Далее они спустились по узкой лестнице и через несколько минут были уже во дворе.

В эту самую минуту сверху раздались голоса их преследователей. Дервиши, заметив бегство Реции, поспешили за ней, чтобы догнать и отвести назад.

Ужас охватил обоих беглецов. Увлекая за собой Саладина, Реция спешила по двору в длинный мрачный коридор, выходивший на улицу. Гонимая непреодолимым страхом, она бежала с мальчиком. Колени ее дрожали, и маленькие ножки отказывались служить ей, но она превозмогала усталость.

Саладин, ее любимец, сознавая опасность, напрягал все свои силы, чтобы успевать за ней.

В коридоре было так темно, что Реция должна была ощупывать дорогу левой рукой, чтобы не наткнуться на стену, правой же тащила за собой мальчика.

Они уже почти выбрались на улицу, свежий ночной воздух дул им в лицо, Реция свободно вздохнула, как вдруг Саладин в страхе обернулся назад.

– Они идут, они идут сюда! – воскликнули его дрожащие губки.

Реция также взглянула назад в коридор – там показались преследовавшие ее дервиши с факелами. Они быстро приближались к беглецам, и Реция поняла, что им опасно бежать по дороге – они непременно попали бы в руки своих преследователей, которые в скором времени должны были увидеть и догнать их.

Саладин плакал от страха. Тогда Реция потащила его к стенам развалин. Там она завернула в примыкавший к ним лесок, чтобы укрыться в его чаще.

Саладин тотчас же понял намерение Реции. Горе и опасности рано развили в нем рассудок. Теперь он и сам тащил дальше свою спасительницу, беспрестанно оглядываясь назад.

Дервиши с факелами не дошли еще до выхода из развалин, когда Реция с мальчиком были уже в кустах, скрывавших их от взоров преследователей. Все дальше и дальше спешила она, тернии рвали ей одежду и до крови царапали ноги, но она не чувствовала боли: любой ценой надо было спасти себя и мальчика.

Они уже отошли на большое расстояние от стен и скрывались под сенью деревьев, как вдруг Саладин, боязливо прижимаясь к Реции, шепнул ей, что видит на дороге факелы.

Реция увлекала его все глубже и глубже в чащу леса.

Пробежав значительное расстояние по дороге, некоторые из дервишей поняли, что здесь не найти им беглецов, что, вероятно, они спрятались где-нибудь в кустах.

Двое продолжали бежать, а двое с факелами принялись обыскивать примыкавшие к развалинам кустарники.

Саладин и Реция заметили, что дервиши повернули в кусты.

Мальчик не мог идти дальше. Его маленькие ножки были изранены тернием.

– Так останемся здесь, – решила Реция, – войдем в этот большой густой куст.

– А если они найдут нас здесь, Реция?

– Тогда мы должны будем вернуться в нашу тюрьму.

– Спрячемся хорошенько.

Реция и Саладин раздвинули ветви высокого кустарника и забрались в самую середину его, со всех сторон окруженные густым лесом листьев и игл.

Здесь они надеялись укрыться от преследователей.

Было так темно и кустарники так густы, что они не могли видеть, что происходило вокруг.

Только по приближавшимся голосам и слабому свету они догадались, что дервиши близко.

Несчастные дрожали от страха в своем убежище, еще минута, и все должно было решиться. Что, если преследователи найдут их?

Саладин крепко прижался к Реции, и та прислушивалась, затаив дыхание, она слышала уже шаги дервишей, ясно могла разобрать их слова. Она услышала, что и остальные два дервиша поблизости обыскивали кусты, убедившись, что на дороге Реции не было.

Все ближе и ближе подходили они к тому месту, где укрывались наши беглецы, обыскивая чуть ли не каждый кустик.

Вот они уже у самого их убежища, стоит им раздвинуть ветви – и бедняги погибли.

Вдруг они повернули в сторону.

Реция свободно вздохнула и в радостном волнении обняла Саладина, теперь они снова стали надеяться.

Но уже через минуту один из дервишей вернулся назад, как раз к тому кусту, где сидели, прижавшись, Реция и Саладин. Теперь они совсем отодвинулись в другую сторону.

Дервиш раздвинул ветки и факелом своим осветил густо заросший кустарник. Густо сплетшиеся между собой сучья скрыли беглецов. Дервиш не заметил их и опустил ветви.

Теперь только Реция и Саладин были спасены.

Оба преследователя отправились дальше.

– Здесь их нет, – заметил один из них, – ведь не можем же мы обыскать весь лес!

– Может быть, их нашли другие!

– Вернемся, что терять понапрасну время!

Вслед за тем оба дервиша вернулись в развалины.

Раздвинув немного ветви, Реция следила за красноватым светом удалявшихся факелов.

Вдали она увидела остальных дервишей, также безуспешно возвращавшихся назад, и скоро, подобно блуждающим огонькам, мерцающий свет факелов совершенно исчез в стенах развалин.

Тут только поднялась Реция, за ней вскочил и Саладин.

– Ах, моя милая, дорогая Реция! – вскричал он. – Не оставляй меня! Возьми меня с собой!

– Куда? – невольно вполголоса вырвалось у Реции. – Куда нам теперь деваться?


