Георг Борн - Султан и его гарем

Спустя несколько дней после того, как Сади послал принцессе деньги, которые та заплатила Бруссе за Рецию, сама Рошана явилась неожиданно во дворец великого визиря. До глубины души оскорбленная принцесса сама искала Сади! Это должно было иметь важную причину! Гордая женщина решилась идти к тому, кого она любила и кто отверг ее любовь!

Сади был чрезвычайно изумлен, когда ему доложили, что его желает видеть принцесса, и поспешил навстречу неожиданной посетительнице.

– Мой приезд доказывает тебе, – сказала, увидя его Рошана, – что я нисколько не сержусь на тебя, хотя ты и даешь к этому повод. Я всегда была твоей доброжелательницей, всегда заботилась о тебе, и если ты обязан своим успехом своей деятельности и уму, то и я могу сказать, что доказала мое расположение к тебе. Но довольно! Я приехала сюда не затем, чтобы требовать от тебя признательности!

– За чем бы ты ни приехала, принцесса, я всегда рад видеть тебя в моем доме! – сказал Сади.

– В твоем доме, говоришь ты! Хорошо, называй его так, ведь сегодня твой тот дом, в котором ты живешь, дом великого визиря.

– Ты хочешь сказать, принцесса, что никто не может быть уверен в будущем. Что воля моего повелителя султана, сделавшая меня великим визирем, может и лишить меня этого сана, – но это не оскорбит меня и не поразит! Я готов ко всему!

– Ко всему – тем лучше! – продолжала принцесса. – Я по-прежнему принимаю в тебе участие и поэтому приехала, чтобы предостеречь тебя. Ты, кажется, слепо доверяешь той женщине, которую увез из моего дворца, – я повторяю еще раз, что нисколько не сержусь на твой бесцеремонный поступок! Но я хочу предостеречь тебя – ты подарил свое доверие недостойной!

– Недостойной? – спросил Сади с улыбкой. – Сади знает, кому он доверяет!

– Ты в этом убежден, Сади-паша? И тем необходимее оказать тебе печальную услугу, разрушив эту уверенность. Ты жертва обмана!

Сади показалось, что он понял намерение Рошаны.

– Я всегда был благодарен тебе за твои советы, принцесса, – сказал он, – но теперь они бесполезны. Я боюсь, что тебя ввели в заблуждение ложные слухи.

– Нет, я хорошо знаю истину того, что говорю, и еще раз советую тебе обратить внимание на ту, которой ты так слепо доверяешь! Тебе, может быть, неизвестно, что ее любит принц Юсуф, – спроси ее, знает ли она принца или нет! Спроси ее, виделась ли она с принцем, когда и где? Я говорю тебе только: спроси ее! Более ничего! Я вижу, что ты считаешь все это клеветой, тем лучше, убедись сам в ее несостоятельности!

– Мне жаль обращаться к Реции с таким оскорбительным вопросом, принцесса! Реция так доказала мне свою любовь и верность, что я не имею права оскорблять ее таким вопросом.

– Значит, ты не хочешь последовать моему совету? Как хочешь! Ты убедишься, что я была права, но будет уже поздно! – сказала принцесса и тон этих слов обличил ее внутреннее волнение, которое она всеми силами старалась скрывать. – Мое предостережение должно оправдаться, – продолжала она. – Я не сомневаюсь, что свидания не прекратятся и здесь! Наблюдай внимательно. Сади-паша! Я не оставлю тебя без помощи и надеюсь, что скоро ты получишь доказательство моих слов.

Затем Рошана оставила Сади. Она знала, что сделала первый шаг к мщению.

Хотя Сади и не поверил ей, но все же ее слова не остались без внимания.

Прошло несколько дней со времени внезапного ареста принцев. Народу об этом ничего не было известно, но при дворе эта весть произвела сильное впечатление.

В доме военного министра Гуссейна Авни-паши собралось тайное собрание министров и разных влиятельных лиц. По обстановке можно было принять его за простое дружеское собрание по случаю обеда или чего-нибудь подобного, действительная цель его была неизвестна.

Тут находились министры Мехмед Рушди-паша, Мидхат-паша, Халиль-паша, Рашид-паша и Ахмед Кайзерли-паша, далее Мансур-эфенди и комендант столицы Редиф-паша.

Цель собрания была известна всем, кроме Мидхата и Халиля, так как те не присоединились еще до сих пор к планам заговорщиков.

Разговор зашел сначала о последних событиях на театре войны, и Гуссейн Авни-паша, не колеблясь, объявил, что при настоящих условиях, при царствовании Абдул-Азиса, нечего и думать об успехе.

– Разве вы не видите, друзья мои, – прибавил он, – что все теперь настроены против султана. Что вы скажете о его недавнем возмутительном поступке относительно принцев?

– Этого нельзя долее выносить! – объявил Рашид. – Или мы должны спокойно смотреть, как убьют наследника трона? Да, убьют! Разве ты не знаешь о покушении на жизнь принцев, Мидхат-паша?

– Я ничего до сих пор не знал об этом, – отвечал Мидхат.

Мансур-эфенди с удовольствием смотрел на этот взрыв недовольства, так долго им подготавливаемого возмущения. Конечно, он и не думал объяснять, чья рука направила кинжал убийцы.

