Линн показала руку Марте, и Марта тоже закатала рукав.

– А мне можно?

– Конечно. – Он написал: «Трайбека будет жить вечно» и поставил такую же закорючку в виде подписи. Кто угодно мог бы нацарапать это у них на руках.

Линн выудила телефон.

– Нам нужно сфотографироваться с вами. Наши друзья нам в жизни не поверят. – Она протянула мне телефон. – Вы не возражаете?

Внезапно включившись в эту ситуацию, я взяла телефон и откинулась назад, чтобы все трое вошли в кадр. Марта с Линн подняли руки, чтобы продемонстрировать надпись. Я произнесла:

– Раз, два, три. – Телефон щелкнул, и две леди плюхнулись на свои места, довольные. Вновь выросла невидимая стена.

Мика повернулся вперед. Выражение его лица не изменилось, но я прямо-таки почувствовала, как поникли его плечи, а из него стала утекать энергия.

– Похоже, это утомительно, – прошептала я.

– Ну, это лучше, чем жарить бургеры.

– Отлично сказано. Но все же как ты стал музыкантом?

– В старшей школе я основал группу с парой друзей и иногда разрешал сестре петь с нами. – Он бросил на меня взгляд. – Я никогда не говорил ей, что наша аудитория разделится на два лагеря, если мы объявим, что петь будет она. Я не особенно хорошо учился в школе, но летом всегда работал и копил деньги, чтобы потом переехать в Бруклин и присоединиться к каким-нибудь парням, которые будут искать лидера группы. Как говорят, об остальном история умалчивает.

– А чем еще ты занимаешься? Когда не выступаешь, не ходишь по вечеринкам и не поддерживаешь на концертах сестру?

Его глаза тут же сузились. Он подумал, что я пытаюсь разговорить его насчет всех тех женщин, с которыми он встречался в свободное время? А если и да, насколько это ужасно? Однако он расслабился и вновь изобразил насмешливую ухмылку.

– Музыка занимает около восьмидесяти процентов моего времени. Я либо гастролирую и репетирую, либо сочиняю или планирую встречи с другими музыкантами. Все остальное время я выпускаю пар или сплю.

– А как ты выпускаешь пар? – не унималась я. Но я спрашивала не как журналист. Мне действительно было интересно.

Недобрый огонек зажегся в его глазах, и я поняла, что перегнула палку.

– В основном совершаю прогулки по дебрям Амазонки. Знаешь, во имя спасения тропических лесов.

Я ткнула его в плечо, но он и не пошатнулся. Его плечевая мышца была твердой, как камень.

– Ты дразнишься.

Правда, через секунду он притворился, что я сумела нарушить его равновесие.

– Да? Почему тогда именно я вчера остался стоять один на улице?

Прежде чем я смогла облечь мысли в слова, воздух вокруг нас резко и заметно изменился. Люди суетились вокруг стульев и устраивались на места. Если снаружи и была очередь, я ее не заметила. Через мгновение включились прожекторы. Иден сказала мне, что во время выступления я как раз могу настроиться и сделать пару тестовых кадров. А еще она велела мне походить по залу и сделать съемку с разных ракурсов, но все места оказались заняты и по обе стены в проходах толпились люди. Я закрою кому-то обзор, если начну здесь расхаживать. Но мне платили именно за то, чтобы я закрывала кому-то обзор.

Тобин, парень, с которым мы познакомились раньше, вспрыгнул на сцену под гром аплодисментов и свист. Он взял микрофон и оглядел публику.

– Как приятно видеть здесь сегодня столько знакомых лиц.

Еще больше аплодисментов.

– Тот факт, что вы заплатили за это мероприятие в пять раз больше, чем в любом другом случае, говорит об одном: меня бессовестно используют.

Зал расхохотался.

– Начиная с завтрашнего дня, плата за вход будет пересмотрена соответствующим образом. – Тобин улыбнулся. – А если серьезно, я очень ценю, что вы все пришли сегодня. Выручка будет направлена на благую цель.

Тобин умолк на минуту, и улыбка исчезла с его лица. Он откашлялся.

– Некоторые из вас помнят мою маму Елену. – Он почесал щеку почти машинально, быть может, желая смахнуть слезу. – Мама билась в долгой жестокой войне. Она неистово поддерживала меня во всем. Она стояла на своем и действительно меняла мир, несмотря на собственную хрупкость. В ней было столько сил, но… – Он сделал глубокий вдох и выпустил воздух, как будто не мог держать его в себе.

Кто-то из зала крикнул:

– Мы любим тебя, Тобин!

Другие зааплодировали и тоже стали его подбадривать.

Тобин поднял руку, показывая на баннер у него за спиной, где было написано название организации, специализировавшейся на изучении мышечной дистрофии.

– Вместе мы найдем лекарство. – Его голос зазвенел, и слезы потекли сами собой. – Давайте похлопаем Иден Синклер и Келли Хинд, которые согласились потратить личное время на этот особый вечер.

