Виктория Готти - Суперзвезда

— Аминь.

«Или, может быть, ты любишь только меня?»

Когда молитва закончилась, Челси откинулась на подушку и закрыла глаза. В ее голове копошились мысли, каждая из которых все ближе подталкивала ее к истерике.

Почему у них нет денег?

Почему мама не может устроиться на настоящую работу, как другие женщины в их доме, те, что сидят по вечерам на крыльце, развлекаясь кофе и сплетнями? Ей хотелось, чтобы ее мама наряжалась и куда-нибудь ходила субботними вечерами, как другие. Куда подевался папа? Кто ее отец?

Челси знала ответ. Она была незаконнорожденной. Мама никогда не скажет, кто был ее отец. Если верить сплетням, он не был одним из тех четверых, с которыми она тогда встречалась.

В свои лучшие дни Мария Хаттон была, что называется, тусовщица, иногда подрабатывающая в массовке малобюджетных фильмов. Челси получилась случайно, но это стало очень тяжелым уроком. Именно тогда Мария пришла к Богу — чтобы очистить душу и вымолить прощение.

Челси старалась быть хорошей девочкой, пыталась поверить в этого Бога, соблюдать те же ритуалы, что и мама. Но на словах все гораздо проще, чем на деле, особенно когда становилось так страшно при виде отца Тома. Для Челси было все труднее ходить с матерью в церковь по воскресеньям, каждый вечер в тесной спальне читать молитвы. Челси сомневалась, что ее душа когда-нибудь очистится. Открыв глаза, она встретилась с взглядом Марии.

— Мама, я молюсь, чтобы у нас появились деньги. Много денег, чтобы мы могли…

— Замолчи, Челси, — резко прервала ее Мария. — Никогда не проси Всевышнего о материальных вещах. — Она замолчала и медленно встала.

— Но мама, я хочу…

— Нельзя молиться Богу лишь тогда, когда тебе что-то нужно, Челси. Тебе необходима Его помощь.

— Да пошел он, ваш Бог! Да пошла ты! — взвизгнула Челси. Ее черные как ночь глаза засверкали, гнев с дикой силой сдавил все внутри.

Мария ударила рукой по железной тумбочке у кровати так сильно, что едва не перевернула ее.

— Неужели ты не понимаешь, Челси? Ты должна молиться о том, чтобы одолеть болезнь.

Челси замерла. Она чувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Сердце бешено колотилось, и мгновение она боялась пошевелиться. Разум подсказывал ей замолчать, послушно кивнуть и покорно извиниться, но сердце призывало к другому.

Только ее сердце знало, о чем молилась Челси Хаттон. Она верила, что однажды Бог услышит ее молитвы. А когда он откликнется на них, она покинет дом без оглядки.

Но этот день пока не настал. Челси почувствовала пронизывающую боль в сердце. Кожа похолодела и стала влажной. Она попыталась выровнить дыхание: вдох, выдох — медленно, ровно. И тут она потеряла сознание.

Когда подоспела медсестра, Челси уже пришла в себя. Сонливая и вялая, она все равно казалась внутренне напряженной. Ассистент врача отметил ровный пульс и дыхание.

Ей предстояла серьезная операция. В тот момент она поняла, что Господь ее наказал. Возможно, она умирала, как и предсказывала мать. Она надеялась, что Бог не заметит ее страха.

«Доктор Гаррон, вас вызывают в операционную номер три, будьте готовы. Доктор Гаррон, вас вызывают в операционную номер три, будьте готовы…»

В операционной собралась профессиональная команда: три медсестры, два местных кардиолога и анестезиолог, а также доктор Фил Гаррон, известный детский хирург-кардиолог. О его бескорыстном отношении к детям из бедных семей, нуждающимся в операции на сердце, знали все.

Грудная клетка была уже вскрыта. Хирург ввел металлический расширитель, развел ребра. Затем он вскрыл перикард, обнажив пораженное сердце ребенка.

— Вот, проблема здесь. — Он многозначительно посмотрел на каждого из стоящих у операционного стола, убедился, что все они внимательно следят за его действиями, и тогда кончиком зонда очертил контур расширенного желудочка.

Доктор Гаррон отвел взгляд в сторону, чтобы сконцентрироваться. Когда он поднял голову, в его глазах промелькнула неуверенность. Попадая к Филу Гаррону, маленькие пациенты всегда находились между жизнью и смертью. Его гениальные руки могли бы творить музыку или создавать божественные скульптуры из камня, но он посвятил себя медицине. Обычно Гаррон был уверен в своих силах, но у этой маленькой девочки шансов на спасение было мало. Плохое питание, нищета — дети расплачивались за это своим здоровьем. И все же он должен был попытаться.

— Ну что ж, приступим…

Пройдя через комнату ожиданий, врач подошел к матери. Он старался не смотреть в глаза, когда говорил ей о том, что произошло в операционной. Когда-то она была красавицей, подумал он, но одинокая жизнь и маленький больной ребенок изувечили ее лицо. Одежда на ней была старая, выцветшее темно-синее платье с обтрепанным, пожелтевшим воротничком, конечно же, куплено у старьевщика. В шкафчике Гаррона висела пара темным брюк от «Брукс бразерс» и кашемировый свитер в тон к ним. Ему стало стыдно, что он имеет так много в этой жизни.

