Гассан хотел поблагодарить загадочное создание, хотел удержать ее, но она проворно и неслышно шмыгнула назад по коридору, оставив их одних у двери, ведущей в тюрьму Реции.

Помощь Сирры не только разом избавила их от всех опасностей, но и привела к цели. Стоит им только открыть двери, освободить Рецию и вместе с ней оставить это старинное, страшное здание, и они достигнут всего, чего только желали.

– Зачем оставляет она нас? – тихо спросил принц.

– Она говорит, что должна уйти. Почему? Не знаю, – отвечал Гассан. Поставив фонарь на пол, он взял из связки ключей тот, на который указала ему Сирра, и тихо вложил его в замок двери.

– Это была она! Я твердо уверен, что это было чудо из дома софта, – шептал Юсуф.

– Мы спасены, – тихо сказал Гассан, открывая дверь. – Здесь ли, в этой ли тюрьме ты, прелестная дочь Альманзора, супруга Сади-бея?

– Кто там, кто ты? – прозвучал дрожащий голос, и Реция, вставши с постели, вышла навстречу молодым людям, так неожиданно явившимся к ней ночью.

Все это казалось ей сном! Но удивление и радость Реции при словах Гассана были так велики, что она даже забыла накинуть на свое прекрасное лицо ячмак, который она снимала на ночь.

– Мы пришли от имени Сади освободить тебя, прекрасная Реция, – отвечал Гассан. – Я друг и приятель Сади-бея – Гассан-бей.

– Почему же не пришел сам Сади? – спросила Реция. – Зачем послал он тебя? Уж не забыл ли он меня?

– Нисколько! Он должен был отправиться на битву, а мы пришли освободить тебя, – сказал Гассан.

Тут только вспомнил он о принце, который стоял как очарованный при виде прелестной девушки – такой красоты он никогда еще не видел.

Неподвижно смотрел он на сиявшие радостью черты Реции, в ее сверкавшие слезами глаза, на ее грациозную фигуру и, очарованный, не мог произнести ни слова.

– Освободи меня, благородный бей, – воскликнула Реция вне себя от радости, – и спаси меня от этой тяжкой неволи, я хочу следовать за Сади хотя бы на край света!

Тут только заметила она юношу, взоры которого были прикованы к ней. В ту же минуту вспомнила она, что лицо ее не закрыто.

Яркий румянец разлился по ее нежным щекам, и она проворно накинула покрывало.

– Пойдем скорее, – тихо промолвил ей Гассан, – час освобождения наконец пробил.

– Это ты, Реция, дочь Альманзора, – сказал принц. – Тот час, когда я увидел тебя, – счастливейший в моей жизни!

– Скорее уйдем отсюда, – торопил Гассан.

– Дай мне твою руку, прекраснейшая из женщин, – просил Юсуф, – доставь мне блаженство вывести тебя из этих мест мучений на свободу.

Реция подала руку принцу, Гассан с фонарем пошел впереди, и все трое вышли из камеры.

Но только что вступили они в коридор, как вдруг навстречу им показался Мансур-эфенди, окруженный несколькими дервишами.

– Что такое произошло здесь? – спросил он ледяным тоном. Затем, обращаясь ко всей свите: – Запереть двери! – приказал он. – Здесь совершено преступление!

– Назад! Дорогу для этой заключенной и для меня! – вскричал принц Юсуф.

– Кто осмеливается говорить таким тоном в развалинах Кадри? – прогремел Шейх-уль-Ислам.

– Я! Ты меня не знаешь? Так знай же, я – Юсуф Изеддин, сын всемогущего султана, повелителя всех правоверных!

– Хоть бы ты был сам его величество султан! – вскричал Мансур-эфенди. – Дело в насилии, а не в лице, позволившем его себе! Запереть двери! Должно проверить, кто те, что самовольно проникли в эти места и, таким образом, сами попали в число заключенных! Пусть его величество султан сам произнесет приговор над ними.

XI

Принцы

По приказанию султана Абдул-Азиса в жизни обоих принцев, Мурада и Абдул-Тамида, произошла перемена. До того времени они под строгим надзором жили в отведенном им дворце. Теперь же каждый из них мог свободно переехать в свой собственный дворец. Несмотря на это, принц Мурад по-прежнему вел замкнутую жизнь. Мать его, черкешенка, была христианка[22], и Мурад охотно перешел бы в христианство, если бы не его виды на престол.

Принц Мурад мечтал одно время вступить в брак с европейской принцессой и вести европейский образ жизни. Но желание это было невыполнимо при установленном исламом порядке престолонаследия. Так, он решился завести трех жен, и то потому только, что первая из них оставалась бездетной. Она сама выбрала ему двух других, из которых одна была матерью принца Саладина.

Из детей султана Абдул-Меджида, который на смертном одре взял со своего брата Абдул-Азиса клятву пощадить его сыновей, принц Мурад был старшим и потому после смерти Абдул-Азиса должен был наследовать престол. Следующий за ним был принц Абдул-Гамид, его единокровный брат. Родная мать его рано умерла в гареме, и мальчик был усыновлен бездетной второй женой Абдул-Меджида, так что и теперь она считалась матерью Гамида.

