Ангус покачал головой:

– Нет. Они приезжали один раз, чтобы поддержать меня. Мне нужен был кто-то, кто видел мою маму такой, понимаешь? У меня ведь нет семьи. Чтобы поговорить о том, каково мне, что я чувствую. Я думал, может, если… – Он еще раз покачал головой. – Дурацкая затея. Это не помогло.

– Что случилось с Томом? – мягко спросила она. – Твоя мама сказала, что он болел?

Ангус заметил сочувствие в ее глазах и понял, что это значит.

– Он жив, – быстро сказал он. – Он не тем был болен. Я имею в виду, он не раковый больной. У него ПТСР.

– Посттравматическое стрессовое расстройство.

– Да. Мы работали вместе.

Айви кивнула, как будто все поняла:

– Ах. Это меня не удивляет. Вам приходится иметь дело с такими ужасами.

Это задело Ангуса.

– Почему это тебя не удивляет? – поинтересовался он. – Мы тренируемся для этого. Мы подготовлены к этому. Это то, чем мы занимаемся. Почему это должно быть таким шоком, с которым нам не справиться?

Слова прозвучали жестко и намного громче, чем ему хотелось бы.

– Я этого не сказала, – возразила она. – Просто я не удивлена, что некоторые солдаты подвержены ПТСР.

– А кто тогда остальные? Роботы?

Айви выглядела озадаченной. Она потянулась к нему, но Ангус отодвинулся, и ее рука легла на простыню, так и не коснувшись его.

Он знал, что был несправедлив. Дело не в Айви и ее словах.

А в его вине. За многие вещи.

Он соскользнул с кровати и встал босыми ногами на мягкий ковер с толстым ворсом.

– Это не делает из тебя робота, – очень тихо проговорила Айви.

Он стоял спиной к ней, но мог видеть ее отражение в зеркале богато украшенного комода. Айви села на кровати, как будто собиралась последовать за ним, но передумала.

– Ты это имел в виду, – сказала она через некоторое время. – В ущелье. Ты сказал, что тебе должно быть тяжелее возвращаться туда. Уходить на войну, оставлять своих близких. Тогда я не поняла.

Он покачал головой:

– Ты и сейчас не понимаешь.

Зачем он это сделал? Ему достаточно было объяснить ей, о ком говорила его мама. Айви не нужно было все это слушать. А ему – отвечать на все эти вопросы.

– Нет, – согласилась Айви. – Я никогда не смогу по-настоящему понять. Но я могу выслушать тебя.

Ангус все еще смотрел на нее в зеркало. Айви не двигалась. Она была такая красивая, с распущенными волосами, без макияжа.

И она носила его ребенка.

Какая семейная сцена. Они могли быть супружеской парой, радующейся предстоящему рождению первенца.

Неужели вот это случилось с Томом? Он начал осознавать, что он имел и как много мог потерять? Ангусу захотелось уйти. Из этой комнаты и всего этого домашнего уюта.

Но что изменится? Даже если он уйдет к себе домой, Айви по-прежнему будет беременна. Они навсегда связаны друг с другом.

– Когда я буду уезжать, – сказал Ангус, – я не смогу сказать тебе, куда меня направляют. Или что я буду делать, или когда вернусь. Иной раз меня даже не предупреждают заранее, а значит, я не смогу сообщить и тебе. Иногда у меня будет возможность связаться с тобой, когда я далеко, иногда нет.

Отражение Айви кивнуло.

– Вероятно, я пропущу какие-то важные события и моменты, – продолжал он. – Дни рождения. Школьные собрания и всякое такое.

– Как ты к этому относишься? – спросила она.

– Не очень хорошо, – сказал он, – но не настолько плохо, чтобы бросить работу.

Глаза Айви расширились.

– Мне это и в голову никогда не приходило.

– В самом деле? – Ангус повернулся к ней лицом. – Ты думаешь, нормально по-прежнему хотеть рисковать жизнью и уезжать из дому на неопределенный срок, теперь, когда я собираюсь стать отцом?

– Я не думаю, что то, чем ты занимаешься, нормально, – осторожно сказала Айви. – Но, видимо, жизнь так устроена, что одни занимаются бизнесом, а другие служат в войсках особого назначения. Нам повезло, что есть такие невероятно храбрые, сильные люди, как ты. Австралии повезло.

– Как патриотично, – сухо произнес Ангус.

– Эй! – Айви встала на колени, подползла к краю кровати, ближе к нему. – Не принижай свое значение. То, что ты делаешь, очень важно.

– Как повезло нашему ребенку, – сказал Ангус. – Мама, которая работает семьдесят часов в неделю, и папа, который исчезает на несколько месяцев за рубежом.

– Я не буду такой, как моя мама, – возразила Айви. – Ни за что.

– Я знаю. Ты наймешь самых лучших нянь. И мне вряд ли стоит надеяться, что ты останешься дома. Я…

Она вскочила и ударила его ладонью в грудь.

– Да, я найму няню, но не так, как ты думаешь. У меня уже есть предварительные проекты детской и игровой комнат на моем этаже в Башне Молинье. Так я смогу проводить перерывы и обеденное время с ребенком. И продолжать кормить грудью, даже когда вернусь через полгода на работу. – Она вздохнула, потирая лоб. – Знаю, этого недостаточно. Я уже думала о неполном рабочем дне, но я просто не могу сейчас это решить. Может, через несколько лет, когда компания под моим руководством будет стабильна. Так что ты прав, меня не наградят, как лучшую маму года… но это все, что я могу сделать пока. Я не могу отказаться от всего, ради чего трудилась… – она щелкнула пальцами, – вот так.

