Глава 14. Праздник утреннего Озириса

Когда царица и ее свита скрылись в темноте, Агирт повернулся к Дорилу:

– Сегодня, когда мы были на горе, я заметил внизу костер. Кто-то тайно приблизился к горе и дожидался начала обряда. Я думаю, что это был враг. Нашей царице угрожает опасность. Неужели мы останемся здесь и будем, как жалкие и глупые бараны, дожидаться, когда на нее нападет какой-то неизвестный и подлый шакал? Я поскачу за ней и спасу ее! Скажи, ты пойдешь со мной защитить ее? – в голосе воина звучала решимость. Легко перебрасывая тяжелое копье из одной руки в другую, он стоял, весь напрягшись и подобравшись, как зверь перед прыжком.

– Я бы пошел, но кто останется охранять Великого провидца? – спросил Дорил.

– Ты прав. Кто из нас поскачет за нашей повелительницей? – спросил Агирт. Тревога за возлюбленную охватила его и туманила ему разум. Дорил понимающе поглядел на друга и сказал, что ему, Дорилу, лучше остаться возле Горбатой горы.

Агирт пришпорил коня и быстрее ветра помчался в сторону города, оставив позади священную гору. Он настиг царскую процессию, когда та уже была на мосту, перекинутом через ров. Всмотревшись вдаль и убедившись, что его возлюбленная цела и невредима, он облегченно вздохнул. Дождавшись, когда за процессией закроются огромные крепостные ворота, воин удалился от рва на приличное расстояние, не желая подвергаться нападению рыскающих хищников – голодных гиен и шакалов. Спешившись, он развел костер и стал дожидаться наступления рассвета.

Во дворце еще спали, когда в коридоре дворцового этажа показалась мрачная и зловещая фигура Кархедона, одетого в тигровую шкуру. Широкая набедренная повязка не скрывала его поросших густыми и черными волосами кривых ног. На боку висел острый кинжал. В руке жрец крепко сжимал золотое копье с тяжелым набалдашником – символ принадлежности к касте главных жрецов. Главными жрецами в Саве почитали лишь двоих – Кархедона и Великого провидца Гарпократа.

На голове Кархедона развевалась грива лохматых волос, шею опоясывало массивное золотое ожерелье, в пластины которого были вставлены зубы убитых им жертвенных животных.

Стремительно проследовал он по длинному коридору и оказался на женской половине дворца. Жрец издал странный гортанный звук и спрятался за тяжелой парчовой портьерой, застыв там в ожидании.

Из покоев выскользнула одинокая женская фигурка, закутанная в светлое ночное покрывало. Это была Хиона. Оглядевшись по сторонам, она в нерешительности замерла, не зная, где ей искать того, кто только что позвал ее необычным звуком, подобным крику ночной и хищной птицы.

Портьера шевельнулась, и показался жрец:

– Иди за мной, обманщица! – скрипучим голосом приказал он, злобно глядя на вконец оробевшую Хиону. Мантия из тигровых шкур, накинутая на плечи, и крадущаяся походка делали жреца похожим на хищного зверя, выслеживающего добычу.

Они приблизились к кладовой, и главный жрец втолкнул туда испуганную Хиону:

– Как ты посмела не исполнить своей клятвы! Грязная и лживая собака! – гневно спросил он. – Я велел тебе подсыпать царице сонный порошок, чтобы она не смогла этой ночью пойти на Горбатую гору. Но ты не исполнила моей воли! За это я пошлю твою душу в ад! Твое тело будет медленно и мучительно вариться в котле, а демоны ада будут рвать острыми зубами твою плоть, пока ты будешь корчиться в страшных муках и умолять о пощаде! – голос Кархедона был полон злобной ярости, когда он в подробностях, лязгая зубами, описывал кончину Хионы.

– О, великий жрец! Пощади меня! Я не смогла исполнить твое приказание, потому что царица заподозрила неладное. Она велела Эйлее не спускать с меня глаз, и та весь день следовала за мной по пятам. Эйлея даже проверила питье, которое я приготовила для нашей царицы! – дрожащим голосом принялась оправдываться Хиона.

Поняв, что жрец не верит, она прибегла к испытанному средству, которым в свое оправдание пользуются почти все служанки и женщины низкого происхождения – принялась отчаянно рыдать. Видя, что жрец молчит и продолжает гневно смотреть, она бросилась на колени и принялась униженно хватать его за ноги, стараясь поцеловать сандалии или хотя бы край одежды.

Главный жрец какое-то время с отвращением разглядывал ползающую в его ногах жрицу. Наконец ему надоело выслушивать ее бестолковые и жалобные вопли, и он с силой ударил ее по спине тяжелым набалдашником копья. Та взвыла от боли и замолчала.

– Сегодня ты умрешь! Но перед этим я велю тебя бросить в комнату пыток! Ты будешь обнажена и распята и получишь сотню ударов плетью по животу! – изрек он свое решение, свирепо глядя на нее.

Услышав, какое изощренное и мучительное наказание предстоит ей перенести перед смертью, несчастная зарыдала еще громче. Но слезы Хионы совершенно не трогали главного жреца – он продолжал с такой же ненавистью и презрением смотреть на нее. Кархедона терзала жажда мести. Увиденное на горе окончательно помутило его рассудок. Чувствуя себя униженным и оскорбленным из-за того, что Савская царица предпочла ему – главному жрецу! – простых воинов, он возжелал для нее и воинов мучительной смерти.

