– Ты необъективна! – говорит мне Майя, поглощая миндальное печенье.

Протягиваю руку, чтобы заполучить несколько штук, не приняв в расчет прожорливость своей подруги. Ничего, даже крошки не завалялось, и я остаюсь с пустыми руками, ощущая огромную потребность в сахаре и какао.

Майя, оценив ситуацию, подает знак девушке в белом фартучке, и та приносит нам новую порцию. Одной рукой беру долгожданное миндальное печенье, а другой отодвигаю тарелку на значительное расстояние от подруги.

– Могла бы поделиться хотя бы одним!

– Подожди. Я должна восстановить справедливость. Потом и тебе достанется.

– Ты очень любезна! Давай сюда!

Не в силах устоять, она хватает печенье и улыбается. С полным ртом.

– По отношению к Марку ты несправедлива. Не стоит приписывать своему мужу кучу всяких пороков только потому, что у тебя любовник.

– Но мне с ним скучно! Если хочешь знать, он противный… по сравнению с Ральфом… Полный нуль. Неинтересный.

– Подумать только, цыпонька моя, в течение двенадцати лет тебя все устраивало!

– Не с кем было сравнивать!

Потому что я запретила себе это. Ведь муж – он на всю жизнь. В горе и в радости. И то, что я считала его достоинствами: обходительность, мягкость, независимость, – оказалось лишь предпосылками для его недостатков. Обходительность, мягкость, независимость. Мне они так наскучили! Если бы не эта история с сумочкой, я скорее всего никогда не стала бы искать на стороне. Осталась бы в своем теплом брачном гнездышке навсегда, не задаваясь какими– либо вопросами. Но появилась сумочка. А с ней и потеря доверия к мужу. Теперь есть Ральф, которому удалось пробудить во мне дремавшие инстинкты. Хуже всего, что двенадцать лет я прожила в розовых очках своей повседневности, ничего не замечая.

В таком случае мне следует уйти? Сбросить защитный кокон брака. Чтобы пойти – куда? Уйти, просто чтобы уйти, – это не решение. Бесцельно шататься в почти сорокалетнем возрасте, как Майя? Нужно быть сумасшедшей, чтобы сделать такой выбор. Уйти к Ральфу, может быть?..

– О чем ты думаешь, рыбонька?

Голос подруги вырывает меня из оцепенения.

– Не знаю… Трудно объяснить.

Уйти… но Марк любезно подает мне завтрак в постель. Встает, чтобы сходить в булочную, – не ту, что рядом, а другую – в десяти минутах ходьбы, – поскольку там лучшие круассаны. Мои любимые. Уйти, когда он вот уже в который раз проигрывает диск с первым актом «Дон Жуана» (эта версия не самая хорошая, особенно после того, как я услышала оперу с участием Ральфа). Уйти после того, что он теперь восхищенно посвистывает, когда я покидаю галерею, потому что считает меня красивой, хорошо одетой, блистательной. Я же нахожу его неотесанным. С некоторых пор он считает необходимым рассказывать мне, как прошел его день, даже не представляя, насколько мне на это наплевать, к тому же у него каждый день похож на предыдущий. Все. Меняются только даты. Уйти, хотя отныне он желает меня так сильно, что едва может дышать. В особенности, когда он спрашивает, люблю ли я его. Провалиться сквозь землю, уйти навсегда? За неимением любви я испытываю к нему определенную нежность. Не хочу его ранить. Поэтому лгу. Да. Я люблю тебя – Ральф. Уйти?

– О чем задумалась, детка?

Я задумалась о том, что я собираюсь уйти.

Майя не согласна со мной. На этот раз она оставила свои суетливые движения и выражается пафосно. С огромной серьезностью.

– Шутишь?!

– Вовсе нет. Мне надоело, я чахну. Хватит, я смываюсь.

Как будто это так просто!

– Но еще слишком рано! Ты его едва знаешь!

– Достаточно, чтобы понять: именно с ним я хочу дожить до пенсии.

Моя непоколебимость оставляет ее равнодушной.

– А ты уверена, что твой Дон Жуан примет тебя с распростертыми объятиями? Не сдрейфит ли он, увидев, как ты выгружаешься на его территории со своими манатками?

– Я приеду налегке.

– Ты никогда не задумывалась, почему он выбрал тебя, именно тебя?

– Потому что он меня любит!

Майя пожимает плечами и продолжает:

– Знаешь ли ты, почему по статистике замужние женщины легче находят себе любовников, чем одинокие? Именно потому, что они замужние. Отсутствует риск привязаться или заиметь навязчивую партнершу.

Навязчивую? Никогда Ральф не сочтет мое присутствие навязчивым! Майя обхватывает голову руками, закрывает глаза. Она размышляет, ее кудри падают на стол.

– Ты с ними говорила об этом?

– С кем?

– С Марком, с Ральфом. Ты им что– нибудь говорила?

– Нет.

Мысль о том, что мне придется сказать Марку о своем уходе, ужасает меня.

– Отлично. В таком случае, деточка моя, советую сначала обеспечить себе тыл.

Молчу.

– Поговори с Ральфом, как он на это посмотрит.

Я не сомневаюсь в Ральфе, но вынуждена признать, что моя подруга права. Если Ральф по какой– то причине не захочет иметь меня в качестве постоянной спутницы, может, мне придется пересмотреть свое решение. Было бы крайне неосторожным пренебречь этим советом.