Ее рука все еще лежала у него на груди, но прикосновение было уже нежным.

– Я не знаю, что ты делаешь, – сказала Айви, – но понимаю, что ты любишь то, чем занимаешься. Сестры искренне верят, что моя роль в «Молинье майнинг» мне навязана, как будто мама силой внедрила меня в совет директоров своей горнодобывающей компании, но это не так. Мне это нравится. Я люблю вызов, давление, ответственность. А может, я просто эгоистично не хочу отказываться от этой деятельности, учитывая, что мне вообще не нужно работать. Я могла бы каждый день предаваться праздной жизни, и все равно иметь больше денег, чем идей, на что их потратить.

Айви сцепила пальцы обеих рук.

– Я не считаю тебя эгоисткой, потому что ты занимаешься тем, что делает тебя счастливой, – сказал Ангус.

– То же самое я могу сказать о тебе, – ответила Айви.

Но это было не то же самое.

– Раньше Том был, как я, – начал Ангус, не понимая, зачем вообще пытается объяснить. – Мы даже были похожи – примерно одного роста, веса, темноволосые. Вместе прошли отборочные лагерные сборы, а затем полуторагодовой курс подготовки. Нас даже определили в один отряд и направляли на одни и те же задания. Том был отличным парнем. Я думал, что тренируюсь как сумасшедший, но Том порой превосходил меня. Мы подгоняли друг друга, соревновались друг с другом, и оба гордились, что сделали это. Мы обожали боевую подготовку – серьезно, когда тебе платят за прыжок с вертолета, штурм пассажирского парома или спуск по веревке с небоскреба, ты не можешь в это поверить. Мы не могли дождаться нашей первой боевой операции. Он помолчал, потом продолжил:

– Сначала с ним все было в порядке. Или так казалось. Как-то он спросил, не снятся ли мне ночные кошмары о том, что я делал и видел. У меня такого не бывало. Но я солгал и сказал, что снятся. Потом он женился, у них родился Скотт. Может, это все ухудшило? Я не знаю. У Тома начались срывы на работе. Он никогда не рассказывал мне, никому не рассказывал. Но пошли слухи, понимаешь?

– Ты разговаривал с ним об этом?

Ангус покачал головой:

– Нет. Я не очень хотел знать. Верить в это. – Что характеризует его как никудышного друга, отметил он про себя. – Вскоре после этого Том был прикомандирован к небоевому отряду. И наши пути постепенно разошлись.

– Почему?

– Я не знаю, – ответил Ангус.

Но это была неправда. Он просто не позволял себе думать об этом.

– Наверное, – начал он, – это заставило меня взглянуть по-другому на то, чем занимаюсь я, что вообще делают военные. Я задумался: если все это подействовало на такого сильного, храброго и высококлассного солдата, как Том, то вполне может случиться и со мной. Вначале я почти верил, что это заразно или что-то в этом роде.

Он невесело рассмеялся.

– Но если честно, не в этом дело. Я не боялся, что со мной случится то же самое, потому что знаю, этого не произойдет. Прошли годы. Я принимал участие во многих операциях. Столько всякого повидал. И не изменился. Нисколько. Я возвращаюсь домой, отчитываюсь о выполнении задания и продолжаю жить как ни в чем не бывало. У нас есть еще один парень, которому только что поставили диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство». И я знаю, по крайней мере, еще об одном случае. Я почитал немного об этом. О ребятах, которые не могут переключиться, когда приходят домой. Которые караулят свой дом, гоняют всю ночь на машине, вздрагивают при любом шорохе. А я абсолютно в порядке.

– То есть ты считаешь, что с тобой что-то не так.

– Нет, – протестовал Ангус. – Я знаю, что в армии встречаются психи. Люди, которые получают удовольствие от смерти и разрушения. Но это не я. Для меня это работа. Я просто делаю то, чему меня учили: защищать товарищей и успешно проводить операцию.

Айви снова коснулась его, и Ангус понял, что отвернулся от нее и уставился на покрывало. Она провела пальцами по его руке.

– Ты думаешь, с тобой что-то неладно, потому что ты не Том. Потому что ты способен выполнять свою работу и продолжать жить полной жизнью.

Он потер глаза. Он знал, что Айви права; его самого посещали те же мысли много раз.

Но согласиться, признать это…

– Мне чего-то не хватает, – пояснил он. – Я не должен так легко все оставлять – маму, подружек, а теперь и ребенка, и рисковать всем… ради чего? В конце концов, это всего лишь работа. Просто зарплата, как ни упаковывай ее в патриотическую пропаганду.

– Я думаю, ты ошибаешься, – сказала Айви.

Ангус повернулся к ней лицом. Это она ошибалась.

В национальном парке Кариджини она спросила, почему у него нет подруги. Ангус знал, почему: он не хотел жену, семью, от которых стал бы легко уходить, снова и снова. Это несправедливо по отношению к ним. Это ненормально – быть солдатом, которому все нипочем. Может быть, он робот. Машина.