На незначительном расстоянии находился маленький летний дворец султана, называемый цветочным павильоном, так как огромный сад, окружавший этот маленький невидимый дворец, представлял из себя роскошный цветник, далеко разливавший благоухание. В конце сада росли большие вековые деревья, цветущие кустарники, располагались жасминовые беседки и розовые аллеи, и истинное наслаждение было гулять там вечером.

Султан Абдул-Азис подарил этот цветочный павильон принцу Юсуфу, который всегда с удовольствием посещал его и очень любил гулять в его прелестном саду.

Для принца произведены были некоторые перемены в павильоне: расширили гаремные покои, выстроили конюшни, устроили бег, и по приказанию султана сделало было все, чтобы этот дворец для принца стал приятным местом отдыха.

Несколько недель тому назад принц Юсуф со всем своим штатом переселился в цветочный павильон на все летние и осенние месяцы.

Принц не имел уже более при себе своего друга, своего прежнего наставника и адъютанта: Гассан постоянно находился в свите султана, и с тех пор Юсуф не мог уже более так привязаться к другому адъютанту. Чаще всего любил он быть один и без свиты выезжать на прогулки вечером.

Однажды принц, по обыкновению, приказал седлать свою любимую лошадь. Он сошел в переднюю часть сада, где слуги взад и вперед водили стройное, изящное животное, вскочил в седло и один выехал из сада; все давным-давно знали его обычай выезжать на прогулку без свиты.

Да никто в это время и не узнал бы в нем принца. Он был в черном европейском костюме, красной феске, подобно тысячам знатных турок, да и сбруя его коня была нисколько не богаче, чем у любого банкира в Галате.

Вследствие своего странного необщительного и меланхолического характера принц Юсуф не очень-то был любим своей свитой, да и в остальных кругах.

Было странно и даже неприлично принцу вести себя таким образом.

Принц Юсуф, по-видимому, ни к чему не имел пристрастия. Даже красота женщин и та не восхищала его. Несколько недель тому назад, как мы уже знаем, он отослал прекрасную и умную дочь Гуссейна Авни-паши назад к отцу, так как не чувствовал к ней любви. Сердце мечтательного Юсуфа все еще принадлежало той звезде его жизни, которую он только раз видел и с тех пор не мог уже забыть.

Говорят, человек любит истинно только раз в жизни, все остальное, принимаемое им за любовь, не истинное, подогретое чувство.

Принц все еще мечтал о Реции: гулял ли он в часы уединения по аллеям сада, катался ли верхом – всюду стоял у него перед глазами ее прекрасный образ.

Он не видел больше Реции, тщетными оставались все попытки отыскать свой предмет страсти; одно время он думал даже, что может полюбить другую и сделаться счастливым обладателем ее, потому-то он и взял в свой гарем дочь военного министра. Но то, что в первую минуту он счел любовью, было не более как мимолетная вспышка страсти, и она прошла так же быстро, как и возникла.

Что было ему теперь в Лейле, дочери Гуссейна? Он чувствовал, что не может сделать ее счастливой. Он не любил ее, он любил другую, которую не мог назвать своею, и любил ее так восторженно, так обожал ее, как прекрасный цветок, как яркую звезду!

Он не хотел, чтобы Лейла была несчастна, но осчастливить ее он был не в силах, и так, из доброго побуждения, вовсе не желая оскорблять чувства девушки, он отослал ее в конак отца.

В этот вечер, катаясь по полям, он всю дорогу думал о Реции, и из головы его не выходил вопрос, придется ли ему еще когда-нибудь увидеть ее.

На обратном пути, когда солнце уже склонялось к горизонту и тени приняли большие размеры, он случайно подъехал к той части стены, окружавшей его сад, по соседству с которой росли старые тенистые деревья.

Вдруг Юсуф заметил под сенью их медленно прогуливавшуюся молодую женщину.

Казалось, она не слышала и не замечала его приближения, она откинула покрывало с лица, чтобы свободнее вдыхать освежительный вечерний воздух.

Это была Реция. Оставив спящего ребенка в хижине, словно гонимая какою-то невидимою силой, она снова вернулась под сень деревьев, чтобы насладиться чудным вечером.

Тут-то и заметил ее Юсуф. Радостный испуг охватил его при виде прекрасного, горячо любимого им существа. Он не ошибался: это была она, прелестная Реция! Он снова нашел ее, снова видел перед собою ее чудный образ!

Он невольно остановил лошадь, боясь пошевелиться, чтобы не быть замеченным. Он свободно мог любоваться прекрасной фигурой, прелестным, милым лицом своей возлюбленной.

Вдруг Реция заметила всадника и проворно накинула ячман на лицо.

Юсуф спрыгнул с лошади, не схватив ее поводья, что было ему за дело, куда денется лошадь и что с нею станется! Он пустил ее, а сам поспешил к Реции. Какое счастье! Он снова нашел ее!

Заметив, что она не узнала его, он не сказал, что давным-давно знает и любит ее, не сказал и кто он. Но он был с нею так вежлив, приветлив и деликатен, что расположил Рецию в пользу незнакомого юноши; она позволила ему идти рядом с собой и с удовольствием прислушивалась к его умному, увлекательному разговору. Да, она должна была сознаться себе, что этот знатный юноша обладал нежным, чувствительным сердцем.

