Третье чувство кажется немного чуждым, предателем, который вторгся в мое горькое существование. Это облегчение, потому что кто-то думает, что мне нужна трость. Оно успокаивает меня.

Но облегчение охватывает лишь на наносекунду, ведь я упрямый тридцатичетырехлетний мужчина и отказываюсь пользоваться тростью.

Трость кричит о беспомощности и слабости.

Это не для меня.

Может, я и не чувствую ног ниже талии, кроме изредка случающегося покалывания, но не стану пользоваться тростью, как какой-нибудь разбитый старик.

— Кира, дорогая, не могла бы ты сделать мне одолжение и убрать это в мою комнату? — Мне хочется облить ее бензином и поджечь на коврике в акте неповиновения и протеста. Но я не могу не увидеть иронию в том, что ее положили на коврик, который больше не говорит «WELCOME».

Она поднимает трость одной рукой, а конверт другой.

— А что насчет письма? На нем твое имя, — прочитав его, говорит Кира.

— Просто положи его на мою кровать вместе… — Я не могу даже произнести этого слова, — с этим.

***

После обеда мы играли в настольные игры и смотрели фильмы по «Нетфликс» пока на улице безостановочно шел дождь.

***

Дети уже в кроватях. Когда я обнял и поцеловал их на ночь, то увидел три счастливых и довольных лица. Я уже давно не видел, чтобы они так улыбались. Слишком давно. Даже Кай широко улыбался. А Кай всегда делает только то, что думает и чувствует. Честность словно родилась вместе с ним и проникла в каждую клеточку тела. Когда он что-то чувствует, то это сразу видно. И сегодня он был счастлив.

А это делает счастливым меня.

Я забываю о горечи.

И даже намеке на нее.

Пока не вхожу в свою комнату и не вижу трость, которая лежит на кровати.

Во мне мгновенно начинают бурлить эмоции, раздражение, в первую очередь. Кто-то посмел судить обо мне. Я даже подумал, что это могла быть Миранда, что было глупо, так как она живет в другом штате. К несчастью, она не гнушается совать свой нос в мои дела или принижать мое достоинство. У нее всегда это хорошо получалось. Боже мой, что я вообще увидел в ней?

Я открываю конверт и по мере прочтения записки, снова испытываю облегчение.

И смущение.

Но не злость.

Шеймус,

Сегодня я была в магазине подержанных товаров и увидела это. Подумала, что это убережет тебя от еще одного пораненного колена. Знаю, ты крепкий парень, но у тебя такие привлекательные колени, что стыдно их разбивать. К тому же, мне грустно видеть твою боль.

Фейт

Фейт. Конечно, это была Фейт. Трость оставили с хорошими намерениями. Не для того, чтобы посмеяться.

Но я не буду пользоваться ей. Я упрямый. Это все равно, что повесить на себя табличку: «Я беспомощный».

Я прячу ее в шкаф, возле задней стенки, за стопкой журналов и туфлями. А когда больше не вижу ее, то облегчение тает в воздухе и все, что остается — это смущение. Оно тычет в меня и дразнит. Я не знаю, откуда оно появилось, потому что это совершенно новый вид смущения. Ветка, которая растет на дереве смущения, но не сук, на который бы я забирался. Она кажется шаткой и слишком тонкой, чтобы выдержать мой вес. Это смущение связано с влечением и сексуальностью. Это понимание того, что мужчины с проблемами со здоровьем, мужчины, которым нужна трость для того, чтобы жить, особенно в моем возрасте, не являются желанными, отчего я чувствую, что проиграл этой болезни что-то еще. Чувствую, что потерял способность привлекать противоположный пол.

Я понимаю, что, когда Фейт говорит «привлекательные», она не хочет унизить меня. Но то, что она симпатичная женщина, которая использовала это слово в своей записке, обрушивает на меня лавину прозрения, что я на пути к одиночеству, целибату и пожизненному холостячеству. Я знаю, что она ничего не имела под этим в виду. Просто иногда одно-единственное слово подстегивает мысль. А мысль, оказавшись на перекрестке, может пойти по пути позитива или же выбрать негатив.

В последнее время мои мысли всегда поворачивают налево и выбирают негатив.

Иногда я мыслю иррационально, я знаю это, но даже иррациональная мысль кажется очень и очень реальной, когда ты находишься в дерьме.

А я нахожусь именно в нем.

В дерьме.

Глава 16

Обычным и нормальным, я бы хотел быть таким парнем

Шеймус

Настоящее

После ужина мы с детьми ходили на пляж. Фейт снова стояла на ящике из-под молока и дарила объятия всем желающим. Когда я увидел ее, меня вновь охватил страх. Сожаление стало вторым чувством.

Кира получила свое объятие.

Остальные из нас — нет.

Мы с Фейт не разговаривали с того инцидента с тростью на прошлой неделе. Я не могу смотреть на нее, потому что знаю, кем она видит меня. Я парень, который падает с лестниц и ранит себя.