– Представь, что, если он не согласится?

Этого мне совсем не хочется представлять.

– Ты же не собираешься оставаться одна? В твоем возрасте…

Смотрю на нее. Неожиданно ставшая очень серьезной, Майя берет меня за руку:

– Знаешь, это вовсе не смешно. Каждый раз, как встречаешь мужчину, тебе кажется, что он тот самый… Потом снова и снова… У тебя же есть нечто постоянное, сложившееся… Кто– то, с кем можно поговорить, отправиться в путешествие. Партнер для игры в карты, наконец!

Она встряхивает головой, чтобы избавиться от нахлынувшей грусти. Много раз я слышала эту печальную исповедь. Сожаление? Воспоминание о связи, которая того не стоила?

– Поступай как хочешь, Клео. Только ни в коем случае не оставайся в одиночестве.

В уголке глаза Майи появляется слезинка. Растроганная, я встаю и обнимаю ее. Приникнув головой к волосам подруги, я пытаюсь ее успокоить:

– Ты не одинока, Майя. Я с тобой. И всегда буду рядом.

Улыбается. Мужчины приходят и уходят, а подруги остаются…

* * *

Дрожу как осиновый лист. Ральф накрывает меня одеялом и прижимается к моей спине, чтобы согреть. Сказал, что любит меня.

– Вы опять дрожите, Клео…

– Ральф…

Он только что признался мне в любви. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Как вы посмотрите на то, что мы будем проводить… – Сложно закончить фразу. Удастся ли точно выразить мою мысль? – Больше времени вместе?

Он рассеянно гладит меня по волосам.

– You mean… holidays?[60]

– Да, отпуск… Но не только…

Рука повисла в воздухе. Он, судя по всему, не понимает.

– Мы могли бы просыпаться по утрам… вместе.

Улыбаюсь. Ральф приподнимается:

– I don't get it…[61]

К моему великому удивлению, он встает и начинает расхаживать взад– вперед по комнате, словно лев в клетке. Его лицо, обычно такое спокойное, оживляется гримасой. Останавливается. Думает. Отказываясь верить своим глазам, я понимаю, что последует «нет».

– Клео…

Стоя передо мной, он дотрагивается до своего горла.

– А Марк?

Марк. Это все, что он может мне сказать? Однако до последнего момента существование моего мужа его не очень– то заботило. Я встаю, подхожу к нему, целую в мочку уха и беру его за руку, усаживая на кровать.

– Look,[62] Ральф…

Он качает головой:

– No…[63]

– Mark is out…[64]

Продолжает качать головой:

– No, no, no. No!

Он почти прокричал это. В оцепенении я убираю прядь, упавшую мне на лицо, чтобы разглядеть выражение его лица.

– No, Клео. Не бросайте мужа… Только не из– за меня. У нас все было так прекрасно, но…

«Было»? «Но»? Этих двух слов достаточно, чтобы меня убить. Я готова сгореть от стыда. Прячу глаза, уже полные слез. Ральф сжимает мои запястья:

– Вы слишком увлечены мной, Клео. Это опасно.

Потоки слез струятся у меня по щекам. Голова непроизвольно поворачивается в разные стороны в знак отрицания. Я не могу поверить.

– Давайте на том и остановимся… Пошло все к черту. Пустота.

– В Нью– Йорке… у меня жена… и двое детей…

При этих словах его глаза светятся нежностью.

Я понимаю, что никогда уже не смогу быть рядом с этим мужчиной. Как настоящий джентльмен, Ральф протягивает мне бумажный платочек и обнимает, чтобы успокоить.

– Послушайте, Клео, мы пережили столько прекрасных моментов вместе. Вы станете одним из лучших моих воспоминаний…

Зачем тогда все прекращать? Потом он говорит, пытается найти аргументы, чтобы меня утешить, а мне хочется исчезнуть в его объятиях. Навсегда.

– My little french girl…[65]

Он тихонько отстраняется. Я глубоко вдыхаю запах его тела, волос, последнее ощущение аромата «Аби руж» и осознаю, что я, как и он, пытаюсь оставить себе «воспоминания». Затем быстро одеваюсь и возвращаюсь домой.

Марк застает меня принимающей ванну с лавандой. Он подходит, садится на край и гладит меня по лбу.

– У тебя был неважный день, детка?

Трудно его разубеждать: у меня глаза красные, как у кролика.

– Хочешь все мне рассказать?

Я качаю головой, и он протягивает мне полотенце. Не задавая вопросов, Марк энергично растирает меня, высушивает волосы, брызгает туалетной водой и одевает, словно куклу. Затем, обнимая меня за плечи, выводит на улицу.

– Пойдем выпьем по стаканчику.

Подчиняюсь. Подстраиваюсь под его шаг, не отдавая себе в этом отчета. Мое сердце разбито.

Заботливость Марка раздражает меня.

Однажды возле площади Бастилии мне показалось, что я увидела Ральфа. Сзади. Когда тот человек обернулся, оказалось, что я ошиблась. Со мной в последнее время такое часто случалось. Знакомый силуэт, голос, запах. Ральф все еще жив в моей памяти.

Я не держу на него зла. Мы пережили нашу связь каждый по– своему. Вот и все. Я почти поверила в большую любовь, но для него все было просто приятным времяпрепровождением. Если он и не любил меня по– настоящему, то по– своему любил те минуты, которые мы проводили вместе.