С нетерпением ждал Зора таинственного гостя и на другой день остался дома.

В назначенный час слуга вошел в комнату и доложил о приходе гостя.

Зора приказал ввести его.

Через минуту дверь отворилась и на пороге показался таинственный незнакомец.

Трудно описать удивление Зоры; в одно мгновение оно уступило место шумной радости.

– Сади-паша! Мой старый верный друг! – воскликнул он и с распростертыми объятиями поспешил ему навстречу. – Ты здесь, в Лондоне?

Это был действительно Сади, в европейском костюме. Его стройная фигура, твердая, уверенная поступь, изящные манеры – все обличало в нем придворного, а его искренность и радушие выдавали в нем прежнего Сади.

– Да, друг мой Зора. Тебя действительно посетил Сади, который инкогнито здесь, в Лондоне! – отвечал он, усаживаясь в кресло.

– Вот так приятный сюрприз! – вскричал Зора. – Какое неожиданное свидание!

И оба рассказали друг другу все, что было пережито ими в это последнее время. Зора поведал, как он через Вену и Кельн счастливо добрался до Лондона и как тогдашний поединок его с изменником Магометом остался без всяких последствий, что Сади и сам уже знал. Затем он описал свои первые шаги на дипломатическом поприще и очень удивился тому, что Сади знаком со всеми посланными им в Стамбул рапортами и письмами.

– Ты должен узнать причину этого, – улыбаясь, сказал Сади. – Последнее время я находился в свите Махмуда-паши и пользовался его доверием, так что все важные депеши проходили через мои руки.

– Говорят, великий визирь внезапно захворал?

– Да, от яда, неизвестно каким манером ему поднесенного. С трудом смогли спасти ему жизнь, и он давно уже уехал из Стамбула!

– А кто его преемник? – спросил Зора.

– Пока еще не назначен, только после моего возвращения отсюда решится это!

– Уж не сбывается ли мое предчувствие? – вскричал Зора, вопросительно посмотрев на своего друга. – Не твоей ли голове предназначается эта честь?

– Нет, Зора, не думаю. По этому поводу султан не высказал еще ничего определенного. Тебе хочется знать, что привело меня сюда, я это вижу. И так как в моем тайном поручении ты должен помогать мне и делом, и советом, то я намерен прежде всего посвятить тебя в эту тайну!

– Ты здесь инкогнито?

– Как приезжий путешествующий паша, а не чрезвычайный посол султана! Ты знаешь, что вассальные государства поднимаются, и это может иметь серьезные последствия, которые теперь никто и не предвидит. При дворе узнали, что недавно французским посланником послана в Англию к первому министру депеша, в которой сообщается решение Франции относительно Турции. Поэтому очень важно достать эту бумагу или, по крайней мере, копию с нее. Это и есть цель моей поездки. Я хочу попытаться узнать от министров содержание этого документа.

– Я боюсь, чтобы тебе не пришлось удовольствоваться одними обещаниями, друг мой.

– Как это случилось со мной в Париже? Мне не удалось что-нибудь сделать; я узнал только, что бумага была помечена номером семьсот тринадцать.

– Семьсот тринадцать! – вскричал с улыбкой Зора.

– Какое несчастное совпадение. Подумай только, ведь 7 и 13 самые несчастливые цифры.

– Но, может быть, для нас они будут благоприятны.

– Ты ничего не узнаешь от министров, Сади. Это государственная тайна. Но если ты не откажешься от помощи, которую предлагает тебе друг твой Зора, то он употребит все усилия, чтобы помочь тебе достичь твоей цели.

– Какие же средства есть у тебя для этого?

– Я могу сделать все тайными путями и средствами.

– Мне более нравится делать открыто и прямо!

– Я это знаю, но теперь это может только повредить, Сади. Не заботься об интригах, которые связаны неизбежно с дипломатией, я беру на себя достать бумагу № 713 или копию с нее.

– Копию? Да, это было бы лучше всего.

– Как долго думаешь ты остаться в Лондоне?

– Пока не исполню данного мне поручения. Но мне надо спешить, так как долг призывает меня в Стамбул.

– Дело с этой бумагой, должно быть, будет интересно. Кроме того, у меня еще есть здесь союзница, которая будет в этом очень полезна. Ты хочешь, может быть, остаться неизвестным?

– Да, я хотел бы пожить здесь как можно тише и незаметнее.

– Хорошо, друг мой. Мы примемся за дело и попытаемся достать тебе копию, а пока останься у меня, и мы поговорим о прошлом и о том, что нам еще предстоит.

Дружеская беседа Зоры и Сади продолжалась далеко за полночь.

VIII

Крест и полумесяц

Отряд обоих восставших вождей, ведший с собой старого заклинателя змей, проходил ночью через редкий лес. Ранним утром они хотели напасть на стоявший за лесом лагерь турецкого войска. Только несколько миль разделяло врагов.

Этот отряд являл собою пеструю, плохо вооруженную толпу, правда, во многих местах к ней примыкали уже хорошо организованные отряды, и восстание все более и более разгоралось. Народ, терпевший до сих пор иго турок, поднимался и готов был скорее умереть, чем переносить долее угнетение.

