— Тебе какая разница, — бурчит он.
— Мне нравится баскетбол, — отвечает Кай.
— Правда? — И тут я вспоминаю. — Шеймус тоже играл в баскетбол.
— Мы с папой ходили играть в парк, когда жили в нашем доме. А потом, когда переехали в квартиру, кидали мяч в кольцо на площадке.
— Угу. — Я даже и не знала об этом.
— А мне нравится Гарри Поттер, — присоединяется к разговору Рори.
— Книги или фильмы? — Я не читала и не смотрела их, но кто в современном мире не знает Гарри Поттера?
— И то, и другое, — резко отвечает он, но я слышу что за его злостью прячется энтузиазм.
Признаться, мне нравится, что они оба разговаривают со мной, поэтому я продолжаю задавать вопросы.
— А какой у вас любимый цвет?
— Синий, — восклицает Кай. Боже, да он просто вылитая маленькая копия Шеймуса. Тот тоже всегда любил синий цвет.
— Красный, — отвечает Рори. Такой же пылкий и горячий, как он сам. Мне тоже нравится красный цвет.
— А твой? — Вопрос Кая застает меня врасплох. Такой простой вопрос, а у меня ком в горле. Никто, кроме бабушки и Шеймуса, никогда искренне не интересовался мною. На работе подчиненные целовали зад, чтобы выделиться, а начальство требовало показателей. Я не была им интересна, как личность. Моим первым желанием было ответить, что красный, как у Рори, но потом я зашла в тупик.
— Не знаю. Это зависит от обстоятельств, наверное.
— Почему это должно от чего-то зависеть? Если ты закроешь глаза и подумаешь о любимом цвете, то какой представишь себе?
Конечно же, я не могу закрыть глаза, так как веду машину, поэтому выбрасываю из головы все мысли и сосредотачиваюсь на вопросе. Первым на ум приходит оттенок гортензий, которые бабушка сажала по обеим сторонам крыльца. Она так заботилась о них и посвящала им столько времени.
— Перванш.
— Ты его только что придумала, — возмущается Рори. — Я никогда не слышал о таком цвете.
— Это бледно-голубой цвет с сиреневым оттенком. У моей бабушки была гортензии такого цвета. — Мне становится страшно. Я никогда и ни с кем не говорю о ней. Никогда.
— А где она живет? — спрашивает Кай. — Мы можем с ней увидеться?
Мне становится больно. Я не хочу отвечать.
— Как ее зовут, Миранда? — тут же задает свой вопрос Рори. Он чувствует, что мне не по себе и специально тычет в меня палкой, пытаясь вызвать раздражение и злость.
— Кира. Ее звали Кира. — Мне хочется, чтобы мой голос звучал уверенно и даже угрожающе, но ничего не выходит. В нем чувствуется нежность. Это все равно, что перевернуться на спину и, признав свое поражение, позволить ему избить себя палкой, которой он тыкал в меня несколько секунд назад.
— Мне жаль, — произносит Кай.
Я в недоумении, потому что а) не знаю, за что он извиняется, б) вспоминаю сколько раз Шеймус извинялся передо мной без малейшей на то причины, лишь бы сгладить острые углы между нами.
— Почему тебе жаль? — Мне стоило бы промолчать, но кажется сегодня я сама на себя не похожа.
— Потому что она умерла.
— Откуда ты знаешь? — мягко спрашиваю я. Не хочу, чтобы он отвечал.
— Потому что ты сказала, что ее звали Кира. Если бы она была жива, ты бы сказала, что ее зовут Кира, — спокойным грустным голосом объясняет Кай. Впервые в жизни мне становится стыдно, что я его мать и мы связаны родственными узами. Он заслуживает лучшего.
По моим щекам начинают катиться слезы. По многим причинам. Я вытираю их. Но появляются новые.
— Прости, мам, —произносит Кай. У меня разбивается сердце. Он не называл меня так с тех пор, как они переехали в Сиэтл. Может я себе это придумываю, но, кажется, то, что я услышала было своего рода признанием. Маленький милый мальчик признает злую, жестокую женщину.
Следующие несколько часов я рассказываю Каю, Рори и проснувшейся Кире о себе и бабушке: как она растила меня после смерти мамы, где мы жили, о нашей собаке, доме, школе и соседях. Я выкладываю им все. Они хорошие слушатели и задают много вопросов. К тому времени, как мы подъезжаем к району, где живет Шеймус, я начинаю чувствовать себя по-другому. Легче, как будто я сняла с себя тяжкую ношу и поделилась частичкой себя детьми. Тем хорошим, что было во мне до того, как в мою жизнь вошла бабушка и мир окрасился в черный цвет.
Мои дети гораздо человечнее и лучше, чем я.
Я заранее зарезервировала номер в гостинице, в которой раньше останавливалась, но почему-то еду к дому Шеймуса, чувствуя, что должна позволить детям увидеть его сегодня. Да что со мной такое? Наверное, это таблетки что-то делают с моей головой. Или, может быть, дети. Или воспоминания о бабушке всколыхнули во мне чувство вины.
Шеймус не знает, что мы едем к нему. Не знает, что я возвращаюсь. И не подозревает, что его жизнь скоро изменится к лучшему.
В девять часов вечера мы стучимся к нему в дверь. Я никогда не знала, что шок может быть счастливым. Его глаза устремляются к детям: они виснут на нем, а он крепко обнимает их.
