Вот бык, большое степенное животное, пасется рядом с домом. В носу его – золотое кольцо. Змея скользнула меж его ног, пытаясь ужалить. Но он ловким движением перебил ей шею и вдруг каким-то образом превратился в человека, в котором Эвимелех неким внутренним чутьем узнал Соломона – только изменившегося, старого, плешивого, с обвисшими веками, бесформенными губами, с рыхлым дряблым телом, скрюченными узловатыми пальцами.

Сквозь густой туман Эвимелех услышал, как лязгнула своими засовами старая дверь, и в темницу вошла женщина, плотно закутанная в темное покрывало.

– Скорее, если нас увидят, то не сносить нам головы, – сказал женщине стражник.

– Эй, очнись, – стала трясти женщина полуживого пастуха. – Очнись, Эвимелех!

Но юноша не реагировал. Резкие движения таинственной посетительницы становились все более грубыми и порывистыми. Словно она была готова растерзать узника.

– Проклятье, – завопила она, – проклятье! Этот – мертвец. Он уж ни на что не сгодится.

– Тогда торопись, пойдем отсюда, – снова призвал стражник, и они удалились из каморки.

И опять наступила гробовая тишина. Снаружи сюда сегодня не долетал ни один звук. Эвимелех продолжал видеть свой сон.

Вдруг раздался шум, но не снаружи, как в прошлый раз, а из каменных недр темницы. Спустя какое-то время послышался голос.

– Эвимелех… Эвимелех… – позвал постаревший Соломон. Но откликаться не хотелось. Хотелось еще раз взглянуть на Суламифь, когда-то такую родную, а теперь – чужую, изменившуюся. – Эвимелех, очнись, – юноша открыл глаза, увидел перед собой незнакомое бородатое лицо и снова впал в забытье.

Потом ему показалось, что он парит в воздухе, в следующий за тем миг – ползет, и холодная бархатная земля сыплется ему под одежду. Потом чьи-то руки тащили его тело, непослушное и неуклюжее, сквозь темный узкий тоннель. Сквозь закрытые веки он почувствовал свет впереди, но открыть глаз не мог. «Я умер, – догадался Эвимелех, – а где же ангелы?» – возник в его усталой голове последний вопрос, прежде чем сознание окончательно покинуло его.

Глава 28. Неудача

Руфь была в бешенстве. Ей удалось подкупить стражника, чтобы он тайно пропустил ее к Эвимелеху. Но какого труда ей этого стоило! Она отдала тюремному служителю почти все деньги, которые удалось скопить, будучи в опале Соломона. Она пообещала этому грязному выскочке ночь любви – и все напрасно. Эвимелех был не способен даже слушать и понимать, не то что – действовать! Она могла бы устроить ему побег (ведь удалось же все-таки умаслить стражника), и тогда в таких елейных и безоблачных отношениях Соломона и Суламифь явно появились бы трудности. Эвимелех напомнил бы своей возлюбленной об их привязанности и обещаниях, данных когда-то. А может, даже посмел предпринять что-нибудь и получше… Так Руфь, оставаясь в стороне, могла бы порядочно испортить жизнь Соломону.

А теперь… Нужно придумать что-то еще.

В этот день Нейхеми, которая обычно один-два раза в месяц посещала скучающих жительниц роскошной резиденции царя, – разнося различные цветные и бренчащие безделушки, украшения, ткани, – как всегда, пришла навестить и Руфь. Она считала моавитянку несчастной и незаслуженно обиженной Соломоном. Должным образом настроенная бывшей любовницей царя, недалекая, не очень умная, Нейхеми жалела Руфь и стремилась всячески помочь жестоко страдающей (в этом она была уверена) от государевых козней женщине.

«Так вот оно – мое решение, как избавиться он ненавистной Суламифь. Эта глупая безродная Нейхеми, конечно же, поможет мне», – злорадно подумала Руфь и, когда торговка вошла в ее неудобную темную комнату, обратилась к ней с приветствиями и разговором, который издалека должен был коснуться тех предметов, которые волновали моавитянку больше всего:

– Здравствуй, добрая женщина! Рада снова видеть тебя! О! – неожиданно воскликнула Руфь. – Ты сегодня еще прелестнее, чем всегда! Признайся, какой-нибудь молодой прохожий задел твои одеяния своей рукой, не в силах обойти тебя стороной, и теперь завладел твоим воображением? Или муж одарил тебя страстной ночью? Ну-ну, не красней, милая Нейхеми, – щебетала моавитянка, не давая зардевшейся, приятно удивленной такими лестными предположениями женщине что-либо ответить. – Показывай, что у тебя тут?

И Руфь принялась как никогда заинтересованно, с жадным любопытством перебирать товар Нейхеми.

– Позволь, я возьму вот это и вот это! – заключила она, наугад выбрав две вещи, которые, она знала, вряд ли ей понадобятся.

– Возьми, возьми, сладкоречивая Руфь! Возьми это в долг, если хочешь, если сейчас у тебя нет денег.

– О, благодарю тебя снова, у тебя большое сердце! Присядь, дорогая гостья, – пригласила Руфь Нейхеми присесть напротив. – Расскажи, какие новости нынче?

Какие события происходят за стенами моей, – она картинно обвела взглядом свои покои, – тюрьмы?

– О Руфь! Благодарю тебя! – ответила Нейхеми, присаживаясь туда, куда указала хозяйка. Она принялась говорить о пустяках и мелких происшествиях и дрязгах, которые мало интересовали моавитянку.

