку? Дело в ней? Или в ее признании?

Оливия печально смотрела на него, не зная, что делать.

Но тут он пробормотал что-то неразборчивое, и сердце Оливии упало. Судя по всему, он мертвецки пьян.

Рассерженная и расстроенная Оливия прокралась в комнату и обошла кресло. Его голова склонилась набок, волосы беспорядочной копной падали на лоб. Но от него не пахло спиртным!

Она долго присматривалась к нему. Может, он просто спит?

В сердце поселилась новая надежда. Потому что рюмка была сухой. Ни капли жидкости…

Он совсем не пьян. Просто спит.

Темные ресницы веерами лежали на щеках, и в этот момент он казался невинным и трогательным, как ребенок. Оливия долго изучала его, припомнив, как видела его спящим в первый раз. Тогда он выглядел спокойным и таким молодым. Не человеком, осаждаемым демонами ночи, а мужчиной, сильным и уязвимым одновременно. Мужчиной, покорившим ее сердце.

Может, она и влюбилась в него в тот день, в экипаже?

Оливия огромным усилием воли не поддалась порыву взять его за руку, разбудить поцелуями и увести в постель.

Но это только разобьет ей сердце, потому что он не любил ее. И не имеет значения, что сама она любит его безоглядно. Все равно не сможет завоевать его ответной любви, и доказательство этому жизнь матери с Камероном Бердом.

— Но твое сердце все равно разобьется, — прошептала она. — Разбивается уже сейчас…

Невилл, словно услышав ее, нахмурился и пошевелился. Оливия сжалась. Ей следует уйти, пока еще есть силы. Подняться к Саре и переждать с ней долгую ночь.

Она направилась к двери. Но не успела потянуться к ручке, как Невилл снова заговорил, и на этот раз она сумела разобрать слова:

— …так устал… не… Осторожнее… не спите. Не засните…

Оливия повернулась и снова уставилась на него. Он видит сон?

— Берегись! Нет!!! — Он дернулся с такой силой, что Оливия прижалась к двери. — Маклин! Смотри! — крикнул он голосом, исполненным невыносимой боли. — Симпсон! Сзади! Нет! Нет!

На этот раз он вскочил. Оливия увидела, как его трясет, словно от страха. Должно быть, эта дрожь окончательно разбудила его, потому что, хоть Невилл и стоял лицом к окну, Оливия почувствовала, что он не спит. Мучительно застонав, он нагнул голову и прижал пальцы к глазам.

— О Боже! — выдохнул он, слегка покачиваясь. — О Боже, пусть это прекратится!

Услышав эту душераздирающую просьбу, Оливия едва не заплакала. Так вот почему он боится спать! Его изводят кошмары! Друзья, погибающие на войне, в которой он выжил. Он винит себя? Наверняка.

Его силуэт на фоне окна, казалось, олицетворял страдание. Она шагнула к Невиллу.

Но тут он повернулся и, увидев графин, взял его в руки. Очень медленно вытащил пробку.

«Не нужно! — хотелось закричать Оливии. — Не нужно!»

Но она почему-то понимала, что не имеет права его останавливать. Нет сомнения в том, что он глубоко ранен, и поэтому сам решает, как с этим справляться. Только сам. Если Невилл предпочитает отупляющую силу выпивки, никто не может его остановить. Особенно она: женщина, которую он не может или не хочет полюбить.

Но, зная это, Оливия все-таки не могла уйти из комнаты. И увидела, как покачивающаяся фигура застыла. Он поднял графин к глазам и долго смотрел на янтарную жидкость, клубящуюся за хрустальными гранями. Огонь, просвечивающий через графин, падал на его лицо зловещими радужными отблесками.

Оливия затаила дыхание и прижала кулачки к губам.

«Пожалуйста, Невилл! Так ты никогда не обретешь счастья…»

Разве ее отец не был тому достаточным доказательством?

Но тут Невилл снова содрогнулся и резким движением послал графин в огонь.

Оливия подскочила от звона бьющегося хрусталя и ахнула. Пламя взметнулось чуть не до потолка, подобно ожившему зверю лизнуло каминную доску и дотянулось до сапог Невилла. Тот, услышав тихий вскрик Оливии, оглянулся, но тут же овладел собой, схватил коврик и набросил его на огонь, а для верности еще и потопал по нему. Пожар был потушен. Лишь запах дыма и горящего спирта напоминал о случившемся.