Я не могу отвести взгляд от лица Шеймуса. Наверное потому, что последние несколько часов провела, ностальгируя по прошлому. Для меня время будто повернулось вспять. Я жду, когда его глаза встретятся с моими. Жду, когда он скажет что-нибудь милое. И поцелует меня.
Я бы сейчас все отдала за его поцелуй.
Все.
Но этого не произойдет, потому что он святой.
А я сука.
И все знают это.
Включая меня.
Шеймус
— Что вы тут делаете? — В моем голосе звучит надежда, хотя я уже давно понял, что она может стать опасным оружием в руках Миранды.
Все молчат. Дети смотрят на Миранду, будто она одна знает ответ на этот вопрос.
— Я переехала в Калифорнию.
Во мне снова поднимается надежда.
— Что это значит? — Мне так и хочется прокричать: «Просто скажи, что дети снова будут жить со мной!» Но я жду.
— Мы с Лореном разошлись. — Значит, он ее выгнал. Иначе бы она сказала, что бросила его.
Мне так и хочется тыкнуть в нее пальцем и громко рассмеяться в лицо, но я не желаю, чтобы дети видели, как я радуюсь чужой беде. Нам нужно поговорить с ней наедине, потому что если она не собирается делить со мной опеку или, что предпочтительнее, полностью отдать ее мне, то я выскажу все, что о ней думаю.
— Эй, ребята, почему бы вам не забрать из машины сумки? Можете ложиться сегодня в своей комнате, — говорю я им. Наплевать, если у Миранды другие планы.
Она не успевает даже открыть рот, как они выбегают за дверь и спускаются по лестнице.
У нас не очень много времени, поэтому я задаю ей вопрос, который до этого хотел прокричать:
— Просто скажи, что дети снова будут жить со мной! — Тихий голос не скрывает моей злости. Я раскрываю перед ней карты. У меня нет козыря в рукаве, хотя по другому с Мирандой нельзя. Но сейчас нет времени на игры. Я хочу, чтобы дети вернулись ко мне!
Я слышу, как захлопывается дверь в машине. Миранда оглядывается на стоянку, а потом снова смотрит на меня.
— Давай поговорим, когда они лягут спать?
Не скажу, что мне нравится мысль о том, что она задержится у меня в квартире, но если это даст мне шанс вернуть детей, то я сделаю все, что угодно. Я отхожу от двери, чтобы она могла войти.
— Хорошо. Мы поговорим, когда они лягут спать.
Сияющия и фальшивая Миранда устраивается на мягком и настоящем диване.
Дети заносят чемоданы, и я помогаю отнести их в комнату. Мы какое-то время болтаем, а когда Рори и Кира начинают зевать, достаем пижамы, чистим зубы и они отправляются спать. Я обнимаю и целую их и как только выхожу в коридор, мое счастье испаряется как дым. Миранда так и сидит на диване, как почти два часа назад. У нее в руке наполовину пустая бутылка вина. Наверное, купила его пока я был с детьми. Я не вижу стакана, значит она пьет прямо из горла. Увидев, что я вхожу в комнату, Миранда хлопает по дивану.
— Садись. — Она не пьяна. Миранда всегда дружила с алкоголем лучше, чем я.
Я сажусь на другой конец дивана, подальше от нее.
— Ты без трости? — удивленно спрашивает она.
Я киваю.
— Сегодня у меня хороший день, так что она ни к чему. Ко мне практически вернулась чувствительность, а боль появляется только если я перегружаю ногу. — Я замолкаю, поняв, что слишком уж разоткровенничался с ней.
Миранда протягивает мне бутылку вина.
— Выпей, Шеймус.
— Нет. — Как же приятно отказывать ей, даже в чем-то маленьком и незначительном.
— Ну, мне тогда больше достанется, — не обижаясь, отвечает она.
Мне становится горько от того, что приходится сидеть с ней рядом, поэтому я встаю, иду на кухню и выпиваю рюмку текилы, за ней еще одну, а потом достаю из холодильника два пива — оба для себя — и возвращаюсь к ней.
— Помнишь, когда мы только начали встречаться, ты писал мне любовные письма? — Миранда говорит со мной, но не смотрит на меня. Ее взгляд заволокла пелена воспоминаний.
— Я не хочу говорить об этом.
Она откидывает голову на диванную подушку, а потом поворачивается ко мне. Алкоголь расслабил ее, и теперь я вижу морщины у нее на лбу и в уголках глаз.
— Почему нет?
Я делаю несколько глотков пива и только после этого отвечаю:
— А смысл? Нам нужно поговорить о детях.
Миранда сгибает ноги в коленях и кладет их на диван.
— Я к ним и веду. Все началось с любовных писем. — Странно, я думал, что она будет вести себя раздражительно и нагло, но Миранда говорит вполне мирно и разумно, что меня слегка пугает.
— А закончилось документами о разводе. — Я делаю еще один глоток и тычу в нее горлышком бутылки. — Ах да, а еще тем, что ты начала трахаться со здоровым мужчиной. Давай не забывать об этом.
Она тоже делает глоток вина
— Я была неправа и совершила много ошибок.
— Это точно. — Я чувствую, как сжимается горло. Мне так и хочется напомнить ей об аборте. У меня внутри все трясется от злости. Но сначала нужно решить вопрос с опекой.
"Сука-любовь" отзывы
Отзывы читателей о книге "Сука-любовь". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Сука-любовь" друзьям в соцсетях.