Юсуф был счастлив, что нашел Рецию.

Он спросил, где она живет, и молодая женщина чистосердечно и без замешательства отвечала ему. Тут Реция заметила, что лошадь его все удаляется. В ответ на это принц сказал, что она не убежит, но что он готов обойтись без лошади, он так доволен, что наконец встретил ее.

При этих словах молодая женщина покраснела под своим покрывалом. Немного погодя она объявила, что должна идти домой, и Юсуф не удерживал се. Он простился, и они расстались.

Принц в счастливом настроении вернулся в павильон. Трудно было узнать в нем прежнего меланхоличного, необщительного Юсуфа. К удивлению прислуги, он пришел пешком. Никто не смел спросить его о лошади. Через несколько часов конюхи поймали блуждающее по полю верное животное, отыскивающее своего хозяина. Прислуга не знала, чем объяснить этот странный случай, все заметили только, что принц был гораздо веселее и счастливее обыкновенного.

Реция не знала, что юноша, говоривший с нею, был принц. Правда, ей показалось, что она уже раз видела его, но где – этого она не могла припомнить.

Вернувшись домой, она долго еще думала о незнакомом красивом, приветливом юноше. Когда она на следующий вечер снова пришла на свое любимое место, он был уже там.

Теперь ей казалось, что она сделала нехорошо, снова придя на это место.

Он же подошел к ней с нескрываемой радостью, подал ей руку в знак приветствия и предложил быть ее кавалером, уверяя, что это было бы для него высшим наслаждением и что всю ночь и весь день он радовался возможности снова увидеть ее.

Эти слова, так искренне выходившие из глубины души Юсуфа, произвели удивительное действие на Рецию. Она чувствовала, что юноша любит ее, что он всем своим чистым сердцем привязан к ней, может быть, она могла бы быть счастливой, ответив ему взаимностью… но она принадлежала другому, она была не свободна, она не могла принадлежать ему! Ее сердце, любовь – отданы были другому! Хотя Сади оставил и забыл ее, она все-таки желала оставаться ему верною до смерти! Она не могла отдать свою руку этому юноше, если бы даже он и желал осчастливить ее; она должна была остаться в нищете и бедности, должна была принести эту жертву своей любви!

На следующий вечер, снова встретив Рецию в тени деревьев, Юсуф опустился перед нею на колени, страстно схватил ее руку и признался в своей пламенной любви.

– Будь моей, Реция, – умолял он, – я люблю тебя, я не могу быть счастлив без тебя! Ты должна быть моею!

Хотя Реция и знала, что юношу зовут Юсуфом-Изеддином, но ей неизвестно было, что это – сын султана.

– Встань! – коротко сказала она, поднимая принца. – Не заставляй страдать себя и меня, Юсуф! Не ищи моей взаимности, не требуй, чтобы я принадлежала тебе! Будь другом бедной Реции, которая не смеет нарушить своей клятвы! Я принадлежу другому, – тихо созналась она, – я не могу быть твоей!

– Ты принадлежишь другому? Еще и теперь?

– Вечно! Вечно!

При этих словах у принца так и упало сердце.

– Так ты не можешь любить меня? – тихо спросил он.

– Нет, я могу любить тебя, Юсуф, как друга, как брата, – отвечала Реция, – такою же любовью должен и ты любить меня! Умоляю тебя сделать это! Не требуй от меня большего! Будем друзьями!

Просьба была так искренна, нежна и так мило произнесли ее уста Реции, что принц, увлеченный добротою и прелестью своей возлюбленной, схватил ее руку и осыпал ее поцелуями.

– Не отталкивай меня, Реция! – воскликнул он. – Я ведь ничего другого не желаю, как только иметь право любить тебя, прекраснейшая и очаровательнейшая из всех женщин.

И страстный юноша порывисто прижимал руку Реции к своим устам.

Она дрожала, она чувствовала, что должна удалиться, должна бежать от Юсуфа, что она принадлежит Сади…

– Я твоя, мой Сади, твоя! – прошептала она, вырвалась от принца и убежала.

Юсуф посмотрел ей вслед, ему было и больно и вместе с тем так хорошо на сердце, он ничего больше не хотел, как только иметь право любить Рецию!

VI

Сирра и черкес-палач

Вернемся теперь к Сирре, которую Будимир доставил на место казни перед деревянными воротами Скутари.

Только небольшая кучка любопытных собралась перед страшным эшафотом, воздвигнутым палачом.

Холодная, сырая, пасмурная погода, да еще то обстоятельство, что ни газеты, ни объявления не извещали о казни пророчицы, объясняли незначительное присутствие народа на этом ужасном зрелище, которое должно было произойти после заката солнца.

Мансур-эфенди, до самого часа казни все еще остававшийся Шейх-уль-Исламом, тоже не одобрял лишней огласки; он не знал, какое еще действие произведет на публику казнь пророчицы. Очень легко могло случиться, что в подобном случае народ вступился бы за «чудо» и на месте казни дело дошло бы до опасных демонстраций. Мансур-эфенди имел обыкновение заранее обдумывать все и принял меры для предупреждения подобного неприятного случая.