— Почему вы отводите глаза? — напрямую спросила Мария Хаттон. — Она жива?

Хирург посмотрел на нее. Зеленая хирургическая маска все еще висела на шее.

— Ваша дочь — настоящий боец. У нее все получится.

Когда он достал очки из кармана халата, лоб его покрылся морщинами. Он изучил каждую страницу отчета, представленного медсестрой, внимательно вчитываясь в медицинские термины, сделал небольшую паузу и вернулся к началу. Здесь было что-то необычное, показалось ему. Гаррон пытливо искал. Наконец он повернулся к Марии.

— Миссис Хаттон, вы сказали, что у вашей дочери группа крови третья, резус положительный. — Теперь морщины появились в уголках его глаз.

— Да, верно.

Доктор Гаррон покачал головой.

— Вполне понятно, что вы сделали такую ошибку, если учесть тяжесть потрясения, которое вы пережили.

— Нет, — сказала Мария, гордо подняв подбородок. — Никакой ошибки я не сделала. У Челси третья группа, резус положительный.

— Лабораторные данные дооперационного анализа крови свидетельствуют, что у нее первая группа, резус-фактор отрицательный. Запомните это, Если бы Челси потребовалась кровь, могли возникнуть серьезные затруднения. Если бы я целиком полагался на ваши сведения, то мы совершили бы страшную ошибку. Слава Богу, одна из медсестер обратила внимание на анализ крови Челси.

Мария покачала головой:

— Нет, доктор, я знаю, что у нее больное сердце с самого рождения. Я мать, я знаю. У нее третья положительная. У меня все ее справки. Я принесу показать, чтобы вы сами убедились. В вашей лаборатории ошиблись.

— Нет, миссис Хаттон. — Доктор Гаррон покачал головой. — Я уверен, ошибки нет. Я настоял на повторном анализе. Это достоверные данные, абсолютно свежие и точные. Такого оборудования, как у нас, во многих больницах, к сожалению, нет. У Челси первая группа крови, резус-фактор отрицательный.

Лицо Марии исказила тревога, как только слова врача дошли до ее сознания.

Доктор Гаррон взял ее за локоть и усадил в ближайшее кресло. Затем он произнес то, что прозвучало как взрыв бомбы:

— Пытаясь решить возникшую проблему, мы провели ряд исследований. Затем сравнили с результатами анализа вашей крови. Мне нелегко вам это сообщить, миссис Хаттон, но Челси не может быть вашей биологической дочерью.

Нью-Йорк. 1999 г.

— Все неправильно, — неодобрительно вздохнула Кэссиди. — Зрителям это не понравится.

Съемки нового спецблока программы «Момент истины» никак не шли. Она недовольно посмотрела на оператора, застывшего на краю лестницы, ведущей в отель «Плаза» на Пятьдесят восьмой улице.

Продюсер самой популярной телепередачи новостей Кэссиди Инглиш на ходу возмущалась:

— Ради бога, миссис Корнберг — жертва нападения! Ее муж и дочь застрелены у нее на глазах. Она не на приеме у Нэнси Рейган.

Она раздражалась все больше. Возможно, Эстель Корнберг — обеспеченная вдова, светская дама, но на экране она такой быть не должна. Кэсс продолжала:

— Эта женщина единственная, кто выжил после нападения сумасшедшего. Почему она причесана и наряжена, будто на съемках для модного журнала или раздела мод в воскресной «Нью-Йорк таймс»? Дизайнер не прав: сумочка, туфли — все плохо! Черт побери, даже волосы у нее ненастоящие! Что мы обсуждали на совещании по поводу съемок? — Кэссиди развела руками, указывая на окружающую обстановку. — Отель «Плаза», костюм от «Шанель» — все это неверно!..

Другие члены съемочной группы, а также швейцар отеля «Плаза» в молчаливом недоумении наблюдали за ней. Кэссиди — молодой продюсер, стоящий киностудии шестизначной зарплаты, — перебежала улицу, увернувшись от двухколесного экипажа, и подошла к миссис Корнберг. Женщина средних лет все еще стояла, застыв на месте, и натянуто улыбалась.

Боясь пошевелиться, она спросила сквозь зубы:

— Что вы хотите из меня сделать, мисс Инглиш?

— Вот. Наденьте это, — ответила Кэссиди, протянув испуганной женщине свой черный блейзер простого покроя, затем скинула туфли-лодочки на плоской подошве. — Надо думать, как средний американец, миссис Корнберг. Зрители хотят видеть в вас человека, перенесшего трагедию. Они хотят сочувствовать вам, обнять и проникнуться вашей болью. Хотят представить себе, через что вы прошли. Вы должны заставить их поверить, сколько вы пережили после смерти мужа и дочери. Они должны понять, что вы опустошены!

Кэссиди помедлила, чтобы собраться с мыслями, затем, более спокойно, сказала:

— Конечно, речь идет о вашей жизни, миссис Корнберг, но мы хотим, чтобы зрители не остались равнодушными. Они не хотят видеть вас богатой дамой, которая споткнулась на дороге.

Миссис Корнберг сняла пиджак и надела поверх шелковой блузки блейзер, который дала ей Кэссиди, затем сменила дорогие туфли на высоких каблуках на скромные лодочки. Гример и парикмахер засуетились, быстро меняя слишком модную прическу и макияж.