Толпа разразилась мощными аплодисментами, скорее, в поддержку Тобина нежели фонда, собиравшего деньги. У меня возникло такое чувство, что эти люди пришли бы туда, даже если бы он попросил их поддержать школу клоунов. И хотя я не знала Тобина, его речь тронула меня. Мое сердце сжалось, когда я услышала о его утрате. Я поборола желание вернуться ко входу и заплатить за концерт. Но у меня и сотни долларов при себе не было. Да и на банковском счете тоже.

Когда Мика наклонился ко мне и спросил, видела ли я когда-нибудь Келли Хинд, я покачала головой, боясь открыть рот – в горле стоял комок.

Наконец, Келли вышла на сцену, прочитала короткую речь и начала играть. Я подняла фотоаппарат и сделала кадр. Услышав жужжание затвора, я поморщилась. Я взглянула на Мику, но он продолжал кивать в такт музыке. Мне хотелось верить, что я просто гиперчувствительна к музыке, и я стала снимать дальше. Потом я проверила, что получилось, и поменяла настройки, приспосабливаясь к свету. Убедившись, что настройки правильные, я расслабилась и отдалась музыке. Это был не тот стиль, который я предпочитала, но женщина играла и пела очень хорошо. Находиться здесь уж точно лучше, чем подпирать стены на улице в ожидании знаменитости или за поглощением бургеров.

Я чуть повернула голову, чтобы сфотографировать Мику, пока он не видит. Он был очень увлечен певицей. Он даже постукивал пальцами. Его светлые волосы чуть подрагивали в такт музыке. Он был невыносимо красив. Вена, пробегавшая по его шее, вздувалась и расслаблялась, когда он приоткрывал рот. Он шевелил губами, словно подпевал. Как будто пел про себя.

Моя кожа покрылась мурашками, когда я осознала, что он сидит на расстоянии в полфута от меня. Я не знала, удастся ли мне когда-нибудь еще оказаться к нему так близко и чувствовать себя настолько комфортно, как будто я знаю его целую вечность. Мне хотелось толкнуть его, потянуть за волосы, ущипнуть за руку – сделать что угодно, чтоб прикоснуться к нему.

И тут мое желание исполнилось само собой: он положил руку на спинку моего стула и наклонился ко мне, не отводя глаза от сцены.

– Что скажешь?

Не знаю, как ему удалось произнести это так, чтобы никто не услышал. Я не была уверена, что смогу поддерживать нужный уровень громкости, так что показательно повернулась к нему, сделав вид, что вовсе не наблюдала за ним до этого, и прошептала ему на ухо:

– Она хороша.

Мне хотелось потереться плечом о его руку, но еще я надеялась, что он забудет от меня отодвинуться. Если бы Энди знал, что я сидела рядом с Микой и не задала ему ни одного провокационного вопроса, он распял бы меня. Но чем меньше Энди знает, тем лучше он спит.

Мика произнес:

– Погоди, пока выйдет Иден.

Однако в тот самый момент я желала смотреть только на него. И я недоумевала, как же я сделаю то, зачем сюда пришла, пока рука Мики Синклера лежит у моих плеч в темноте клуба. Я откинулась назад в порядке эксперимента, и его пальцы впились мне в руку и чуть сжались.

Келли пела что-то о чувстве, похожем на тень, и я задумалась, не про меня ли она написала эту песню.

Глава 9

Спев шесть песен, Келли поблагодарила аудиторию и сошла со сцены. Софиты засияли чуть ярче, и люди встали, потянулись и отправились по туалетам или к барной стойке. Мика повернулся на стуле, ни на волосок не убирая руку с моей спины.

– Раньше я много играл в этом клубе. Иден показала, откуда лучше всего снимать?

И вот так мы включили в Мике эксперта по публичности.

Я выпрямилась.

– Нет. Расскажи мне.

– Начни здесь. Иден не так много двигается, чтобы ты пропустила какие-то интересные па.

– Ладно.

– После того как ты снимешь все, что нужно, иди к бару. – Он указал в нужном направлении, подняв плечо. – Видишь те столы? Они находятся на возвышении. С того угла можно сделать отличные кадры.

– Поняла.

– А затем – туда. – Он указал на другую сторону сцены. – Там есть лестница на сцену. На ней и расположись. Можешь даже на сцену подняться, если не будешь привлекать особого внимания. Лучше попасть туда, прежде чем она начнет последнюю песню.

– А почему? И какая последняя песня?

– Просто поверь мне.

– Конечно. – Я была профессионалом и уж точно могла прислушаться к указаниям.

– А где следующая точка?

Он снова повернулся и указал место, которое мы уже обсудили.

– Там.

– Снова?

– Нет, не там. – Он дотронулся до моего лба и чуть толкнул, так что я тут же посмотрела назад и увидела дверь в клуб.

– На улице?

– Да. Когда закончишь, встретимся снаружи.

Я посмотрела в голубые, как Карибское море, глаза Мики.

– Встретимся снаружи, – повторила я, как будто для него это значило нечто большее, чем для любого другого.

Его губы изогнулись в очаровательной полуулыбке, и ямочки заиграли на щеках.

– Да. Нужно пойти повеселиться после концерта. Если, конечно, это для тебя не слишком поздно.