А потом он ложиться на меня и просит расслабиться, но я не понимаю зачем, ведь я итак расслаблена.

Внезапно я чувствую боль и жжение, будто что-то разрывает меня на части.

— Больно! Больно! Прекрати!

Дэн что-то тихо шепчет мне на ухо. Его голос все еще звучит так, будто он ест лучшее шоколадное пирожное в своей жизни.

— Шшш. Все в порядке, Джейн. Больно только в первый раз, а потом тебе будет хорошо, очень хорошо. Обещаю.

Я пытаюсь не думать о боли. Как в тот раз, когда мама выпила слишком много пива и прижала горячий утюжок для завивки волос к моей руке. Ожог болел долго, но я старалась не думать о нем, так как знала, что мама не хотела причинить мне боль. Она сама мне это сказала.

Вскоре боль прекращается, как Дэн и говорил. Его бедра начинают двигаться быстрее, и он продолжает говорить мне какая я красивая. А потом рычит, как животное и кричит: «Фак». После чего внутри меня разливается что-то теплое.

Когда Дэн скатывается с меня, моя пися принимает прежний размер.

— Сходи в ванную и приведи себя в порядок, — говорит он.

Я не понимаю зачем пока не встаю с кровати. В этот момент происходит две вещи: я вижу кровь на простынях, а когда начинаю идти, то чувствую, как по бедрам что-то течет. И то, и другое, пугает меня.

После того, как я привожу себя в порядок и одеваюсь, Дэн уходит. Он просит никому не говорить о произошедшем, иначе у него будут неприятности. Потому что люди не поймут, насколько я особенная для него.

Мне нравится, что он называет меня особенной.

Я никому не скажу.

Да мне и не с кем говорить, кроме мамы.

***

Каждую среду Дэн провожает меня домой.

Каждую среду мы целуемся и занимаемся сексом на моей кровати.

Мне больше не больно.

Иногда Дэн надевает на член «резинку». Так он ее называет. Иногда нет, потому что «без нее лучше».

Он говорит, что я его девушка.

Но это секрет.

Как и то, что мы проводим время вместе.

***

Все неделю меня тошнит. Мама не заставляет меня ходить в школу и разрешает оставаться дома пока она на работе. Я сплю на полу в ванной комнате, чтобы не бегать каждый раз, когда мне будет плохо. Мне не хочется есть.

В среду после обеда приходит Дэн. Но, увидев, что мне плохо, уходит.

***

Мама отводит меня в больницу. Там мне прокалывают руку иглой и наполняют кровью стеклянную пробирку. Мне не нравится. Это больно. А еще они заставляют меня пописать в пластиковый стакан. Это мне тоже не нравится.

Медсестра измеряет температуру и задает вопросы, а потом уходит.

Мы с мамой долго ждем доктора. Он какой-то неприятный и не нравится мне.

Доктор проверяет мои уши, горло, слушает сердце и задает те же самые вопросы, что и медсестра.

А потом раздается стук в дверь, и какая-то женщина вручает ему бумаги. Она приятная. Мне хочется, чтобы она осталась, а он ушел. Доктор заглядывает в бумаги и быстро изучает их.

После чего смотрит на маму и говорит:

— Она беременна. — Интересно, о ком это он. Только взрослые могут забеременеть. Так сказала мама, когда я спросила ее, откуда берутся дети. «Когда ты вырастешь, то выйдешь замуж и родишь детей». Но я еще не выросла. И не вышла замуж.

Мама смотрит на меня; ее глаза недовольно сверкают. Мне страшно.

— Ты занималась сексом, Джейн? — Секс — это наш с Дэном секрет. Она не должна ничего о нем знать.

Я очень быстро мотаю головой. Я в курсе, что врать нельзя. «Ложь — это грех», — говорит мама.

— Ложь — это грех, Джейн. Не ври, иначе Господь накажет тебя.

Я молча сижу, ожидая, когда на меня обрушится гнев Господа или мамы. Мне не хочется ни того, ни другого.

—Я должен осмотреть ее. Вы предпочтете остаться или выйти? — говорит доктор.

— Я останусь, — произносит мама. Но по ее голосу и не скажешь. Скорее, ей хочется ударить меня ремнем, который висит в ее шкафу.

Врач просит меня снять нижнее белье и лечь на стол, а сам настраивает какие-то штуковины, которые выглядят как рожок мороженого на конце. Я делаю, как он говорит. Доктор надевает перчатки, достает из ящика пакет и разрывает его. Я не вижу, что внутри, но слышу, как он кладет что-то на небольшой металлический поднос, который стоит рядом с ним. Мне не нравится этот звук. Он слишком громкий.

Мужчина поднимает по очереди мои ноги и кладет их в рожки мороженого.

Когда он просит меня подвинуть бедра ближе к нему, я перестаю улыбаться и думать о мороженом.

— Нет, — восклицаю я. Он увидит, что у меня под платьем, а я этого не хочу.

Я слышу, как они с мамой вздыхают. У мамы это выходит зло, как когда она цитирует Библию перед тем, как наказать меня: «Я накажу мир за зло, и нечестивых — за беззакония их». Его же голос звучит раздраженно, как у моей самой нелюбимой учительницы, когда я говорю, что не понимаю ее вопросы.

— Я не смогу осмотреть тебя, если ты не придвинешься ближе и не согнешь ноги.