Руфь слушала столько, сколько позволили ей уже порядком расшалившиеся от никчемной болтовни нервы. Выдержав необходимую паузу, она, словно невзначай, спросила:

– А что слышно о новой невесте Соломона? Она, кажется, твоя родственница? Говорят, что готовится пышная свадьба?

– О да, Суламифь – сестра моего мужа Эйната, – ответила Нейхеми, радуясь возможности посплетничать. – Как она успела за свою короткую жизнь одурманить ум стольким мужчинам – удивительно! Сначала был Эвимелех, который, по слухам, то ли умирает, то ли уже умер в тюрьме этого дворца. Ведь и обвинили-то его в убийстве Неарама и Нахама из-за Суламифь. Hoax, отец убиенных, уверен, что произошел спор между Эвимелехом и Неарамом, женихом Суламифи (Янив и Эйнат выбрали его для сестры) из-за девицы. Нехам же случайно оказался рядом. Поэтому Эвимелех устранил соперника и погубил свидетеля… Вот и Соломон каким-то чудесным образом повстречался с простолюдинкой и даже решил жениться на ней. Словно колдунья, опутывает она мужчин своими чарами. Соломон выделил дом для нее, и теперь они, как муж и жена, живут в нем вместе.

– А как же братья Суламифь? Неужели они ничего не знали о произошедшем? Как они отнеслись к поведению Суламифь?

– О, они несказанно рады! Плохо ли – породниться с самим царем? Впрочем, им во всем этом отведена совсем маленькая роль. Государь выкупил у них сестру заплатив за нее немалые деньги.

– И что же, Суламифь, которую так превозносит царь, настолько бездушна, что даже не пожелала попрощаться с братьями? Какая черствость! Разве это не оскорбляет их достоинства?

– Может, ты и права, хозяйка! Я непременно скажу им об этом, и недоступная Суламифь еще раз вернется в свой дом: пусть хоть на мгновение вспомнит она, чей хлеб ела все эти годы, кому должна быть благодарна. Кто знает: вдруг Соломон опять проявит свою доброту и вновь щедро утешит Янита и… Эйната… – как-то мерзко, плотоядно протянула Нейхеми. Она вдруг встала, еще раз поблагодарила Руфь за участие и откланялась.

– Ну вот. Теперь Суламифь, все время находящаяся под чуткой охраной, покинет дом и пойдет к себе, – сказала Руфь кому-то невидимому. – Посмотрим же, как переживет наш досточтимый царь то, что я приготовлю ему…

Глава 29. Исчезновение

Суламифь терпеливо ожидала Соломона, который был вынужден покидать дом, как он говорил, по своим торговым делам: на самом деле во дворце его ждали неотложные вопросы, связанные с политикой и строительством городов Израиля. А потом он снова спешил к возлюбленной, чтобы разделить с ней трапезу и убаюкать сладким сном, лаская ее черные волосы, в которых при свете свечей поселялись звезды и сны.

Однако сегодня он заметил тень на лице Суламифь: она явно о чем-то думала.

– Что беспокоит тебя, возлюбленная Суламифь? Какие мысли омрачают твой взор?

– О Соломон, ты так проницателен, ничего не скроешь от тебя! Нейхеми приходила сегодня… Ты знаешь она была единственной, кто заботился обо мне последние месяцы. Она принесла мне вести из Иерусалима. Рассказала о братьях, о том, как они живут. О том, что они недоумевают: как же я, сестра их, покидаю дом своих родителей, не навестив братьев, не отдав дань почтения памяти родителей… Отпусти меня хотя бы на полдня – домой…

– Я дам тебе верных людей…

– Нет, прошу тебя! Я хочу пойти одна. Всю дорогу я буду вспоминать свои детские годы, в покое и счастье проведенные в объятиях моей доброй матери, рядом с любимым отцом. Я буду прощаться со своими детскими грезами… Я хочу, чтобы в этот момент никто не мешал мне и не смотрел на меня… Я переночую дома. А наутро присылай за мной свои пышные носилки.

– Пусть будет так. Я сам встречу тебя, Суламифь.

Они ласково попрощались друг с другом. Суламифь облачилась в свое простое платье и отправилась в путь.

На душе у нее было смутно. Она пыталась понять, почему так невесело ей в преддверии самого радостного дня в ее жизни: она станет женой человека, который ей так приятен, который помог ей стать взрослой, научил понимать любовную науку.

Неподалеку, в небе над ячменным полем, она увидела хищную птицу. Ястреб величаво и грозно кружился, высматривая добычу. Вдруг он сорвался с одной точки и камнем полетел. Схватив что-то, он стремительно воспарил в небе и начал удаляться в сторону высоких каменистых холмов.

«Что это – тайный знак?» – подумала Суламифь. Ей вспомнился Эвимелех. Уже много дней она не произносила его имени даже про себя – и она содрогнулась, подумав об этом. Как быстро забылись счастливые минуты, некогда в таком упоении похищаемые влюбленными у времени и скудной действительности! Как скоро Суламифь погребла память о юноше под покровом сладких слов и страстных речей. Со своим Шломо она чуть не оставила братьев, едва не предала родителей. Словно в келье, заперлась она с новым повелителем сердца – и время словно замерло для нее. Спасибо Нейхеми, что тайно прислала ей весточку с приветом от родных и пробудила ото сна!