Радостно прошли детство и юность принца до двадцати лет. Пока жив был отец его, султан Абдул-Меджид, весело и приятно проводил он время сначала в кругу мальчиков, потом рабов и слуг и, наконец, среди прекрасных рабынь.

Не много оставалось времени на учение. Принц Мурад, а также и Гамид, учились читать и писать по-турецки и по-арабски, а когда султан Абдул-Азис в 1867 году во избежание заговора взял их с собой на Парижскую выставку, они выучились еще нескольким французским фразам.

Принц Гамид занимался также некоторыми науками, и в комнатах, где он жил, можно было увидеть целую коллекцию географических карт. Принц завел себе европейский костюм и такую же обстановку. Он уже более не любил турецких украшений с полумесяцем и звездами, и работали у него французские и немецкие рабочие, которые должны были поддерживать порядок в европейском вкусе. Так, на службе у него были садовник Шлерф и скульптор Ульрих, гаремный врач был тоже немец из Ганновера.

В то время как принц Мурад любил спиртные напитка и часто сорил деньгами, брат его, Гамид, был ему полной противоположностью. Деньги он тратил расчетливо и аккуратно, не любил пирушек и вел довольно скромную жизнь. Худощавый, с суровым лицом, с длинным армяно-турецким носом и черными усами, он казался человеком волевым и энергичным.

От отца Гамид унаследовал маленький дворец в Киагиме-Хане на пресных водах и земли в Маслаке, где он устроил себе поместье, совершенно в своем вкусе. Когда его главный дом – крестообразное здание с фронтонами на все стороны – был вчерне окончен, он отослал архитектора и сам принялся размещать обстановку по разным образцам, выписанным им с Запада, преимущественно из Вены. По этим-то образцам устроил он все в своем новом дворце. Наружный фасад этого маленького двухэтажного здания внешне был не особенно привлекателен. Зато роскошны были окружающие его парки и восхитителен вид, расстилающийся с его террасы во все стороны, так как он лежит на холме. В садах располагались оранжерея, богатый птичник, великолепные фонтаны и прелестный Ей-мунлук[23]. Гаремный сад обнесен был огромной стеной.

Вступив во дворец, вы прежде всего входили в белый зал с ясеневой мебелью. Далее, по широкой лестнице, подымались наверх в такой же, но украшенный позолотой и с золоченой же мебелью зал верхнего этажа.

Внизу, направо, располагались покои Гамида, состоящие из трех комнат, отделенных одна от другой тонкой стеной. Во всех трех мебель была из розового и палисандрового дерева. Первая комната – кабинет Гамида, вторая, отделяющаяся от первой подвижной зеркальной стеной, – уборная, а последняя – спальня. Налево от зала находился гарем с белой мебелью, спальня и уборная хозяйки дома, главной жены принца.

В верхнем этаже, налево от золотой залы, имелись комнаты в арабском стиле; те же, что лежали направо, украшены были мебелью из черного дерева. В этих-то покоях и жил принц со своей женой и двумя детьми, маленьким мальчиком и девочкой, совершенно a la Franca, как говорят в Турции. Желая подражать европейскому образу жизни, он обедал с ними за одним столом, вместе с ними гулял по саду после того, как султан Абдул-Азис неожиданно дал свободу принцам.

В то же время принца Гамида можно было считать верным мусульманином: он не пропускает ни одного из предписанных исламом религиозных обрядов, любил даже похвалиться своим благочестием. Когда однажды случилось ему в час молитвы быть вне дома, он приказал сопровождавшим его слугам разостлать ковер и при всех совершил свою молитву. В странном противоречии с этим было то обстоятельство, что он держал домашнего дервиша, который служил ему придворным шутом.

Принц Гамид не имел близких друзей, брат же его Мурад напротив. Из слуг его с некоторых пор наибольшим доверием пользовался Хешам. Впоследствии он приблизил зятя своего Нури-пашу. Нури-паша был женат на его сестре, принцессе Фатиме. Другая же сестра, принцесса Рефига, была замужем за Эдхемом-пашой. Нури стал впоследствии гофмаршалом Мурада.

Однажды после обеда перед маленьким дворцом принца Мурада остановился экипаж.

Из кареты вышла султанша Валиде и отправилась во внутренние покои, где жил принц Мурад, по турецким законам будущий наследник престола. Она послала к нему гофмаршала доложить о ее приезде. В сильном волнении подымалась султанша по лестнице в верхние покои дворца. На ней было дорогое черное бархатное платье, тяжелыми складками ниспадавшее с ее стройного, величественного стана. Лицо ее покрывал ячмак, оставляя одни глаза. Ее воле и предписаниям в деле моды подчинялась вся империя; не в одном султанском гареме царствовала она, по-видимому, она распоряжалась поступками жен всех подданных турецкого императора. Неоднократно давала она предписания о плотности ткани для ячмака, запрещала носить сапожки по европейской моде, прогуливаться но улицам Перу, останавливаться перед магазинами европейских купцов и, таким образом, в некотором отношении открыто господствовала над ними. Но турецкие женщины так же ловко умели обходить предписания султанши Валиде, как мужья их – приказы султана.

Поднимаясь по лестнице, императрица-мать увидела принца Мурада, шедшего сверху к ней навстречу в глубочайшем почтении. Он низко поклонился султанше. Он боялся этой могущественной женщины!