Я не хочу, чтобы он осматривал меня. Но мамин взгляд говорит, что она в ярости и мне лучше делать то, что просят.

Я пытаюсь не думать о происходящем и выполняю требование доктора. У меня трясутся колени, когда он раздвигает их. И я ничего не могу с собой поделать.

— Прекрати трястись и дай ему осмотреть себя, — рявкает мама. Таким голосом она обычно отправляет меня в комнату, когда к ней приходят мужчины.

И тогда я начинаю плакать, задерживая дыхание, чтобы не издать ни звука. Только слезы текут по лицу.

Перчатки доктора холодные и мокрые. А мои слезы настолько горячие, что я крепко зажмуриваюсь.

— Ты можешь почувствовать неудобство, — произносит мужчина.

Я не понимаю, о чем это он, пока внутрь меня не проскальзывает что-то, похожее на ложку. Она холодная, но я не чувствую никакого неудобства. А потом он что-то делает и мне становится больно. Доктор, вы большой обманщик. Такое ощущение, будто он раздвигает меня изнутри.

Когда мужчина вытаскивает ложку, боль прекращается. Зато он засовывает в меня пальцы. Мне хочется вырвать. Только Дэн может дотрагиваться до меня там. Я сглатываю, пытаясь сдержать тошноту.

— Все нормально. У нее есть гинеколог? — Он разговаривает с мамой, будто меня и нет в кабинете.

— Я запишу ее к своему, — отвечает мама.

Доктор уходит.

— Одевайся. Я буду ждать тебя возле регистратуры. Тебе нужно сдать много анализов. — Мои глаза все еще закрыты, но я вижу ее злость. Она ярко-красная, как огонь.

Не переставая плакать и дрожать, я натягиваю на себя одежду.

Все обратную дорогу мама молчит. Я знаю, что она приберегает злость и ярость до дома. Дом — единственное место, где она позволяет себе срываться на мне. И это всегда больно.

Я не говорю маме, что у меня был секс с Дэном. Я пообещала ему, что никогда и никому не расскажу об этом. А у меня хорошо получается хранить секреты.

***

В следующую среду, когда Дэн приходит ко мне домой, я говорю ему, что беременна. Он выглядит удивленным. У него бледнеет лицо, как у мамы в прошлом году, когда я рассказала ей, что съела четыре ее особых брауни. Мы идем в комнату и целуемся несколько минут, а потом он встает и просит меня встать на колени. Я так и делаю. Дэн говорит мне открыть рот. Я подчиняюсь. Он засовывает член мне в рот. Я начинаю задыхаться, но он все повторяет:

— Расслабься, Джейн. Мне будет хорошо. Ты ведь хочешь, чтобы мне было хорошо? — Я киваю.

Он говорит, чтобы я сосала его член, как леденцы, которые мне нравятся. Я так и делаю, но это совсем не похоже на леденцы. Вскоре он начинает двигать бедрами, а я продолжаю сосать. Потом хватает меня за волосы и двигается быстрее.

— Вот так, Джейн. Идеально. Продолжай. — Мне нравится, что он говорит «шоколадным» голосом. Пока рот не наполняет горячая жидкость. Я кашляю и срыгиваю ее, а остатки сглатываю. Мне не нравится эта жидкость: она липкая и соленая. Дэн обхватывает член рукой и дергает его. Это, наверное, больно, но выражение его лица делает меня счастливой.

— Хорошая девочка, — говорит он. — Очень хорошая. Я хочу попробовать кое-что еще перед тем, как уйти.

Не знаю, что он имеет в виду, но большинство вещей, которые делает Дэн, нравятся мне, поэтому я киваю.

— Хорошо.

— У твоей мамы есть какое-нибудь масло для готовки? — интересуется он.

Я снова киваю.

— Иди и принеси его, красавица.

Я возвращаюсь с растительным маслом. Он берет его и ставит на пол. А потом просит меня встать на колени.

Я встаю. Мне не нравится, когда Дэн занимается со мной сексом в такой позе, потому что он не может целовать меня. А я люблю целовать его.

Он прикасается ко мне сзади. Это приятно. Потом разрывает пакетик с «резинкой» и засовывает в меня член. Это тоже приятно, но он почему-то крепко держит меня за бедра и вбивается сильнее, чем обычно.

— Мне будет не хватать этого, — говорит он. Я не понимаю, что он хочет этим сказать. Дэн вообще много говорит, когда двигается во мне и обычно его слова не имеют никакого смысла. По большей части, он ругается. Я знаю, что это грех, но, когда он произносит их «шоколадным» голосом, я забываю об этом.

Я чувствую, как он выходит из меня, поднимает бутылку с маслом и снимает с нее крышку. Но не оглядываюсь, чтобы посмотреть, что он делает. А потом мокрые от пота волоски на его груди прижимаются к моей спине, и он шепчет мне на ухо:

— Расслабься или тебе будет больно. Я не хочу делать тебе больно, Джейн. Хорошо?

— Хорошо.

— Дыши глубоко. Дыши глубоко, пока я не закончу. Ты ведь хочешь сделать мне приятное?

— Да, — даже не раздумывая, отвечаю я.

Дэн раздвигает мои ягодицы руками. Я чувствую что-то теплое и влажное. А потом он начинает проталкиваться в меня. Но не в обычное место. Что-то не так.

— Расслабься, — напоминает он мне.

Я не могу расслабиться. Я не понимаю, что происходит.