– Не поймал, не поймал, – радовалась Алевтина, этим самым подтверждая, что шар был нацелен именно на начальника.


На следующий день сотрудники только и делали, что обсуждали поведение новенькой, которая оказалась настоящей стервой, и жалели своего начальника, пострадавшего из-за ее амбиций – она захотела сбить все, что занимало вертикальное положение, и оказаться лучше их всех. Алевтина пыталась оправдаться за Василису тем, что та не контролирует себя после принятия спиртного, что, в принципе, было почти правдой. Василиса не отличалась склонностью к употреблению горячительных напитков, без них она была спокойной и покладистой. Но после бокала шампанского ее с непривычки «повело», проснулись низменные инстинкты, которые и залепили Федору по ногам. Хотя Василиса в него не целилась. Если бы она захотела, то попала бы именно туда, куда нужно. В институте она выступала за сборную стрелков и поражала только «десятку».

Федор, как обычно, утром стоял у входа и курил. С первого взгляда не было понятно, насколько вчерашний инцидент повлиял на его здоровье. Но со второго, когда он начинал вышагивать взад-вперед, невооруженным глазом была заметна легкая хромота, делавшая его презентабельный вид каким-то ущербным.

Василиса влетела в офис на крыльях победы. Она нисколько не сомневалась, что равных в боулинге ей не будет. Так и оказалось. Конечно, небольшое недоразумение, из-за которого ее начальник мог вполне оказаться в инвалидном кресле, подпортило ей настроение. Но, увидев его не в кресле-каталке с загипсованными пальцами ног и с мотающейся на нервной почве из стороны в сторону головой, она успокоилась и мило пожелала шефу доброго утра. Федор, увидев ее, встрепенулся, что-то хотел сказать, но только выдавил из себя: «И вам того же», – и похромал к себе на четвертый этаж. Василиса почувствовала легкий укор совести, но с удовлетворением отметила, что сегодня рядом с Федором нет длинноносой блондинки. Кому нужны колченогие мужики? Вот и Забелкин тоже хромает. У них это как инфекция. Слабаки мужского пола, а еще считаются сильным!

– Как ты его! – восхищалась Эллочка, встречая Василису. – Ну, ты даешь! Я бы так не смогла! Хладнокровно и расчетливо. – Эллис, ты решила начальника отправить на больничный? Он тебе чем-то мешает? Насколько я знаю, за последние пять лет он целиком посвящал себя работе. Последние два года даже не ходил в отпуск. Зато наша фирма теперь процветает.

Василиса не стала оправдываться, что хотела сразить не начальника, а администратора, на котором висела Алевтина. Пришлось бы объяснять, почему она хотела это сделать, а она этого сама не знала. В конце концов Федору доставалось от нее и покруче. Если он решил ее уволить, то возражать она не станет. Соберет свои вещички и пойдет на выход.

– Эллис, тебе нужно отнести бумаги на четвертый этаж, – отчеканила Алевтина, углубляясь в свои бухгалтерские отчеты.

Василиса не стала переобуваться, а потопала наверх в кроссовках – вдруг она снова оступится. Третьего раза, чувствовала Василиса, ей не простят.

Бумаги нужно было отнести Федору. Алевтина могла бы это сделать сама, как и раньше, но решила отправить туда Василису, видя ее неадекватное поведение с начальником. Пусть почаще его видит, может, привыкнет, он ей понравится, и она перестанет истреблять мужчин как вид.

Василиса поднялась в кабинет Федора и… увидела за секретарским столом ту самую блондинку, что на днях ворковала с Федором у входной двери. Она представила, что вместо бумаг у нее в руках тяжелые шары, и была готова бросить их блондинке в разукрашенное лицо. Что с ней такое?! Откуда такая ненависть к незнакомой симпатичной девчонке? Раньше ничего подобного она не испытывала.

– Федор Федорович занят, – пропела блондинка сладким голосом. Ей доставляло истинное наслаждение не пускать к начальнику дам детородного возраста. – Оставляйте бумаги здесь, я передам.

– Я не могу их оставить, – твердо сказала Василиса, – их нужно срочно подписать.

– Он занят, я вам сказала, – шипела блондинка, хватаясь за Василисины бумаги, – давайте, я сама передам.

– Нет уж, спасибо, – не сдавалась Василиса, крепко держа бумаги в руках, – я и сама могу.

– Он вас не примет, – блондинка перетягивала бумаги на себя, – он занят.

– А я подожду! – Василиса тянула их к себе.

– Что у вас тут происходит? – Рядом с ними возник Федор.

– Вот, – недовольно фыркнула блондинка, – лезут тут в приемную всякие курьерши.

Василиса вырвала у нее бумаги и сунула их Федору.

– Алевтина срочно просит подписать, – сказала она и выбежала из кабинета.


– Я хочу учиться дальше, – заявила она Алевтине, – мне же нужно как-то расти в карьерном плане?

– Конечно, ты можешь расти и без высшего образования. К примеру, через год станешь старшим курьером, потом главным. Наверное, – неуверенно добавила она. И, глядя на сосредоточенное лицо Василисы, продолжила: – Конечно, тебе нужно учиться. Совсем ведь немного недоучилась.

И Василиса отправилась за справочником для поступающих в вузы. Их продавали в соседнем ларьке вместе с газетами. Когда она вернулась вместе со справочником, в их кабинете стоял Федор.