Невилл поднял голову, и при виде его разом осунувшегося лица у Оливии сжалось сердце. В чем причина? В войне со спиртным или в кошмарах? А может, в ней?

— Ты все видела, верно? — хрипло выговорил он. Оливия кивнула. Он не хотел, чтобы она наблюдала его в минуту слабости. И, по правде говоря, она тоже предпочла бы оказаться в другом месте. Но что теперь поделать?

Оливия вздохнула. Трудно объяснить, но, увидев, как он боится, как беззащитен, она еще больше уверилась в его силе. Он и сам не сознает, насколько силен.

— Невилл, — начала она, отбросив страхи.

— Нет, — покачал он головой. — Можешь не говорить. Ты хочешь разорвать помолвку, и я не стану спорить. Ты с самого начала говорила, что из меня не выйдет хорошего мужа, тем более для тебя. И теперь получила доказательство.

— Но это не так, — запротестовала она.

— Не нужно! — Он поднял руки, словно отстраняя ее упреки. — Ты не знаешь меня, Оливия. Не знаешь, каким жалким подобием мужчины я стал. Пытаясь найти что-то вроде покоя, я погубил тебя. Думал… что, сделав тебя своей, овладев тобой, женившись, положу конец этим кошмарам, которые меня преследуют. — Он судорожно сжал руками виски. — Но ничего не вышло. Ничего.

В его глазах было столько страдания, что Оливия невольно сжалась.

— Я не достоин тебя, — продолжал он тихим, измученным голосом. — И не могу исправить причиненное тебе зло. Но вижу, что женитьба на тебе была бы еще большим злом. А ты, выйдя за меня, совершила бы величайшую в своей жизни ошибку. Ты заслуживаешь лучшего.

Какой ужас — слышать эти слова! Ужасно слышать, но еще хуже знать, что он им верит.

Она вздрогнула и обхватила себя руками. Но не отвернулась. Потому что твердо знала: он в ней нуждается. Он посчитал, что если сделает ее своей, непременно излечится. Но счастье в том, чтобы быть любимым ею и любить ее. Она в этом убеждена. Это единственный способ найти покой и радость жизни. Для двоих.

Но прежде всего он должен принять ее любовь и рассказать правду о своих кошмарах. Очистить себя от угрызений совести, которые его терзают.

— Кошмары или нет, — начала она, — я хочу, чтобы мы поженились. Этой ночью не случилось ничего такого, что бы изменило мое мнение на этот счет.

Он опустил плечи, напомнив ей затравленного медведя, которого она видела в детстве. Огромный раненый зверь продолжал отмахиваться от наседавших борзых. Эта гнусная сцена до того поразила девочку, что она убежала в слезах.

Но на этот раз не убежит. На этот раз она останется, потому что перед ней раненный в самое сердце человек; И она поможет ему излечить кровоточащие раны на сердце и в душе.

— Не пытайся прогнать меня, — предупредила она, шагнув к нему. — Потому что я полностью вознамерилась получить тебя в качестве мужа.

Он настороженно уставился на нее:

— Я не могу позволить тебе сделать это. Ты не понимаешь, во что ввязываешься.

— Понимаю. Впервые в жизни понимаю. В самом начале я считала тебя просто очаровательным ничтожеством. Человеком, к которому не должна была испытывать влечения, но тем не менее испытывала. Но постепенно я узнавала тебя лучше. Медленно и часто против своей воли. Но узнала. — Она остановилась почти на расстоянии вытянутой руки от Невилла.

«Пожалуйста, вложи мне в уста необходимые слова», — взмолилась она и, глубоко вздохнув, продолжала:

— Сначала передо мной предстал настоящий любитель и знаток лошадей, содержащий великолепную конюшню. Потом я обнаружила, что ты прекрасный хозяин для своих работников и арендаторов. Справедливый. Человек, который трудится наравне с ними. Признаюсь, что в то время вовсе не хотела, чтобы ты оказался именно таким. Но теперь рада. Ты хороший человек, Невилл, и, что важнее всего, доказал себе, что ты заботишься о племяннике и умеешь быть добрым к измученной и несчастной маленькой девочке.