– Да, это так, как говорит Рашид-паша, – подтвердил Мехмед Рушди. – Нанятый убийца проник в покои принца, и, если бы принц Гамид не успел вовремя заметить опасность и отклонить руку убийцы, наследник престола неминуемо погиб бы.

– Это, действительно, неслыханно! – сказал мрачно Мидхат-паша.

Он давно уже был недоволен в глубине души, и одного повода было достаточно, чтобы заставить его употребить свою энергию и решительность на пользу заговора.

– Причина этого покушения ясна! – сказал военный министр, этот враг султана и принца Юсуфа с тех пор, как последний пренебрег его дочерью. – Хотят переменить порядок престолонаследия, а что более всего облегчит исполнение этого плана, как не устранение тех, кто имеет право на престол!

– Этот план никогда и ни в коем случае не должен исполниться! – вскричал Мидхат-паша.

– Значит, ты одного с нами мнения, благородный паша, – сказал Рашид. – Нововведения не должны быть терпимы.

– Мы должны препятствовать исполнению этого плана всеми силами, хотя бы даже пришлось прибегнуть к открытой силе! – объявил морской министр Ахмед Кайзерли-паша.

– Я тоже думаю, что только энергичные меры могут спасти старые законы, – поддержал Мехмед Рушди. – Ты молчишь, мой благородный Халиль, что же ты думаешь делать, когда будут силой менять порядок престолонаследия? Ты будешь спокойно смотреть на это?

– Этого я не хочу и не могу! – отвечал Халиль-паша.

– Этого не может сделать ни один истинный мусульманин! – вскричал Рашид.

– Тогда мы должны действовать, – заметил Гуссейн. – У нас не спрашивают более нашего мнения, делают без нас все, что хотят!

– Хотят, должно быть, исполнить свои планы при помощи нового великого визиря, – сказал насмешливо Ахмед Кайзерли-паша. – Этот Сади-паша только для этого и годится! Кто из нас поддерживает его? Никто!

– Зачем этот человек стоит во главе управления? – заметил Мидхат. – К чему нам все его свободные идеи, его стремления к переменам и нововведениям? Знаете вы его предложения, друзья мои? Нашей власти конец, если они будут приведены в исполнение! К чему нам это равенство прав, уменьшение налога с вассальных государств, учреждение школ – все эти выдумки Сади-паши!

– Не любовью и благодеяниями, а оружием должны мы уничтожить восстание. Мы обязаны быть верны нашим старым законам, чувствовать, что мы турки и мусульмане!

– Да, мы должны быть верны нашей вере! – сказал, поднимаясь, неожиданно Мансур-эфенди. – Пусть она будет нашим руководителем, в это мрачное время! Благородный Мидхат-паша сказал, что мы должны твердо придерживаться наших старых законов, и это-то и есть главное! Кто хочет их уничтожить, должен пасть, хотя бы вместе с ним разрушилось государство! У нас только один выбор, друзья мои: или мы свергнем неверных и неспособных, или мы сами падем!

– Скажи лучше прямо, Мансур-эфенди, или султан падет, или мы вместе с государством! – вскричал Гуссейн Авни-паша.

– Ты сказал решительное слово! Другого выбора у нас нет, – поддержал Рашид.

Глаза Мидхата-паши мрачно сверкнули. Вместе с сознанием опасности им сильнее овладевало желание принять участие в исполнении смелого плана. Замышлялась ни более ни менее как государственная измена, и если бы слова, сказанные в доме Гуссейна, дошли до ушей султана, каждый из присутствующих получил бы непременно красный шнурок.

Они замышляли наложить руки на наследника пророка, на тень Бога, лишить его власти и захватить управление государством в свои руки.

– Да, другого выбора быть не может! – подтвердил Ахмед Кайзерли-паша.

– Теперь надо только узнать, что скажет Шейх-уль-Ислам, – заметил Мехмед Рушди. – Я думаю, его надо пригласить сюда.

– Нет, друзья мои, – возразил Гуссейн. – Его появление здесь могло бы возбудить подозрение. Разве нет с нами мудрого Мансура-эфенди? Что скажет он о нашем намерении?

– Свержение султана справедливо и необходимо, когда этого требует вся страна! – отвечал Мансур-эфенди.

– Не довольно ли для этого решения министров? – спросил Гуссейн.

– Нет! Но я могу поручиться за согласие Шейх-уль-Ислама, – продолжал Мансур. – Известно, что с некоторого времени Абдул-Азис страдает припадками умопомешательства. В эту ночь будет подобный припадок, и это обеспечит вашему плану помощь Шейх-уль-Ислама и его подчиненных во всем государстве.

Как мог знать вперед Мансур о том, что в эту ночь с султаном будет припадок безумия? Как мог он сказать об этом заранее, если бы этот припадок не был делом его рук!

– Тогда исчезает последняя трудность! – вскричал Рашид. – В народе ни один голос не поднимется на защиту султана.

– Особенно если будет лишен престола мертвый! – прибавил мрачно Гуссейн.

Вдруг в эту минуту в дверях залы послышался стук.

Заговорщики с изумлением переглянулись, как бы спрашивая друг у друга, что это может значить.

Гуссейн колебался, не зная, отворить ли дверь или нет.

Но стук снова повторился, и притом громче прежнего. Гуссейн подошел тогда к дверям и отпер их.