– Я принес, – он указал на Алевтинин стол, – бумаги, чтобы вы, Эллис, не бегали лишний раз.

Трагично поглядел на нее и похромал назад.

– Что с ним? – не поняла Татьяна.

– Он собирается меня уволить, – предсказала Василиса, – и проявляет нежные чувства. Перед тем как усыпить больного кота, его жалеют и ласкают.

– Ну, допустим, ласк я от него не вижу, – заметила Алевтина, которой не понравилась идея с увольнением подруги, – и ты похожа не на больного кота, а на кусачую кошку.

– Ему и без меня есть, кого ласкать, – вздохнула Василиса, вспомнив о блондинке. – Сидит в его приемной мегера. Та самая блондинка.

– Ах, девочки, – закричала Эллочка, – это наверняка его новая пассия!

Василиса хмыкнула, раскрыла первую попавшуюся страницу справочника и принялась обзванивать все институты, где была возможность сразу зацепиться за четвертый курс.


Забелкин рвал и метал. Рвал свои с Василисой фотографии и метал в ее образ огненные молнии. Прошло несколько дней, а он ничего от нее не добился: ни денег, ни того, что ему было нужно больше денег. Василиса стойко отражала все нападения, врала и изворачивалась. Всю сумму потратить она не могла, Забелкин в этом был твердо уверен. Привыкшая на всем экономить, она и теперь не транжирила, а покупала только самое необходимое. Но не только. Она стала приобретать себе тряпки! Конечно, признавал Забелкин, это пошло Василисе на пользу и изменило ее привычный образ кухарки. Но это признание не доставляло Забелкину удовольствия. С каждым днем деньги таяли. Но они таяли откуда-то . Совершенно ясно, что этим местом был не сберегательный банк. Василиса знать не знала, что такое – хранить деньги в банке. Она могла их хранить только в банке стеклянной. Но ее позиция четко указывала, что стеклянная банка стоит не в ее квартире. Значит, деньги хранились у Алевтины. Ее подруга та еще штучка, но тоже наверняка незнакома с банковской системой. Эта в лучшем случае оплачивает там коммунальные услуги. «Нужно будет, как только подвернется момент, проникнуть в квартиру Алевтины и найти спрятанную валюту», – решил Забелкин.

А пока он восстанавливал справедливость, пытаясь отнять у собаки Манюни ее не верой и не правдой заработанную медаль. В кармане его кожаных штанов лежали кнут, колбаса и снотворные таблетки. Вечер выдался тоскливым и туманным. Свет редких фонарей в парке, где обычно выгуливала свою доберманшу Алевтина, рассеивался, не успев упасть на асфальт дорожек. Чавкающие лужи после прошлого дождя с радостью принимали каблучки и тонкие подошвы сапожек и ботинок. «Вот зараза!» – выругался Забелкин, очутившись в одной из них по самую щиколотку. Но отступать не стал. Он намеревался с помощью заранее порезанной на кружочки «Докторской» колбасы поймать Маньку и снять с нее незаслуженную награду. То, что Алевтина гуляет с собакой в любую погоду поздним вечером, он знал. Знал и места их каждодневных прогулок. В одном таком он и затаился. Мокрая нога мерзла и чесалась, кожа покрылась гусиным налетом, когда наконец-то у кустов, где притаился Забелкин, показался знакомый доберман. На стоящую поодаль лавочку уселась Алевтина или кто-то очень на нее похожий. Забелкину было все равно, кто выгуливает ее собаку – поскольку часто за определенное вознаграждение это делала Алевтинина соседка. Забелкин знал доберманшу – ее наглую морду он узнал бы из тысячи подобных. И сейчас она бесцеремонно нюхала его нос. Он полез в карман и достал оттуда кусок колбасы. Забелкин ни секунды не сомневался, что глупое животное не устоит перед такой аппетитной подачкой. Собака раскрыла пасть и сожрала колбасу одним махом. Забелкин хитро улыбнулся, достал второй кусок и принялся втыкать в него таблетки с сильнодействующим снотворным. «Как только эта тварь нажрется, она сразу отрубится», – думал Забелкин, глядя, как доберманша уплетает колбасу с лекарством. Когда колбаса закончилась, он радостно потер руки и приготовился ждать. Сейчас, сейчас. Собака, как ему показалось, приготовилась спать. Он протянул руки к ошейнику и обнаружил, что его нет на собачьей шее! В это время в его протянутые руки доберманша отрыгнула все таблетки. После этого, поняв, что колбасы больше не будет, она принялась лаять на Забелкина как оглашенная. Первым порывом Забелкина было спасительное бегство. Но пути к отступлению отрезала сидевшая спокойно на лавочке до собачьего лая фигура. Она пошла прямо на Забелкина и со словами «Уси-пуси, моя Муся!» попыталась надеть на него ошейник.

Когда Забелкин разглядел, что это была не Алевтина и не ее соседка, а какой-то незнакомый подслеповатый пенсионер, было поздно. Пенсионер сжал худыми коленками его голову, шлепнул по торчащей заднице (видимо, он всегда так поступал со своей собакой, когда та отказывалась добровольно надевать собачьи принадлежности) и принялся застегивать на шее кожаный ремешок, на котором, как успел заметить Забелкин, не было ни одной медальки! Чтобы не выдать своего инкогнито, Забелкин громко залаял и попытался вырваться.