В это самое время Шейх-уль-Ислам вполне вознаградил себя за утрату дочери Альманзора, последней отрасли дома Абассидов, захватив в свои руки ненавистного ему принца Юсуфа и его адъютанта.

– Теперь я узнаю ваше высочество, – сказал он, – тем не менее я должен просить вас пробыть здесь до утра, мне нужно известить его величество султана о неожиданном событии! И бей останется также при вашем высочестве, пусть его величество сам произнесет приговор!

– Я должен уйти! – вскричал принц Юсуф, увидев, что Реция уже убежала, тогда как непреодолимая сила влекла его к ней. – Зачем оставаться мне здесь, с какой стати?

– Ваше высочество, вероятно увлекшись соблазнительными речами, проникли в эти места, – отвечал Мансур-эфенди, – и теперь не выйдете отсюда до тех пор, пока его величеству султану не будет известно все!

– Донести обо всем его величеству султану ваша светлость может в любое время, – обратился Гассан к Шейх-уль-Исламу, – но ничто не дает вашей светлости права держать здесь под арестом императорского принца и меня! Подобное насилие не останется без последствий!

– Побереги для других свои угрозы и увещевания, – отвечал Мансур-эфенди со всем высокомерием, на какое был только способен, – я остаюсь при своем решении.

– Я не могу оставаться здесь! – воскликнул Юсуф, делая несколько шагов в том направлении, куда бежала Реция. – Я должен уйти!

– Запереть ворота! – приказал Шейх-уль-Ислам.

– Ваша светлость не думает о последствиях подобного приказа? – спросил, дрожа от гнева, Гассан, между тем как окружавшие Мансура дервиши бросились исполнять его приказание.

– Я ни за что не останусь, если бы даже осмелились употребить силу! – закричал Юсуф.

– Будь рассудителен, принц! – шепнул Гассан.

– Если вашему императорскому высочеству угодно расположиться поудобнее, здесь к вашим услугам есть комната.

– Мы заключенные? Так это правда? – в негодовании спросил принц.

– Это неслыханное насилие! – воскликнул Гассан.

– Кто виноват в насилии, пусть решит его императорское величество! – с ледяным равнодушием отвечал Шейх-уль-Ислам.

– Так останемся же здесь. Пусть решится, имеет ли этот человек право поступать с нами, как с заключенными! – запальчиво вскричал принц, видя невозможность следовать за девушкой, красота которой произвела на него такое впечатление.

– От вашего высочества зависит выбор места, – ответил Мансур-эфенди, пожимая плечами. – Если вам угодно остаться здесь, я против этого ничего не имею! За мной! – обратился он затем к своим спутникам.

Дверь с шумом захлопнулась за ними.

Принц Юсуф и Гассан остались одни, в крайнем негодовании на ненавистного им Мансура.

Фонарь слабо освещал страшный коридор Чертогов смерти.

– Что скажешь ты на это приказание, Гассан? – обратился крайне взбешенный всем этим принц к своему наставнику.

– Скажу, что мы должны пока уступить, чтобы остаться правыми!

– Я согласен с тобой! Одно только тревожит меня!

– Что же это такое, принц?

– Что я не могу последовать за освобожденной узницей! Утешимся же той мыслью, что, по крайней мере, мы исполнили свое намерение и освободили Рецию!

– Ваше высочество хотели бы следовать за ней? – спросил сильно удивленный Гассан.

– Ах, да, Гассан, мне хотелось бы еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней! О, как хороша она!

– Кажется, ваше высочество очарованы ее красотой?

– Мне так хотелось бы следовать за ней, и вдруг мы принуждены остаться здесь, – печально сказал Юсуф. – Пойдем в тот покой, где так долго томилось прелестнейшее существо на свете!

С этими словами принц вошел в бывшую темницу Реции. Лицо его сияло радостью, точно он переступил порог святилища.

– Вот здесь она жила, здесь она плакала! – продолжал он. – Там она отдыхала, в то окно смотрела! Останемся в этой комнате, Гассан?

Гассан молча смотрел на очарованного первой чистой любовью принца.

– Теперь я благодарен Шейх-уль-Исламу за то, что он не отпустил нас. Я могу теперь быть в том покое, где еще час тому назад томилась Реция! Здесь ступали ее ножки, там на постели отдыхала она – останемся здесь, Гассан! – сказал Юсуф, обнимая своего любимца. – Понимаешь ли ты, что наполняет и волнует мою душу!

– Я с удивлением слышу и вижу это, принц!

– Чему ты удивляешься? Оттого, что я не обращаю внимания на приставленных ко мне в услужение рабынь и одалисок, не заключил ли ты, что я не могу любить ни одной женщины? Или тебя удивляет, что так внезапно все во мне потянулось к ней? – спрашивал Юсуф. – Разве я сам знаю, как это случилось? Та непостижимая сила, что непреодолимо влекла меня принять участие в ее освобождении, была уже предчувствием любви! Мне казалось, что иначе не могло и не должно быть, точно нужно было освободить часть меня самого! Теперь я разгадал эту загадку!

– Реция уже не свободна, принц! Боюсь, что любовь эта будет несчастной!