Я не хочу иметь рассеянный склероз.

Я не хочу никаких симптомов.

Я не хочу ограничений.

Я не хочу чувствовать боль.

Я не хочу чувствовать смущение.

Я просто хочу быть парнем, который поднимается по лестницам и про него никто и ничего не думает, потому что это кажется обычным и нормальным.

Вот, кем я хочу быть.

Глава 17

Да пошел этот фасад

Миранда

Флешбэк

Я всегда хотела стать вице-президентом до того, как мне исполнится тридцать. Должности очень важны, они показывают восхождение по карьерной лестнице. А с восхождением приходит власть.

Сейчас я настолько близка к цели, что практически чувствую ее. Мои потрясающие инстинкты снова со мной. Год, после рождения Рори, я боролась, чтобы взять себя в руки, но теперь я вернулась с твердым намерением не позволить ничему и никому пустить под откос мою мечту.

Вице-президент «Маршаллс Индастриз» через три месяца уйдет на пенсию. Начались интервью и поиски человека на его место. Он эксцентричный старикашка, чье время пришло и ушло еще десятилетие назад. Последние несколько лет я делала все, что могла, чтобы он хорошо выглядел в глазах совета директоров, а заслуги за это приписывали мне. Это довольно тяжело, потому что когда ты дирижер и симфония в одном флаконе, то сложно добиться того, что публика была внимательной и замечала и то, и другое. Моя публика это заметила.

Президент, Лорен Букингэм, — очень влиятельный мужчина. Он следит за работой «Маршал Индастриз» из своего офиса, который находится в сотнях миль отсюда, в Сиэтле. Никто не общается с ним лично, если только его не вызывают к нему.

В прошлом месяце вызвали меня.

Он старше меня на двадцать лет. Привлекательный в той мере, которую дают большие деньги и хорошее воспитание. Блеск в его глазах словно кричал: «Я могу купить и продать тебя», и это выглядело чертовски сексуально для меня. Простое пожатие его руки завело меня больше, чем все, что я когда-либо пробовала. Власть и могущество в его прикосновении ощущалось как смертельный удар током, что было чрезвычайно эротичным.

Интервью прошло хорошо.

Ужин еще лучше.

Я вернулась домой, будучи уверенной, что прошла во второй этап.

***

Сегодня второй этап.

Шеймус пожелал мне удачи, когда я уезжала в аэропорт.

Но она мне не понадобится. Я сама разберусь со всем. Именно это у меня получается лучше всего. Завершать сделки.

Из аэропорта меня забирает на тонированном внедорожнике личный водитель мистера Букингэма. Когда мы проезжаем выезд в деловую часть города, где находится его офис, я спрашиваю.

— Мистер Букингэм попросил вас доставить меня в его резиденцию, — отвечает он.

Я не могу сдержать самодовольную ухмылку, которая слегка приподнимает кончики моих губ. Пудрюсь, освежаю на губах помаду и распускаю верхние четыре пуговицы на шелковой блузке. Несколько месяцев назад я сделала подтяжку груди, потому что возраст и беременности плохо сказались на ней. Сейчас она выглядит феноменально, и я не против показать ее, чтобы усилить свое преимущество. Во время последней встречи между нами пробежала химия, я почувствовала это. И можете быть уверены, сегодня я воспользуюсь этим в своих целях.

Его резиденция больше похожа на поместье, расположенное за элегантным кованым забором и автоматическими воротами. В тот момент, когда я вижу его роскошный дом, меня непроизвольно охватывают видения о том, как я живу в нем с ним, и мы вместе управляем его империей. Мои мысли и тело просто вибрируют от желания. Желания, которое вызвано властью и деньгами. Желания, ради которого я пойду на все.

Да пошел этот фасад, за которым я живу. Я хочу это. Это моя судьба.

Водитель останавливается на круговой подъездной дорожке и подводит меня к входной двери, а потом запрыгивает в машину и исчезает за домом с моими чемоданами.

В дверях меня сухо приветствует пожилая особа с царственной осанкой. Она внимательно осматривает меня с головы до ног, и я сразу начинаю сожалеть, что расстегнула четыре пуговицы, а не две.

Но только до того момента, как в громадный холл заходит мистер Букингэм, и я замечаю, как его глаза медленно опускаются на мои шпильки и ползут вверх по загорелым ногам к краю, бесспорно короткой, но дизайнерской юбки, а потом перескакивают и оценивающе останавливаются на декольте. Он поднимает брови и сексуально ухмыляется. Даже когда брови возвращаются в свое исходное положение, он продолжает ухмыляться и, встретившись со мной взглядом, произносит:

— Миссис Макинтайр, так приятно вас видеть снова.

Пожилая женщина недовольно фыркает и, не сказав ни слова, уходит.

Мистер Букингэм наклоняется слишком низко, чтобы это можно было посчитать приличным, и шепчет:

— Это моя мама, пожалуйста, извините ее. Иногда она забывает.

Я игриво улыбаюсь и спрашиваю:

— Забывает?