– Замолчи, грязная собака! – яростно выкрикнул Кархедон. – Могу оказать тебе только одну милость, если ты исполнишь все, что я скажу! Тогда я не брошу твое презренное тело на съедение диким зверям.

– Все исполню, великий Кархедон, – испуганно прошептала Хиона, избегая смотреть в сверкающие злобой и ненавистью глаза жреца.

– Во время сегодняшнего обряда ты должна подать царице Македе питье, которое нальешь из того сосуда, который будет стоять возле последней раковины омовений. Но если ты посмеешь ослушаться – я прилюдно обвиню тебя в измене. Ты будешь опозорена, немедленно отведена в комнату пыток, а потом сброшена в ров! – высокомерно произнес жрец. Он стоял, надменно скрестив руки на груди, и смотрел на Хиону пронзительным взглядом.

– Великий жрец, позволь мне хотя бы узнать, что налито в сосуде? – дрожащим голосом переспросила Хиона. Она затрепетала всем телом и впилась обезумевшими от ужаса глазами в мрачное лицо жреца.

– Ты что же – подозреваешь, что я хочу отравить нашу повелительницу? – зловещим голосом спросил жрец и натянуто засмеялся. Смех его был так же уродлив и скрипуч, как и лицо, и голос, и душа Кархедона. Услышав этот смех, Хиона почувствовала, что у нее по спине пробежал холодок.

– Как ты посмела, презренная собака, так подло подумать обо мне? – выскомерно переспросил он, резко и неожиданно оборвав свой смех. – Я приготовил для царицы напиток богов! А чтобы ты не боялась отравы, я велю тебе самой испить из того же сосуда! Теперь ступай прочь, лживая гиена! И помни, если не выполнишь приказ, твое тело будет тотчас сброшено в ров на съедение стервятникам! А кости твои расколют о камни ягнятники!

После этого во дворце стало снова тихо. А когда забрезжил рассвет, торжественная многолюдная процессия во главе с Савской царицей вышла из дворца и направилась в главный Храм солнца, находящийся на восточной стороне города.

Дорога, ведущая к Святилищу, была широкой и идеально прямой. Она начиналась на дворцовой площади, пересекала весь город и заканчивалась в Храме, силуэт которого был ясно виден на открытом пространстве, открывающемся взору шествующих сюда людей. Расположение Храма было таковым, что восходящее солнце, поднимаясь в небо, было обращено своим быстроменяющимся диском к каждому, кто шел к нему по дороге.

Рослые негры несли на плечах крепкие и украшенные дорогим ковром носилки, в которых, гордо покачиваясь, восседала Савская царица. Следом за повелительницей шел простой народ: сотни нарядно одетых темнокожих мужчин и женщин. На мужчинах были надеты тщательно выделанные тонкие буйволиные шкуры, на некоторых – только набедренные повязки, но лица всех были украшены красочными татуировками, а на шеях, руках и ногах у них красовались толстые медные ожерелья, бусы из крупных раковин, кусочков меха или разноцветных камней. Головы некоторых были украшены торчащими страусовыми перьями. Мужчины на ходу потрясали копьями и громко выкрикивали хвалебные слова в честь бога Солнца.

Женщины также облачились в нарядные покрывала и раскрашенные кожаные шкуры, на шеях и головах многих из них можно было увидеть медные ожерелья и бусы из жемчуга. Руки и ноги женщин были также украшены множеством тоненьких медных браслетов, в ушах блестели длинные замысловатые серьги из меди или разноцветных маленьких камней.

Люди пели и танцевали. Праздничное шествие сопровождалось громкими и частыми ударами в бубны и барабаны.

По пути к толпе присоединялось множество людей. Всем хотелось посмотреть на торжественный обряд поклонения Солнцу, сопровождаемый жертвоприношениями. Когда для приезжающих со всего света торговых караванов отворили главные городские ворота, Агирт проскользнул внутрь вместе со всеми и затерялся среди толпы.

Предрассветное небо еще не приобрело свою яркую синюю окраску, столь привычную для неба Савы. И далекий солнечный диск еще только поднимался из-за линии горизонта, расцвечивая серо-голубое прозрачное небо всеми оттенками пурпурно-красных и розовых красок. Солнце протягивало свои длинные и теплые лучи, нежно прикасаясь к зданиям и наполняя белые каменные стены городских сооружений живыми красками.

В городе было большое количество выстроенных храмов поклонения Солнцу и белокаменных дворцов, в которых проживала знать. Мощные колонны, будто грозные стражи, подпирали верхние портики и лоджии возле входов в храмы и дворцы. Величественные стрелы эвкалиптов и кипарисов, окружающих их стены, создавали вокруг дворцов приятную тень.

Стены были украшены искусными барельефами и яркими росписями. Казалось, что все они соперничают между собой в роскоши и красоте отделки. Внутри храмов располагался амфитеатр, в центре которого возвышался огромный каменный жертвенник и высокий алтарь, обращенный к востоку. Возле колонн, а также на длинных ступенях возвышались огромные скульптуры богов, крылатых быков и львов. Внутри купола и ниши мощных стен были украшены бесчисленными скульптурными барельефами, которые были покрыты позолотой и разноцветной эмалью и изображали различные военные, охотничьи и бытовые сцены.