Несмотря на бесчисленные обещания улучшить участь христиан и дать им одинаковые права с мусульманами, турецкое правительство и не думало сделать что-либо для «гяуров».

Более чем когда-либо мусульмане давали почувствовать христианам свое превосходство над ними.

Неудивительно поэтому, что один за другим поднимались угнетенные народы, доведенные до отчаяния притеснениями.

С гор и равнин – отовсюду собирались люди в отряды восставших; каждый знал жестокость и беспощадность турок, каждый знал, что угрожает ему, если победа будет на стороне войск султана…

Тихо приближался отряд к турецкому лагерю.

Старый заклинатель, которого вели связанным двое босняков, потребовал, чтобы его привели к предводителю отряда.

Один из вождей тотчас же подошел к старику.

– Ты считаешь меня шпионом, – сказал тихим голосом Абунеца. – Я не сержусь на тебя за это, хотя я доказал уже тебе, что шпион был не я, а Алабасса.

– Ты турок!

– Но все-таки я не хочу вашей гибели. Я не хочу пролития крови, – отвечал старик. – Разве может быть шпионом тот, кто советует вам вернуться, кто предупреждает вас, что ваши силы слишком слабы и что вы идете на погибель. Вы ведете меня с собой; что же, я готов следовать за вами, пока вы не убедитесь, что я был прав, предостерегая вас.

– Когда мы это увидим, ты будешь освобожден.

– Будет уже поздно, когда вы это увидите, – сказал заклинатель. – Вернитесь, пока еще есть время.

– Вернуться было бы трусостью! Нет, никогда! – отвечал предводитель восставших. – Если мы победим, ты погиб, так как это докажет, что ты хотел спасти своих. Если мы будем разбиты, ты будешь свободен идти куда хочешь. Я так решил, и мое слово неизменно.

– Ты хочешь, чтобы было так, – хорошо! Я сделал все возможное, чтобы отвратить пролитие крови…

Восставшие продолжали молча двигаться вперед, и наконец шедшие впереди отряда разведчики донесли, что на опушке леса находится лагерь турок, окруженный цепью часовых.

Тотчас же решено было немедленно напасть на турок. Старый заклинатель змей был привязан к дереву, чтобы не мог сбежать и сообщить туркам численность и намерение восставших.

При первом свете зари бойцы креста двинулись вперед.

Вдруг в лагере турок зазвучали трубы, и все пришло в движение, восставшие бросились вперед, чтобы не дать врагам времени собраться, но было уже поздно, и ядра полетели навстречу нападающим.

Хотя при бледном и неверном свете зари трудно было узнать силы противника, однако предводители христиан убедились в ту же минуту, что силы турок были гораздо значительнее, чем они предполагали. Старый заклинатель был, значит, прав!

Но было уже поздно отступать, и бойцы бросились вперед.

Турки подпустили их почти к самому лагерю и встретили тут убийственным огнем.

В то же время отряд кавалерии ударил с фланга на нападавших, которые, таким образом, очутились между двух огней.

Христиане дрались с изумительным мужеством, хотя ядра и вырывали целые ряды их и перевес сил турок был слишком велик.

Но, казалось, на этот раз мужество заменяло недостаток численности.

Несмотря на страшные потери, восставшие неудержимо двигались вперед, проникли, наконец, в самый лагерь, и тут закипела отчаянная борьба. Однако неравенство сил было слишком велико, и после двухчасового боя восставшие принуждены были отступить к лесу, чтобы там, под защитою деревьев, продолжать битву.

Такой маневр был очень благоприятен для бойцов. Только таким образом могли они спастись от совершенного истребления, которое было бы неизбежно, если бы туркам удалось отрезать их от леса. Турки сами увидели это, но было уже поздно.

В лесу восставшим нечего было опасаться нападения турецкой кавалерии, а пехота была для них не страшна. Битва продолжалась, и гром выстрелов далеко разносился по лесу. Турки употребляли все усилия, чтобы проникнуть в чащу, но бойцы мужественно отбивали все их нападения, и каждый шаг вперед стоил туркам потоков крови.

Час проходил за часом, а бойцы полумесяца все еще не могли продвинуться вперед, и офицеры видели, что ряды их отрядов редеют от губительного огня противника.

Сам паша убедился, наконец, в безуспешности борьбы и отозвал свои войска.

Ужасный план созрел в его голове, план, в случае удачи которого восставшие были бы истреблены или отброшены с громадными потерями.

Паша приказал кавалерии и пехоте занять опушку леса со всех сторон, а артиллерии стрелять в ту часть леса, где скрывались восставшие.

Земля дрожала от грома выстрелов, и ядра посыпались на лес, дробя деревья и убивая бойцов, искавших за ними защиты!

Началась ужасная бойня. Избегнувшие счастливо ядер и падающих деревьев гибли под пулями турок, занимавших опушку леса, а спасшиеся от пуль гибли под саблями кавалеристов.

Один из предводителей был убит, но другому удалось, наконец, собрать в глубине леса остаток своего отряда. Мало-помалу собрались все уцелевшие, и к вечеру на поляне среди леса из уцелевших осталась третья часть отряда, остальные были или убиты, или тяжело ранены.